– Тогда какому миру вы преданы?

– Миру моего корабля. Моя преданность, – слово явно забавляло его, – распространяется на принципы, далеко более свободные, чем может себе позволить любая Империя.

– Как благородно, особенно, если ваши взгляды разделят федеративные власти. Мне будет интересно услышать их мнение.

– Естественно. Правительства окружили себя подданными, верящими в их правила. Я же имею дела исключительно с реальностью. Понимаете, люди всегда будут что-то покупать или менять одно на другое, независимо от принадлежности к той или иной державе. А за время путешествий я понял, что у каждого есть своя цена. Мы можем говорить открыто? Я очень вам благодарен но, в целом, ваша помощь… может показаться странной. Так уж случилось, что у меня есть информация, которая обладает большой ценностью для вашего Звездного Флота. Но, к сожалению, только для торговли.

– Как ни грустно, ваши принципы нам не понадобятся, а вот информация… Что за информация, какова цена и какова гарантия ее верности?

– Эти сведения касаются последнего плана, попытки ромулан поставить на колени вашу Федерацию. Интересно?

– План… – Спок вздохнул, – несомненно, устаревший. Должен признаться, я разочарован. Вам не хватает оригинальности.

– Тысяча извинений. Да, планы общеприняты в Империи, общеприняты, как плащи, но я уверен, что вам было бы полезно услышать именно этот. Если мне не достает оригинальности, то плану – наоборот. А вы, должен заметить, весьма недооцениваете своих врагов. Цена моя невелика: почините корабль и отпустите меня с миром. Груз, найденный на борту, принадлежит теперь вам, считайте это данью благодарности. А в качестве гарантии… что ж, можете взять мое слово, как я должен поверить вашему. Итак, дружище Спок, так, кажется, – пробормотал он, – рисковать вам стоит. Оставьте свои философствования. Я бизнесмен, так что давайте приступим к делу.

Спок, казалось, тщательно взвешивал услышанное, потом медленно покачал головой.

– По совести, Ачернар, – если вас действительно так зовут, – начал он, – я не могу согласиться с вами до того, как услышу этот «план». Это может быть прошлогодний кризис, уже давно нам известный, или сведения, не обладающие абсолютно никакой ценностью. Если же информация не относится ни к тому, ни к другому, то я пойду на сделку. Выбор за вами.

Ачернар снова неприятно рассмеялся.

– Вижу, дружище Спок, вы тоже бизнесмен. Я рад, что мы договорились. Я даже отвечу на ваши вопросы, если смогу. Так вот что мне известно…

Три часа спустя Спок решительно поднялся со стула.

– Ваш корабль будет починен, – произнес он, – когда закончится выполнение нашей миссии, вас отпустят. Покидать каюту вы будете только в сопровождении нашего персонала и при включенном трансмиттере-наблюдателе. Любая попытка бегства или вторжения на запрещенные территории вызовет сигнал тревоги, и тогда наш договор автоматически теряет силу. Надеюсь, вы понимаете, что я вынужден принять некоторые меры предосторожности.

– Конечно, – вежливо отозвался Ачернар, – я считаю ваше предложение очень щедрым.

Спок направился к выходу, но у самой двери задержался.

– Что касается ваших «высоких принципов», Ачернар, они не только безнравственны, они просто неверны. Люди не всегда продают что-то за что-то. Иногда они манипулируют торговлей. Иногда они предпочитают сохранить то, что у них уже имеется. Когда-нибудь, в одном из своих торговых путешествий, вы узнаете это.

– И когда-нибудь, дружище Спок, – улыбнулся Ачернар, – вы найдете то, ради чего стоит торговаться. Тогда, думаю, вы заплатите требуемую цену. Мне было приятно иметь с вами дело…

По пути на мостик Спок анализировал услышанное. Это все-таки проясняло многое. Информация была точной, подтверждающей происшедшее на Земле, и даже раскрывала глаза на многое другое: секретная военная группировка Ромуланской Империи обладает оружием, кораблями, техническими средствами и совершает тайные миссии без осведомленности и согласия со стороны правительства. Это объясняло десятилетия дипломатических неудач, разорванных контрактов, уверенности каждой из сторон в том, что кто-то ведет нечестную игру. Теперь, когда Земля находится в таком опасном положении, официальные власти Империи не сядут за стол переговоров с представителями Федерального Совета. А вдалеке от Нейтральной Зоны, при выполнении миссии, в радиотишине, у Спока не было способа передать всем, что Империя, действительно, говорила правду. Но правду ли…

Был ли Ачернар тем, за кого выдавал себя? Человек, так хорошо осведомленный, не называющий никаких имен? Почему же он сделал это, если, по его утверждению, предан только самому себе? А если эта преданность находится еще где-то, и дружище Ачернар мало теряет, объясняя мышке устройство мышеловки после того, как она туда угодила?

В тот вечер, сидя в кабинете доктора Маккоя, Саавик изо всех сил старалась быть вежливой, в то время как он инструктировал ее об опасности скрываемых и подавляемых эмоций, рассказывал об их связи с травматической потерей памяти и о своем собственном убеждении, что чувства даже полезны. Саавик находила это настолько абсурдным, что даже не возражала. Наконец, перемотав кассету, о которой она просила, доктор пробормотал, что ему нужно с кем-то поговорить, и оставил девушку одну. Сканеры подтвердили ее воспоминание о боли, но целый час простого глазения на них не прояснил, почему она испытывала эту боль и откуда на ее теле ранения.

В коридоре ей встретился лейтенант Харпер.

– Привет, Саавик. Мне жаль, что вчера так получилось. Если у тебя есть время, давай поболтаем.

Она кивнула.

– Это долгая история, – рассказывал он, когда они шли по коридору, – ., в ту ночь умер целый город. Моя мать, люди, которых я знал всю свою жизнь… и кто-то очень близкий мне и дорогой, кого я встретил всего за день до этого. И все из-за меня.

Саавик, шокированная, молча слушала. Рассказ лейтенанта затронул в ней какую-то болезненную струну, а его искренность несколько смущала. Чтобы говорить о таких вещах, требуется огромное мужество.

– С доктором Маккоем мы беседовали об этом каждый день. Он утверждает, что разум защищает себя порой нелепыми способами. Иногда люди испытывают чувство вины всю жизнь, вместо того, чтобы признать, что они ничего не могли изменить. Вначале я не верил этому. Я мог… – он остановился и помолчал. – Помнишь наш разговор о Пандоре? Я задумался и понял, что это была судьба. Ведь боги рассчитывали на любопытство Пандоры и знали, что произойдет, если она откроет ящик. А Пандора и не могла поступить иначе. Это была судьба, понимаешь? Так что, может быть, доктор Маккой прав. И я буду жить с тем, что сделал…

– Знаете, смерти ваших близких спасли жизнь очень многим. Хотя это малое утешение. Да, мистер Харпер, вы были обречены. Любопытство землян входило в план врага. Вы не виноваты, и вовсе не вы убили Городок – это сделали ромулане, достойные теперь лишь ненависти…

Харпер выглядел задумчивым. Они дошли до лифта, и лейтенант вежливо придержал за Саавик двери. Чтобы скрыть свое замешательство, девушка вошла внутрь, низко опустив голову; Харпер последовал за ней.

– Да, я ненавижу того, кто стоял у руля этой чудовищной диверсии. Но ненавидеть целый народ… – он покачал головой, – знаешь, моей матери это не понравилось бы. Она всегда говорила: «Нет такого понятия они – есть люди». И кажется, я начинаю тоже так думать.

«Нет, мистер Харпер, – думала Саавик, – они есть, есть».

Когда открылись двери лифта, их внезапно ослепил яркий свет и оглушил шум на верхней палубе. Саавик от неожиданности подалась назад.

– Почему мы здесь, мистер Харпер? У меня через полчаса начинаются занятия.

– Мы на вечеринке, – смущенно признался лейтенант, – я не сказал тебе этого раньше. Боялся, что ты не согласишься… Сегодня вечером у нас есть последняя возможность повеселиться. Не робей, Саавик, я действительно хотел, чтобы ты развлеклась.