– Но, господин Франклин, вам, несомненно, известно, что его величество намерен расположить двор здесь, в Чарльз-Тауне.

Франклину показалось, что мир перевернулся, он только и смог выговорить:

– А-а, понимаю.

– Вам вовсе не нужно покидать родину.

Франклин сделал большой глоток вина.

– Это очень лестное предложение, – начал он. – Я с удовольствием готов обсудить основополагающие моменты, но, конечно, не здесь, как вы верно заметили. Не стоит утомлять дам нашими скучными разговорами.

Стерн улыбнулся и поднял бокал:

– Браво, господин Франклин. Мы непременно все это обсудим.

Франклин кивнул и повернул голову в сторону стола, за которым сидел Джеймс.

"Итак, ты намерен перевезти сюда Англию со всеми ее потрохами", – подумал он.

Франклин был уже изрядно встревожен происходившими событиями, но от того, что он увидел, мороз пробежал по коже. За спиной Стерна стоял король, и сейчас он разговаривал с высоким, очень подвижным человеком в темном камзоле и парике, черные локоны которого ниспадали ему на плечи. Человек рассмеялся какой-то шутке короля, и на мгновение Франклину показалось, что глаза человека вспыхнули красным огнем, а за спиной у него воздух сгустился и завился спиралью. Франклин не спеша полез в карман, нащупал прохладную поверхность круглого компаса, определявшего наличие в окружающем пространстве malakim. Будто глядя на часы, он скользнул глазами по компасу.

Его стрелка указывала прямо на человека в темном камзоле.

– Сейчас только пять часов, – сказал Стерн, заметив его движение. – Для колоний это поздний час?

– Чрезвычайно, – пробормотал Франклин.

Ему следовало сразу же допросить пленного колдуна. Сейчас это может оказаться слишком поздно.

Систематика[12]

Воздух в Королевском ботаническом саду был очень теплый и влажный, насыщенный густым ароматом орхидей и острыми испарениями почвы, пропитанной терпкими экзотическими запахами Индии, Таити, загадочной Африки и Мадагаскара.

Но Адриана ничего этого не замечала. Она шла по саду со своими учениками, проводя урок в соответствии с расписанием, будто ничего плохого не случилось. Неожиданно нависшей над ней опасности она позволила лишь одну незначительную уступку – ее сопровождали два лоррейнских телохранителя. Невидимые силы роем следовали за ней, но она старалась окружающим казаться спокойной и занятой своим обычным делом. И все это время она думала о своем сыне о Нико. О малыше, прильнувшем к ее груди, когда она скиталась по дорогам Франции, растерзанной войной, о малыше, только что научившемся ходить, но уже маршировавшем с лоррейнской армией, о странном видении мальчика в восточных одеждах. Потеря сына осталась у нее на сердце глубокой, незаживающей раной.

Она пыталась отвлечься, наблюдая, с каким энтузиазмом ее студенты воспринимали все новое и как украдкой обменивались взглядами.

– Что за восхитительные цветы эти орхидеи! – воскликнул один из них, по имени Карл фон Линней[13].

Адриана, выбрав одну из самых диковинных орхидей и проведя пальцем по внутренней стороне пурпурного лепестка, сказала:

– Когда я училась в Сен-Сире, нам не разрешалось смотреть даже на нарисованные орхидеи. Считалось, что они возбуждают сладострастие.

– Я, я не – залепетал Карл, бледное лицо шведа зарумянилось. – Я не понимаю, – произнес он смущенно и неловко.

Краем глаза Адриана заметила, что ее вторая ученица, молодая француженка Габриель Эмили ле Тоннелье де Бретой, тоже покраснела.

– Мадемуазель Бретой, неужели восхищение цветком мсье Линнея оказалось столь заразительным?

Бретой очень быстро овладела собой. Ее темно-зеленые глаза удивленно посмотрели на Адриану.

– Как и он, я восхищена их необычайным разнообразием. Я поражена тем, что Бог сотворил не один вид, а такое неисчислимое множество.

– Да, – произнес Линней, кашлянув, – именно это меня и восхитило, мадемуазель.

– Разнообразие мхов и лишайников восхищает вас в такой же степени?

– Конечно же, честно говоря, мы с Эми я хотел сказать – с мадемуазель Бретой, как раз и хотели обсудить с вами эту тему.

– Продолжайте, я слушаю вас.

Линней нервно улыбнулся. Он был недурен собой, хотя и не красавец, среднего роста, немного застенчивый, чуть полноватый, добродушным лицом чем-то похожий на тюленя.

– Мне кажется, было бы разумно и удобно классифицировать на научной основе все виды растений и прочих живых существ.

– Зачем?

– Затем, чтобы увидеть, как сам Господь Бог выстраивает в иерархическом порядке живые существа. Разве не в этом заключается призвание науки?

Адриана вздохнула:

– В этом. Но почему эту тему вы хотите обсудить именно со мной? Мои интересы в ботанике ограничиваются эстетическими наблюдениями.

– Да, мы знаем это – вступила в разговор Бретой. – Но…

– И, насколько мне известно, мадемуазель, – перебила ее Адриана, – ваш интерес к растениям возник совсем недавно. Мне всегда казалось, что вы более всего склонны к математике и воздухоплаванию.

– Да мадам это так. Но что касается растений, здесь наши интересы с мсье Линнеем совпадают.

– Я ожидала этого, – сказала Адриана несколько сухо, и не без удовольствия наблюдая, как ее ученики вновь залились краской. – Но я хотела бы услышать, в чем именно они совпадают.

– Растения можно классифицировать в соответствии с их характеристиками, – начал Линней. – Объединяются в группы растения, имеющие сходства. Мне кажется, что именно таким образом Создатель сотворил все живое согласно логике: орхидея – это вид растения, a Palma Christi – вид орхидеи, и так далее. И если Он таким образом сотворил растения то и с животными он поступил точно так же. И если животные… – Он замолчал, почувствовав некоторую неуверенность.

– Мы думаем, появление malakim соответствует этому принципу творения, – закончила за него Бретой.

Адриана остановилась и посмотрела на парочку в совершенно новом свете. До сих пор она считала их совсем юными, хотя им было по двадцать пять, а ей всего на шесть лет больше. Линней приехал в Академию из университета Упсалы, а Бретой прибыла как беженка, без гроша в кармане, из Франции, под патронатом общества Мопертюи[14]. И оба ученика по ее мнению, были необыкновенно одаренными, хотя и очень наивными. Но, похоже, она их недооценивала.

– Хорошо, – сказала Адриана, – я уже однажды ставила перед собой такую задачу – я имею в виду malakim, не растения, – но мне никогда не удавалось даже близко подойти к ее решению. Но позвольте мне задать вам вопрос, мадемуазель. Мсье Линней считает, что растения можно разбить по категориям в соответствии с их морфологией. Но malakim, за редким исключением, невидимы человеческому глазу. По каким же признакам вы намереваетесь их классифицировать?

Бретой улыбнулась. Ее нельзя было назвать красавицей – широкая в кости, но не толстая, высокая и на вид очень сильная, даже мускулистая. Но ее улыбка и сияние глаз затмевали все изъяны тела, очевидно, так же казалось и Линнею. Или, возможно, он принадлежал к той редкой категории мужчин, которые интеллект женщины ценили более ее форм.

– Я бы классифицировала их в соответствии с математическими характеристиками, мадам.

– Очень хорошо. В таком случае я даю вам разрешение продолжать в этом направлении.

– Но нам, конечно же, потребуется ваша помощь. Никто не обладает такими знаниями о malakim, как вы.

Адриана, признавая это, неохотно кивнула и пошла дальше, пытаясь найти радость и отдохновение в красотах сада. Обычно ей это удавалось, окружавший ее мир зачах под покровом снега и льда, но здесь, в саду, согретом искусством науки, росли, цвели и благоухали растения, привезенные из самых отдаленных уголков земли. Однако сегодня ее голова была занята только одной мыслью: в каком из этих дальних уголков мира томится в плену ее сын? Но особенно ее мучил вопрос – почему?