Малаец-санитар действительно еще не ушел, — Мишель застала его везущим по коридору на тряской каталке груду каких-то коробок.

— Эй, Данг!

Санитар остановился и повернул к медсестре свое плоское, внимательно-непронинаем-мое лицо:

— Да, мисс Чартере.

— Никаких телевизоров для больных после девяти вечера! Тебе ясно?

— Простите, мисс Чартере, но доктор Грейвз сказал, что им становится лучше. Я думал…

— Предоставь это делать другим. Становится лучше, как же! Грейвз считает это только потому, что они не гадят под себя в его присутствии и не хватают его за руки всякий раз, когда он входит в комнату…

Мишель резко оборвала себя. Нашла, перед кем изливать раздражение на мир — перед узкоглазым санитаром! Она развернулась, давая понять, что разговор окончен, и двинулась дальше по слабо освещенному коридору. Старушка была единственной, кто обитал на этом конце, и вряд ли новые постояльцы появятся здесь слишком скоро…

Палата умершей миссис Ричардсон почти ничем не отличалась от палаты Адамса и Филипса. В тускло освещенной дежурным светильником комнате некоторую видимость уюта создавали только шторы в зеленый цветочек да пара детских рисуночков, приколотых к стенам. Кое-что санитары все же успели сделать — они сгребли всю бабулькину одежду и сложили ее в картонную коробку из-под какой-то электроники. Коробка стояла на самом проходе. Мисс Чартере с усилием отодвинула ее ногой и шагнула к стенке с выключателем. Но большая люминесцентная лампа под потолком отказалась зажигаться. Проклятие, почему все лампы здесь вздумали перегореть одновременно?

Звать санитаров и менять лампу не было никакого смысла — все равно вряд ли эта комната кому-то понадобится в течение ближайшего месяца. Поэтому медсестра включила ночник в изголовье кровати, распахнула дверь, чтобы из коридора падало как можно больше света, и принялась за работу. Первым делом она обшарила все уголки комнаты, проверяя, не завалялось ли здесь еще что-нибудь из вещей прежней постоялицы. Но в шкафу и в ящиках стола не оказалось ничего, кроме разбитых очков, гребенки и пожелтевшего от времени блокнота, первые страницы которого были исчерканы карандашными каракулями. Мишель Чартере аккуратно сложила все это в коробку поверх одежды и не без труда выволокла ее в коридор. Теперь оставалось только перестелить постель — и дела на втором этаже были закончены.

Однако в тот момент, когда с кровати были сняты и сброшены в угол простыня и одеяло, не до конца распахнутая дверь вдруг противно заскрипела и стала медленно закрываться. Женщина машинально шагнула к двери, но тут же остановилась — зачем, ведь много света ей все равно уже не нужно? И в этот миг будто легкий порыв сквозняка тронул застоявшийся воздух. Дверь с резким стуком захлопнулась, щелкнув замком. Мишель чертыхнулась. Внезапно ей стало очень неуютно, даже страшно — будто в комнате явственно почувствовалось присутствие кого-то постороннего, невидимого, но, тем не менее, весьма ощутимого. Внезапный страх парализовал тело, заставив Мишель Чартере замереть на месте и даже задержать дыхание. И в этот момент кровать задрожала. Она тряслась все сильней, начав медленно передвигаться в сторону двери. Объятая безотчетным ужасом женщина пыталась ухватить ее за раму. Но тут колеса, с помощью которых облегчалось передвижение этой весьма тяжелой конструкции, внезапно развернулись, и кровать, как от сильного толчка, откатилась к выходу и громко стукнулась о дверь. Мишель оказалась в ловушке!

Дикой кошкой она метнулась к кровати и попыталась оттащить ее от двери. Но безуспешно — колеса вновь развернулись в какое-то странное и неудобное положение и, похоже, намертво заклинились в нем. Тащить же волоком металлическое сооружение весом не менее ста килограммов у женщины не хватило бы никаких сил. В отчаянии она закричала — прекрасно зная, что коридор второго этажа пуст и на помощь прийти никто не сможет.

Тем временем ночник на стене и синеватая дежурная лампа над входом начали медленно гаснуть, погружая палату во мрак. Мишель дернулась, отчаянным усилием пытаясь хоть немного сдвинуть кровать с места, и, больно ударившись коленом, повалилась животом на матрас. За что-то зацепилась нога, — или кто-то толкнул ее в спину? Мишель поджала ноги, мгновенно сгруппировалась (сказались уроки в клубе айкидо!) и, перевернувшись на спину, приготовилась отбиваться. Но в полумраке комнаты никого видно не было. Хотя… справа, из-за шкафа, появилась смутная тень!

Сдвинувшись чуть правее, женщина перенесла тяжесть тела на правое колено и левую руку, освобождая правую руку для удара. Пусть только попробует приблизиться, вот сейчас. Что за черт, левое запястье будто схватили чьи-то холодные пальцы! Она попыталась развернуться, но больно ударилась коленной чашечкой о торчащий сбоку металлический рычаг и, потеряв равновесие, ткнулась носом в подушку. Б этот момент что-то тяжелое навалилось на нее сверху и подмяло под себя, не давая возможности шевельнуть ни рукой, ни ногой…

Штаб-квартира ФБР Вашингтон, округ Колумбия пять дней спустя

В кабинете царил вечный и неизменный бардак — пачки бумаг, фотокопий и даже рентгеновских снимков громоздились на полках и стульях. Стол был завален россыпью дискет, посреди которых возвышалась недопитая бутылка спрайта — словно зеленый фаллический символ. Скалли сидела во вращающемся кресле и, поигрывая дистанционным пультом, напряженно всматривалась в экран видеомагнитофона.

— Доброе утро! — Молдер снял шляпу и плащ, аккуратно повесил их на вешалку, отодвинув лабораторный халат. — Учти, что бы ты там ни нашла, это будет не моя кассета!

— А это и так не твоя кассета. — При появлении напарника Скалли даже не удосужилась поднять на него взгляд. Молдер обогнул захламленный стол и сам посмотрел на экран. То, что он увидел, можно было принять за злую пародию на стриптиз. Женщина лет тридцати демонстрировала легкие телесные повреждения — синяки, ссадины и царапины. Дама была худая и некрасивая, а скорбно поджатые губы, сизый синяк вокруг глаза и фиолетовые ссадины на бедрах отнюдь не делали ее привлекательнее.

— Да, кассета определенно не моя. Девочка абсолютно не в моем вкусе.

— Хотела бы я видеть того, в чьем она вкусе. — скривилась Скалли. — Это Мишель Чартере, старшая медсестра в доме для умственно отсталых престарелых, в Уорчестере, штат Мас-сачуссетс.

— И что с ней случилось?

— Мисс Чартере утверждает, что ее изнасиловали.

— Не иначе, опять какой-нибудь маньяк. Не могу представить себе, чтобы в здравом уме и твердой памяти на такое кто-нибудь польстился…

— Молдер, ты сегодня встал не с той ноги? Дослушай хотя бы до конца. Царапины и синяки в целом вполне соответствуют стандартной картине изнасилования. Вот заключение медицинской экспертизы. При наличии подобных телесных повреждений действительно можно говорить о сексуальном преступлении. Но и только. Других доказательств у пострадавшей нет.

— А кто снимал все это на пленку? Судя по неудачному кадрированию и отсутствию трансфокации, это был непрофессионал.

— Да, видеозапись делала она сама.

— Вот как!

— Дело в том, что мисс Чартере никто не поверил. Ни проводивший обследование травматолог, ни сотрудники ее больницы, ни местная полиция.

— Интересно. И почему же?

— А ты бы на их месте поверил, когда женщина всерьез заявляет тебе, что ее изнасиловал призрак? Бесплотное невидимое существо, дух.

— Ну, положим, было оно не таким уж бесплотным. — Молдер усмехнулся. — Судя по отметинам. Кроме того, история криминалистики знает подобные прецеденты. Взять хотя бы тот нашумевший случай с женой плотника Иосифа.. Ну, а если серьезно, — тебе это не напоминает ряд дел из нашей практики?

— Увы, нет. Я сижу здесь с шести часов и успела перерыть весь наш архив. Подобной картины — непосредственное физическое воздействие с видимыми телесными повреждениями — нам еще не встречалось. Ни один из других похожих случаев, зафиксированных в секретных документах ФБР, тоже не получил подтверждения.