Так или иначе, но однажды в короткий ноябрьский день золотому следу суждено было исчезнуть.

Для полковника Манова день двадцать восьмого ноября оказался очень тяжелым. Неприятности начались с самого утра. Прежде всего ему пришлось вести очень резкий диалог с собственной супругой, которой непременно хотелось побывать вечером на премьере новой оперы. Убедившись, что ему не отговорить ее, он дал обещание позаботиться о билетах, хотя был уверен, что и на этот раз ни на какую премьеру пойти не сможет. Полковник Манов сам не знал, что причиняло ему большее чувство горечи — то. что он так безбожно обманывал жену, или то, что совершенно не заботился о самом себе. Время между шестью и восемью вечера было вечно занято какими-нибудь срочными совещаниями и докладами.

Несколько позже, в момент, когда он собрался было проглотить ложечку соды — застарелая язва двенадцатиперстной кишки снова начала его сверлить, — именно в этот момент поступила тревожная радиограмма, содержащая еще более тревожные вести о событиях, происшедших накануне вечером в пограничном секторе L — Z. Черти бы его взяли, этого Хасана Рафиева! Чего они хотели добиться? Убили своего человека, а затем труп подбросили на нашу сторону — его обнаружили в трех метрах от границы. Что они этим хотели сказать? Все тут предельно просто! Это двойное нападение — обычный диверсантский трюк, хотя на сей раз он был задуман и осуществлен в более широком масштабе. Разве не ясно? Раз на поле боя обнаружен убитый диверсант, нападение, естественно, носит характер диверсии… По крайней мере у тех расчет был именно такой. Но на самом деле тут имела место не диверсия. И вот почему. Во-первых, никто из совершавших огневой налет не вторгся на нашу территорию ни на один сантиметр. Хасан Рафиев был убит выстрелом в упор по ту сторону границы, а труп его затем волокли по земле к границе и перебросили к нам. Во-вторых, диверсанты никогда не станут нарушать границу с таким шумом и не будут валить толпой, словно подгулявшие на свадьбе мужики. Настоящие диверсанты всегда действуют скрытно и гихо. Они способны сутки просидеть где-нибудь в овраге, выжидая удобный момент для осуществления своей цели. В-третьих, настоящие диверсанты, переходя границу, не станут тащить на себе тяжелых пулеметов. Тяжелые пулеметы целесообразны при вторжении, а вчера ни малейшей попытки перехода границы не было. Тем не менее тяжелые пулеметы стреляли: по ту сторону границы в ложбине торчат обломки деревцев, срезанных словно пилой. Это определенно работа тяжелых пулеметов, стрелявших с небольшого расстояния.

Так что никакой диверсионной операции не было, да и не замышлялась она никем. История с Хасаном Рафиевым — это просто-напросто блеф, примитивнейшая демонстрация. К границе было подтянуто небольшое подразделение регулярных пограничных войск, усиленное огневыми средствами. Им было приказано произвести как можно больший шум, чтобы создалось впечатление настоящего вторжения. Потом, когда цель была достигнута (в смысле шума!), они убили «своего» человека и забросили его труп на нашу сторону в доказательство того, что действовали диверсанты, а не регулярные пограничные войска.

Придя к этому заключению, полковник Манов с удовлетворением потирал руки. Он проглотил ложечку соды и через минуту, почувствовав себя лучше, пришел в хорошее настроение. На премьере ему, конечно, не бывать, но почему бы не предложить жене одной сходить в оперу? С ее стороны, разумеется, последует ответ, что она, мол, слава богу, еще не вдова и что было бы куда приятнее, если бы он делал ей подобные предложения много лет назад. Он заранее знал, что она ему скажет, — такие разговоры уже происходили не раз, поэтому решил сегодня вообще ей больше не звонить.

Но какова, в сущности, была цель этой демонстрации? Такие фокусы, разумеется, всегда преследуют какую-то определенную цель. Если кто-то кого-то пытается ввести в заблуждение, то, конечно, не без определенного расчета. Пустить в ход тяжелые пулеметы, инсценировать нападение, ни на шаг не сдвинувшись с места — да, это, несомненно, какой-то маневр, какая-то уловка, но отнюдь не просто шалость скучающего офицера с пограничной заставы противной стороны.

Впрочем, то, что установлен истинный характер нападения, — уже в известном смысле успех. Ничего, что жена позлится немного, не попав на премьеру, суть не в этом, а в том, что логическое мышление поможет ему и дальше распутать образовавшийся клубок.

Теперь надлежало сделать следующий шаг. Итак, неприятель прибегает к уловкам. Но какого лешего ему нужно?

Терпение. Но в чем же смысл поднятой им стрельбы? Зачем сосредоточивать мощные огневые средства и производить под их прикрытием одновременное нападение в двух пунктах? Да затем, чтоб привлечь внимание противной стороны к тем двум пунктам и ослабить его в других местах. Безусловно, это была диверсия и ничто иное…

Да, не случайно Аввакум Захов был его учеником…

Теперь полковник Манов мог закурить. Ученик, правда, ушел далеко вперед, очень далеко, — но чья это школа, кто дал ему первые уроки?

Когда куришь редко, табачный дым затуманивает мозг. Сода действует неплохо, но это всего лишь паллиатив — она помогает только на короткое время. Скоро опять начнется изжога, он чувствует, а тут еще не дает покоя эта проклятая премьера. Верно, лет десять, назад он ни за что не предложил бы жене пойти в оперу без него. Ничего похожего не могло тогда возникнуть в его голове. А теперь это выглядит смешно и глупо…

Не успел полковник Манов докурить сигарету, как в кабинет к нему стремительно вкатился начальник радиопеленгаторной службы полковник Ленков. Коренастый, весь какой-то округлый, он, казалось, не ходил, а именно катился, подталкиваемый сзади напористым, действующим на него одного вихрем. Он размахивал исписанным листком бумаги, и глаза его задорно горели.

— Ну, держись, братец, — гаркнул он неожиданно зычным для его рыхловатой фигуры басом. — Там такая каша заварилась — мечта! Только тебе и расхлебывать!

— Где? — спокойно спросил полковник. И добавил: — Мне не привыкать.

— Как где? Ты что, с неба свалился? В секторе L—Z, разве не знаешь? В знаменитом и во всех отношениях замечательном секторе L — Z!

Начальник радиопеленгаторной службы обладал отменным здоровьем и веселым нравом. Полковник Манов позавидовал его хорошему настроению. Сразу видно, что человека не донимают всякими там билетами на премьеры да на концерты.

— Что ж, займемся! — сказал полковник Манов. — Я слушаю. Не в силах усидеть на одном месте, начальник радиопеленгаторной службы говорил и все время сновал взад и вперед по комнате.

Он начал свой доклад с «Гермеса». «Гермес» — это условное обозначение тайной радиостанции, которая уже продолжительное время вела передачи на ультракоротких волнах и находилась примерно в пятидесяти километрах от границы. «Гермес» обычно только передавал, а на прием переходил крайне редко, он «не любил» вести разговор, а лишь давал инструкции. При этом он использовал множество всевозможных шифров, применял самые неожиданные коды. Дешифровщики каким-то образом справлялись с системами шифров, хотя терпели подчас и неудачи.

Расшифровать радиограмму «Гермеса» без большой потери времени было равноценно такой, например, удаче, как обнаружить тайную радиостанцию или раскрыть хорошо законспирированною резидент вражеской разведки. Но если даже ценой драгоце.нного времени, исчисляющегося часами, а то и днями, некоторые радиограммы были с горем пополам прочитаны, то разгадывание кодов превращалось в сплошные огорчения. В начале сентября «Гермес» обратился к своему молчаливому агенту с очень короткой шифрограммой, составленной на латинском языке. Целых двое суток бились над тем, чтоб прочесть ее, но подлинный смысл ее так и оставался загадкой из-за путаницы в падежах и из-за того, что многие слова имели явно переносный смысл. Буквальный перевод мог иметь две редакции. Первая: «Профессору принять меры, чтобы работа на Витоше была закончена». Вторая: «Витоше принять меры, чтобы работа профессора была закончена». Полная бессмыслица. И в первом и во втором случае сплошной туман. Кто этот профессор? Что у него общего с Витошей? О какой работе идет речь? На эти вопросы мог ответить лишь тот, кому было заранее известно кодовое значение слов и в каком падеже должны стоять имена существительные. С этим справилась бы и контрразведка, будь в ее картотеке персонифицированный перевод хотя бы одной из упомянутых этимологических величин. Если бы, к примеру, контрразведка знала, кто скрывается за словом «профессор», то есть, если бы уже приходилось иметь дело с этим лицом или если бы до этою хоть удалось засечь его по какому-нибудь другому поводу в системе шифра, уже использованной иностранной разведкой, тогда запутанную нить таинственной шифрограммы, несомненно, удалось бы распутать.