— Да я слова тебе не сказал!

— Я заметил, — ответил Сажин и не спеша пошел к таксофонам у входа в клинику.

— Ключи отдай! — крикнул ему вслед первый собеседник.

— В городском управлении внутренних дел есть кабинет тридцать один, — через плечо сообщил Сажин. — Жду тебя там завтра.

— Хрен! У меня запасной есть.

— Безумно рад за тебя.

Сквозь стеклянную дверь Сажин заметил в вестибюле больницы старшую сестру Коли Демина и на время отложил звонок по телефону. Он вошел в здание и направился к девушке. Позавчера, вскоре после происшествия, он не стал ее допрашивать — с милицией разговаривал отец. Но теперь Колина сестра выглядела нормально, и дознаватель обратился к Ней, на всякий случай представившись:

— Здравствуйте. Я — Сажин из управления внутренних дел.

— Привет. Я уже видела вас, — ответила она.

— Тем лучше. Сейчас к вашему брату приходили друзья. Вы их знаете?

— Двоих. Миша Калинкин и Леша Петров. Мы в одном доме живем.

— Спасибо большое. Как Коля?

Девушка опустила глаза. Потом тихо сказала:

— Возможно, выживет.

— Скажите, как можно с вами связаться, если еще что-нибудь понадобится?

Она молча написала на бумажке два телефона.

— Это рабочий, это — домашний. Зовите Свету.

— Спасибо.

Юра проводил ее до дверей, потом зашел в будку таксофона и позвонил Ростовцеву. Разговор он закончил словами:

— Ты можешь их перехватить. Я забрал ключ от одного мотоцикла, и они теперь ведут его «под уздцы».

Покинув будку, Сажин увидел поблизости бородатого мужчину и оглядел его с подозрением. Потом на всякий случай потребовал документы.

— А вы кто, позвольте узнать? — поинтересовался подозрительный незнакомец.

Сажин показал ему свое удостоверение. Бородатый протянул дознавателю свое.

«Зарайский Олег Иванович, журнал „Криминальный мир“», — прочитал Юра и не рискнул просить показать паспорт. Еще не хватало засветиться в прессе в роли какого-нибудь держиморды.

— По делам у нас? — спросил он, возвращая удостоверение.

— Естественно, — ответил Зарайский. — Вам, ребята, надо радоваться, что здесь не Америка. А то бы к вам в город пожаловала вся пресса страны, а не только мелкие сошки вроде меня. А вы не связаны с делом Ружевич?

— Нет. У меня другой круг обязанностей.

Сажина так и подмывало разобраться с этим бородачом более тщательно. Но он никак не мог решить, где кончается бдительность и начинается мнительность. Будь Юра бывалым милиционером, он, конечно, потребовал бы паспорт без колебаний. Но вся беда в том, что Сажин не был бывалым милиционером. И пока он раздумывал. Зарайский уже вошел в вестибюль больницы, и гнаться за ним теперь было смешно — особенно если он и вправду окажется журналистом из Москвы.

Олег Иванович Зарайский, разумеется, не был журналистом из Москвы. А был он пропавшим без вести сотрудником охранного агентства «Львиное сердце» Олегом Ковалем, который, подобно хорошей служебно-розыскной собаке, имел что-то вроде верхнего чутья. Он умел отслеживать не только все необычные события и явления вокруг себя, но и улавливать связь между ними, даже если на первый взгляд связи никакой не было. И это при том, что со времен работы в КГБ Коваль занимался в основном охраной разных высокопоставленных лиц, а вовсе не розыском.

Сейчас его особенно интересовали парики и бороды. С ночи взрыва на Западном шоссе Ковалю не давало покоя видение двух хиппиобразных парней, сажающих в такси пьяную девушку. И первое, что он сделал, когда были готовы фальшивые удостоверения — это нашел ту бабку, которая видела упомянутую сцену воочию и рассказала о ней милиции.

Представившись инспектором из МВД, Коваль выспросил у старушки подробности, но надежда узнать что-нибудь новое не оправдалась.

Когда он попытался сунуться в таксопарки, трудности частного расследования сразу дали о себе знать. Коваль быстро понял, что с удостоверением сотрудника МВД он на этом фронте быстро засыплется, а с Рналистскими корочками ему не добраться ни до информации о рейсах в ночь похищения, ни до картотеки отдела кадров, где можно отыскать какой-нибудь след.

И тогда Коваль решил подключить конкурентов.

Про фанатское расследование он догадался сразу, как только узнал об аварии на улице Матросова. Достаточно было сопоставить несколько фактов — участие рокеров в инциденте на Западном шоссе, ночную гонку с трагическим финалом и таинственное появление у Артема Седова видеокассеты и парика.

Милиции свести воедино эти факты было труднее. Даже Сажин сумел увязать между собой только два последних — про первый он просто ничего не знал, хотя и догадывался. Дело в том, что после взрыва на Западном шоссе все преследователи разъехались кто куда, подальше от места происшествия, причем рокеры — быстрее всех. К моменту прибытия милиции на шоссе остались только горящая «Волга», «рафик» с пробитыми шинами да несколько машин, остановившихся уже после того, как все произошло.

Ребята из «рафика» утверждали, что на мотоциклах были киллеры-наводчики, и что аварийную ситуацию на дороге создали именно они. Ростовцев склонялся к мысли, что похищение и взрыв напрямую связаны между собой, и полагал, что мотоциклисты вкупе с гранатометчиком могут быть одновременно похитителями Яны Ружевич.

Сажин, сам того не зная, поколебал эту версию, предположив по наитию, что похититель, столкнувшись с выследившими его рокерами, отнял у одного из них мотоцикл. Но сам ход погони свидетельствовал, что чернобородый блондин прекрасно справляется с мотоциклом — то есть не исключено, что в эту ночь он оказался без своего собственного железного скакуна случайно. А следовательно, предположение Сажина версию Ростовцева по большому счету не опровергало.

Расставить точки над «i» Ростовцев мог, только побеседовав с рокерами. А это как раз было делом архитрудным. Ведь, ответив честно на вопросы инспектора утро, любители езды без правил загоняли себя под обвинение в неосторожной езде, нарушении правил дорожного движения и создании аварийной обстановки. И наоборот, не отвечая ничего, они сохраняли статус-кво, поскольку обвинить их было не в чем. Не пойман — не вор.

Теперь у Ростовцева были две фамилии, и ему почти удалось перехватить их обладателей у больницы. Но первый собеседник Сажина, едва заметив подъезжающие «Жигули», сказал друзьям: «Сматывайтесь, это менты», и трое его спутников выжали полный газ.

Задержанный рокер, будучи доставлен в кабинет Ростовцева, потребовал немедленно пригласить адвоката и предъявить обвинение, а также сообщил, что подает в суд на управление внутренних дел за незаконное присвоение его имущества (соответственно, ключа от мотоцикла и самого мотоцикла). После этого он не промолвил больше ни слова, даже имени своего не назвал, и во всем его поведении чувствовалось влияние более опытного и умного товарища, успевшего проинструктировать его в промежутке между расставанием с Сажиным и встречей с Ростовцевым.

Как раз в это время Коваль звонил из автомата Седову, зная, что тот наверняка сообщит об этом звонке и милиции, и своим друзьям фанам.

Подняв трубку, Седов услышал такие слова:

— Похитители Яны Ружевич увезли ее с улицы Гоголя на такси. Пусть утро пороется в протоколах.

Седов не обманул ожиданий. Он не слишком любил милицию и еще меньше надеялся на нее, однако мыслил здраво и понимал, что надежды на его «Общественный фонд спасения» мало, а фанатское расследование — это так, игры для трудных подростков. Поэтому после звонка незнакомца (с которым Седов однажды виделся в кабинете у Короленко, но по голосу теперь не узнал) журналист тут же кинулся звонить Ростовцеву, но не застал его, поскольку инспектор отправился на поиски рокеров Леши и Миши.

Тогда Седов позвонил Безбородову, но его тоже не было, поскольку лидер фанов в этот момент занимался спасением Леши и Миши от милицейского преследования и достиг в этом больших успехов. Во всяком случае, Ростовцев их так и не нашел ни в этот день, ни в последующие.