— Через несколько дней ты будешь лежать в больнице с тяжелыми ожогами и переломами костей. А если это не поможет твоим мозгам понять наконец, чего от тебя хотят — окажешься на кладбище. Горбатого могила исправит, слышал? Завтра, когда все будет готово, позвони вот по этому телефону.

Гость протянул бумажку с телефоном и вылез из машины, не слушая более никаких отговорок.

Горенский смотрел ему вслед с чувством полного крушения. Вчерашний день прошел вхолостую, и продюсер по-прежнему не мог предложить Ферзю и его людям ничего, кроме слов.

Только теперь, когда он возвращался с места встречи в гостиницу, в машине зазвонил телефон, и из московского офиса «Вершины» сообщили, что Центробанк и налоговая инспекция дали добро на обналичивание денег со счетов фирмы. Но теперь было уже поздно.

У гостиницы его машину встретила толпа фанов Яны Ружевич. Они начали кучковаться здесь и у здания ГУВД еще позавчера, но с каждым днем их становилось все больше. И если вчера фаны вели себя довольно мирно, то сегодня они были настроены куда более агрессивно.

В их выкрики Горенский не вслушивался, но один резанул по ушам, когда он в окружении охранников Шел от машины к дверям отеля:

— Эй ты, не пудри людям мозги, будто у тебя нет денег!

Деньги у Горенского были — и не какой-то там безнал, который надо высвобождать, разрушая благополучие фирмы, и обналичивать с разрешения Центробанка. Были у него самые настоящие живые деньги в разной валюте, наличные или депонированные на таких счетах, владельцу которых не станут задавать лишних вопросов.

Но деньги эти лежали в Швейцарии, Штатах, на Кипре, Багамах и в некоторых других местах за пределами любимого отечества, и чтобы их получить, Горенский должен был лично явиться туда — открыть сейф своим ключом или расписаться на банковской карточке.

Теперь он как раз обдумывал пути, которые позволят добраться до скрытых на Западе запасов. Сначала надо сбежать из этого города и хотя бы ненадолго сбить с толку людей Ферзя.

Через пару часов Горенский придумал, как это сделать. Его идея была навеяна методами похищения Яны Ружевич, и Коваль, на которого продюсер вчера нажаловался шефу «Львиного сердца», не рискнул возражать, хотя действия предполагались не вполне законные.

К тому моменту, когда правительство страны затеяло бескомпромиссную борьбу с коррупцией и воровством в вооруженных силах, армейские склады, расположенные к северу от города, были разворованы до такой степени, что ужаснулись даже привычные ко всему инспектора. Сам город на этот момент больше всего напоминал никем не контролируемый арсенал. Оружие и боеприпасы, впрочем, шли в основном в горячие точки и в столицу, но все остальное оседало здесь же, в городе. На рынках, не стесняясь торговали армейской тушенкой и ворованным обмундированием. А слезоточивые бомбы и дымовые шашки вообще числились в неликвидах, потому что никому были не нужны. Только после похищения певицы местная «братва» поняла, какая это замечательная вещь, и за четыре дня успела обчистить с применением слезоточивого газа пару магазинов.

Даже на четвертый день после похищения, когда милиция уже серьезно взялась за нелегальных торговцев оружием и его заменителями и продавать этот товар прямо на улице из-под полы стало опасно, Ковалю на покупку дымовых шашек, слезоточивых бомб и противогазов потребовалось всего несколько часов. Однако он все же провозился значительно дольше, чем инспектор утро Ростовцев, который двумя днями раньше проводил эксперимент по закупке аналогичного снаряжения.

Экстренные меры, принятые правоохранительными органами, давали о себе знать и позволяли надеяться, что недельки через три упомянутый товар вообще станет дефицитом. Ростовцев сумел мимоходом дать коллегам сразу несколько ниточек, потянув за которые, они смогли повязать добрую половину городских любителей легкого вооружения. Однако конкретно по поводу продажи снаряжения похитителям Яны Ружевич ничего узнать не удалось. Правда, среди прочей полезной информации промелькнули в протоколах сведения о партии слезоточивого газа в баллонах и бомбах, ушедшей из города через автотранспортное предприятие «Интеррейс». Но там стали копать прежде всего под «дальнобойщиков» и не обратили внимания на шофера административного «газика» Эдуарда Костальского — да и с чего бы обращать на него внимание, если он ушел из «Интеррейса» еще до этой истории с партией газа, уплывшей в Москву. И кому какое дело, что этот Костальский катался в столицу по каким-то своим делам как раз тогда, когда в том же направлении отправились грузовики с нелегальным грузом? У нас, слава Богу, свобода передвижения.

Короче, ничего позитивного для дела о похищении милиция из этой эпопеи по борьбе с незаконным оборотом оружия извлечь не смогла.

Зато она могла радоваться, что подобный беспредел в ближайшее время больше не повторится — хотя по большому счету это не милицейская победа, а результат внутриармейских разборок. Несколько месяцев назад, после грозной инспекции, все начальство складов пошло под трибунал, а многочисленная группа солдат, вполне заслужившая дисбат, отделалась гауптвахтой и вычетами в возмещение ущерба на много лет вперед.

Новое командование учинило на складах образцовую дисциплину, и уже появились первые жертвы. Привыкшие к прежнему бардаку штатские, да и военные тоже, все еще порой забредали на охраняемые объекты в надежде чем-нибудь поживиться или просто сократить путь, а часовые в полном соответствии с уставом палили по ним из автоматов и иногда попадали.

Таким образом, источник запретного товара в городе практически иссяк, и уцелевшие торговцы теперь распродавали старые запасы, которые должны когда-нибудь кончиться — и скорее всего скоро.

Но пока они не кончились, и около полуночи Коваль доложил Горенскому, что все готово для выполнения задуманной им операции.

Ровно в полночь в люксе Горенского зазвонил телефон. Продюсер поднял трубку и услышал уже знакомый ему голос:

— Ружевич. Информация. Парк культуры. Сто метров на север от большого фонтана.

Горенский выругался матом, но трубку на другом конце уже повесили. Горенский тоже положил свою на рычаг и не стал никому ничего сообщать. Он просто бросил Ковалю: «Поехали», — и они вдвоем вышли в коридор. Там к ним присоединились еще несколько охранников. Группа спустилась вниз по лестнице и погрузилась в три машины — «мерседес» Горенского, «Волгу» с форсированным двигателем, принадлежащую агентству «Львиное сердце», и «рафик» фирмы «Вершина».

Горенский был готов к тому, что за ним увяжутся сразу несколько чужих машин. Продюсер знал, что за ним следит не только Ферзь. Были еще московские рэкетмены, которых ребята из «Львиного сердца», вроде бы, приструнили, но поручиться за это нельзя. Была местная мафия, которая контролировала всю городскую сферу развлечений и еще до начала гастролей попыталась наехать на Горенского, но обломала зубы. Продюсер подкинул милиции версию, что похищение Яны — это месть здешних мафиози, хотя сам в это не верил. Если бы мафия решилась мстить через Яну, то в какой-нибудь канаве давно нашли бы ее изуродованный труп.

А еще за Горенским тянулись старые следы. Взять хотя бы «манекенное дело». Горенский набирал по конкурсу девиц для своих шоу, а забракованных продавал в зарубежные публичные дома. Кое-кто из больших людей в том деле оказался обделен, а кое-кто просто недоволен — например, родители и друзья девушек.

А те ребята, у которых он отсудил три миллиарда? Они ведь наверняка только и ждут удобного случая, чтобы грохнуть своего обидчика! Да мало ли кому еще перешел дорогу господин Горенский… И что самое главное, все они сейчас понимают, что Горенский готовится бежать. Может быть, только похитители Яны Ружевич придерживаются иного мнения — похоже, они ничего не знают о затруднениях продюсера, — но и они тоже вполне могут интересоваться его передвижениями.