— Ладно, схожу, — согласилась Александра.

На другой день к Шараповым зашёл Кузяев. Он ссутулился больше, чем обычно, был явно чем-то встревожен и торопливо сообщил Александре, что комиссия заканчивает свою работу.

— Большие грехи у Калугина обнаружили. А ваше со Стешкой письмо о списанных поросятах совсем его добило. Видать, загремит теперь Калугин с председательского стула. Да, пожалуй, и другим не удержаться. Говорят, на его место кого-то из города пришлют. Так что, сестрица, надо порядочек на ферме навести… чтоб блестело всё, играло, чтоб всё в полном ажуре было…

— Какой уж там ажур! — с раздражением сказала Александра.

— А ты постарайся, ребятишек кликни, девчат, — настаивал Ефим. — Да вот ещё что. Надо тебе на отчётно-выборном собрании с критикой Калугина выступить. Так, мол, и так — запустили ферму руководители, поросят разбазарили. А я тебя поддержу, тоже словечко молвлю.

Александра усмехнулась:

— Ты что же, Ефим, хочешь сухим из воды выйти? Я, мол, не хозяин над фермой, знать ничего не знаю.

— Всем головы сносить всё равно не будут. Кому-то и оставят. А нам с тобой с новым председателем ещё работать придётся — вот и надо с ним поладить. — И Ефим обратился к вошедшему Гошке: — Почитал бы я, какие у тебя там фактики записаны. А потом бы для пользы дела начальству всё и высказал…

Гошка с недоумением покосился на мать: с чего это дядя так заговорил?

Александра молчала.

— Конечно, если секреты какие, тогда не настаиваю, — заметил Ефим.

— Никаких секретов, — сказал Гошка и, достав из портфеля дневник, протянул дяде. — Возьмите, если нужно…

Заметив, что брат собирается уходить, Александра вновь завела разговор о кормах.

— Да, задачка, — почесал в затылке Ефим. — Я уж председателю все уши прожужжал: поросята, мол, с голодухи скоро клетки грызть будут. А запасов в колхозе никаких, хоть у соседей побирайся…

— На Малой Гриве сено должно быть, — напомнила Александра. — Ещё летом там стог сена сметали.

Ефим замялся:

— Да его уже давно вывезли, коровам скормили.

— А всё же посмотреть надо, Ефим, может, где забытое какое лежит…

— Ладно, поищем, — согласился Кузяев. — Я вот Митьке поручу. Пусть пошукает по округе.

— Зачем же Мите одному искать? — сказала Александра. — Пусть Гошку с Никиткой прихватит. Втроём-то они больше увидят…

Вернувшись домой, Ефим дал наказ сыну, рослому ушастому пареньку, отправляться искать сено.

— Да где ж я его найду? — удивился Митька.

— А ты постарайся, спроворь. Мало я тебя учил.

— Ладно, поищу, — пообещал Митька.

Он не очень был доволен таким поручением, но отказаться не мог — отец не любил, когда ему возражали. Правда, если постараться да сделать как надо, отец, конечно, не поскупится и щедро оделит деньгами на гостинцы.

На другой день Митька, Гошка и Никитка отправились разыскивать сено.

— Ну, команда хрю-хрю, поросячьи хвостики, чего мы втроём делать-то будем? — насмешливо спросил Митька, когда ребята выехали на лыжах за околицу.

— Мамка сказала, что по всей округе искать надо. По лугам, по лесным полянам.

— Только давайте не скопом ходить, а каждый сам по себе. Это вам не лыжная вылазка. Я вот с Поповой балки начну. — И Митька заскользил в сторону оврага.

Гошка с Никиткой посмотрели ему вслед.

Странный и непонятный был этот «дядя Митяй», так звали в деревне младшего Кузяева за его рост, широкие плечи и увесистые кулаки.

Насмешливый, упрямый, он смотрел на всех с недоверчивым прищуром, разговаривал с ухмылкой и почти никогда ни в чём не соглашался с ребятами.

Придумает Гошка с товарищами какую-нибудь хитроумную военную игру — бой за высоту Безымянную или форсирование реки с полной боевой выкладкой, как Митяй тут же высмеет его:

«Это песчаный-то бугор за фермой — высота? Да туда все, кому не лень, по нужде бегают. А реку, — чего ж её вплавь форсировать, когда можно на плоту переехать!»

А то соберутся мальчишки поиграть в футбол за околицей а Митяй твердит своё:

«В такую-то жару да мяч гонять! Лучше уж в тенёчке полежать или в малинник к кому забраться».

В пионерском отряде Митяя считали бирюком, единоличником. На сборы звена он ходил редко, да и то всегда с какой-нибудь поделкой: то плёл корзину из прутьев, то вырезал на палке какие-то замысловатые фигуры и так мусорил в классе, что потом сторожиха жаловалась учителям на всё звено.

Не любил Митяй ни дальних экскурсий, ни коллективных походов в кино, ни лыжных вылазок, ни субботников по сбору металлолома и удобрений.

«Умный в гору не пойдёт, умный гору обойдёт, — обычно отговаривался он. — А в кино я побольше вашего бываю. Я механику коробки с плёнкой помогаю таскать, так меня без всякого билета пропускают».

Когда же Митяя начинали упрекать за отрыв от товарищей, он только усмехался, а на следующий день привозил на школьный двор полную тележку золы или прикатывал тяжёлое чугунное колесо.

«Ну что, хватит или ещё раздобыть?» — спрашивал он, а потом выяснялось, что золу Митяй отобрал у малышей, а чугунное колесо укатил из колхозной мастерской.

На сборах пионеры частенько заводили разговоры о помощи колхозникам на фермах, в саду, в поле.

«Вы тут решайте, а я пошёл, — поднимаясь, говорил он. — У меня поважнее дела есть».

Что это за «дела поважнее», ребята узнавали, когда видели в лесу обломанные ветки черёмухи, ободранные стволы лип и дубов, выкошенные участки травы на колхозном лугу.

…В этот день Гошка с Никиткой объехали на лыжах все заречные луга, осмотрели лесные поляны, побывали на Малой Гриве, но ни одного стога сена так и не обнаружили.

— Зря посылала нас мамка, — вздохнул Гошка. — Значит, вывезли всё сено…

К сумеркам приунывшие мальчишки вернулись в Клинцы и столкнулись у правления колхоза с Митяем. Тот похвалился, что ему повезло: он нашёл на Малой Гриве стог сена.

— И мы там были, — удивился Гошка.

— Были, да ничего не нашли, — усмехнулся Митяй. — Значит, искать не умеете. Глаза разувать нужно… — И он снисходительно похлопал ребят по плечу. — Ладно, не кисните. Завтра со мной сено возить будете — вот и отличитесь!

На другой день, получив на конюшне подводу, мальчишки поехали на Малую Гриву. Лошадь с трудом пробиралась заснеженным лесом и к стогу с сеном подойти не смогла: мешала глубокая канава. Пришлось мальчишкам таскать к саням сено охапками. Вернее сказать, увязая по колено в снегу, сено таскали Гошка с Никиткой, а Митяй укладывал его в сани, всё к чему-то прислушивался, поглядывал по сторонам и поторапливал своих помощников:

— Жми, команда хрю-хрю, показывай свою прыть!..

Сена набралось три воза. Два из них мальчишки привезли и свалили около свинофермы ещё засветло, а последний, третий воз навьючивали в сумерки.

В Клинцы они въехали, когда уже совсем стемнело.

— Ой, мне же домой надо! — вдруг спохватился Никитка. — Наверное, мамка ищет…

— Иди-иди, — кивнул ему Митяй. — Управимся и без тебя.

Пошатываясь от усталости, Никитка побрёл к своему дому, а Митяй, проехав ещё немного по улице, вдруг потянул за правую вожжу и повернул лошадь к избе Шараповых.

— Ты куда заворачиваешь? — удивился Гошка. — На ферму же прямо надо.

— Да к вам еду, к вам, — пояснил Митька. — Вам же сено для коровы нужно.

— Ну и что? — не понял Гошка.

— А то… Сейчас половину воза у вас во дворе свалим, остальное я к себе домой отвезу.

— Да ты в уме?! — вскрикнул поражённый Гошка и с силой потянул за левую вожжу. — Сено же для поросят!

— Вот недотёпа, — фыркнул Митька, дёргая за правую вожжу. — Этот же воз нам с тобой вроде как премия за усердие… Куда хотим, туда и везём.

— Поворачивай, говорю, к ферме!

— Голова с дыркой… вам же добра желают.

— Не надо нам такого «добра»!

Лошадь, не зная, какой вожжи ей слушаться, замотала головой, потом остановилась и затопталась на месте.

Мальчишки, привстав на колени, толкали друг друга плечами и продолжали дёргать за вожжи — один за правую, другой за левую.