Я не хочу принимать сейчас решение по этому поводу.

Я понимаю, что мое решение может в дальнейшем измениться, и в этом случае обязуюсь уведомить агентство письменно.

Подпись: Джойс Чапмэн".

— Ну что ж, надо с ней повидаться, — сказал Карелла.

Тридцать вторая улица в своей середине проходила рядом с парком Скотч-Мидоуз. Западной оконечностью он выходил на Хоппер-стрит, где в новомодном эллипсоиде «Хопскотч» селились многие городские художники и фотографы. Саму Оранж-стрит трудно было назвать модной.

Слишком хороша по отношению к центру города, но слишком плоха в сравнении с «Хопскотч». Она доходила, изгибаясь, почти до Стрэйтс оф Наполи и Чайнатауна на западе и резко поворачивала на север к складам, сгрудившимся у реки Харб. Дом 748 раньше был обувной фабрикой, затем превратился в склад машиностроительного оборудования, и в конце концов его поделили на квартирки, занятые не художниками — те жилив Квартале или «Хопскотче», — а людьми, которые называли себя актерами, сценаристами, музыкантами и танцорами. Большинство этих молодых людей еще учились. Настоящие актеры, сценаристы и прочие жили в новых домах по соседству с районом театров, но стыдиться тут нечего, Гарольд!

Девушка, открывшая им дверь квартиры 41, назвалась Анджелой Квист.

Детективы объяснили ей, что расследуют убийство и хотели бы поговорить с Джойс Чапмэн.

Юная особа сказала, что Джойс здесь больше не живет и что она сама собралась выйти из дому. Анджела была одета в длинное пальто, синие джинсы. Наряд дополняли кроссовки и вязаная шапочка, натянутая на уши. Она объяснила, что очень спешит на занятия, которые начнутся через двадцать минут, и не хочет опаздывать. Но все же сняла пальто и шапочку и сказала, что уделит им несколько минут, если они быстро зададут все свои вопросы, после чего отвела детективов в маленькую гостиную, украшенную репродукциями Пикассо в рамках.

Анджела Квист была актрисой.

То есть она называла себя актрисой.

На самом деле Анджела служила официанткой и брала уроки актерского мастерства после работы. А ее квартирка представляла собой клетушку, отделенную пластиковыми перегородками от дюжины других таких же клетушек, выходящих в общий коридор.

Однако домовладелец получал неплохую прибыль!

Надо признать все же, что у Анджелы было прекрасно очерченное лицо с высокими скулами, аристократический нос, чувственный рот, ее глаза сверкали, как сапфировые звезды. Ее волосы были цвета меда, а голос — мягкий и нежный, и кто сказал, что Золушка не сможет попасть на бал и переселиться во дворец?

Она знала Джойс еще в Сиэттле, штат Вашингтон, где они обе выросли, ходили вместе в среднюю школу.

После выпускного вечера вместе приехали в этот город. Анджела хотела сделать карьеру в театре, а Джойс изучала литературу в Университете Рэмси.

— У Паркера Гаррисона, — сказала Анджела со значительным видом.

Карелла промолчал в ответ. — Поэта и романиста, — уточнила девушка.

Карелла чувствовал, что должен был сейчас воскликнуть: «Ну как же, Паркер Гаррисон!»

Вместо этого он кашлянул.

— Он очень известен, — настаивала Анджела.

Мейер тоже откашлялся.

— Попасть на его курсы очень трудно.

— Но, очевидно, Джойс-то он принял, — заметил Карелла.

— Конечно, знаете, она необычайно талантлива.

— И по-прежнему занимается у него? — поинтересовался Мейер.

— Джойс? Нет, уже нет.

— А что она делает сейчас? — спросил Карелла.

— К сожалению, я совсем не в курсе, — развела руками Анджела.

— Но знаете, где она живет?

— Да.

— И можете дать нам ее адрес?

— Да, конечно. Только... я хочу сказать, если вы интересуетесь тем, что произошло здесь...

— Да, именно...

— ...я не вижу, как вам может помочь адрес Джойс.

— Что вы имеете в виду, мисс Квист?

— Ну, сейчас она в Сиэттле, так что...

Детективы посмотрели друг на друга.

— Она вернулась в Сиэттл сразу после того, как родила. Точнее, сразу после того, как девочку удочерили.

— М-да. Это было где-то в августе.

— Кажется, около пятнадцатого числа. Если девочка родилась в июле...

— Да.

— И, по-моему, приготовления к удочерению начались сразу же...

— Да-да.

— Так что как только она избавилась от...

— Избавилась?

— Ну, вы понимаете, она не хотела возиться с ребенком. Ей же тогда было всего девятнадцать! Мы много об этом говорили. Вообще-то Джойс католичка, так что об отказе от ребенка не могло быть и речи, но она определенно не хотела возиться с девочкой. Я хочу сказать, Джойс незаурядно талантлива, у нее были прекрасные перспективы, и ей не хотелось быть прикованной к ребенку.

— А она не собиралась выйти замуж? — спросил Мейер.

— Не думаю, что это было подходящее знакомство.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, она подцепила его в баре. Моряк торгового флота. Уплывал в Персидский залив. Он даже не знает, что стал отцом.

— Как его имя?

— Мне оно неизвестно.

— А Джойс знает, как его зовут?

— Думаю, что да. Поверьте, это была очень случайная связь.

— Угу, — хмыкнул Мейер.

— Я думаю, она сильно набралась, потому что пришла сюда с ним, когда я спала. Обычно... ну, мы заранее готовились, если одна из нас планировала привести гостя, вы понимаете?

— Угу.

— Соседка в таком случае проводила ночь где-нибудь в другом месте, понимаете?

— Угу.

— Чтобы была какая-то личная жизнь, понимаете?

— Угу. Но в этот раз привела этого моряка домой без предупреждения?

— Да. — Анджела пожала плечами. — Она иногда немного нетерпелива. Вы знаете, Джойс очень талантлива, — сказала девушка и опять пожала плечами.

— Может, сейчас она уже забыла свои маленькие странности, — хмыкнул Мейер.

Анджела подозрительно взглянула на него: «Наверное, он так шутит?»

— Как выглядел этот моряк? — подключился Карелла.

— Понятия не имею. Я же сказала вам, что я уже спала, когда они пришли. И все еще спала, когда утром он ушел.

— И вы говорите, ее приняли на курс этого парня...

— Да, Паркера Гаррисона.

— Зачем же она тогда вернулась в Сиэттл?

— Ее отец был болен.

— Угу.

— Ей сказали, что он при смерти. У него большая лесопромышленная фирма в Сиэттле. «Лесоматериалы Чапмэна». — Угу.

— Рак печени. Ей позвонили, и она поехала.

— Когда вы говорили с ней в последний раз? — спросил Мейер.

— Она звонила из Сиэттла в самый Новый год.

Детективы переглянулись.

— Значит, на Новый год она была в Сиэттле? — спросил Карелла.

— Да, она позвонила мне оттуда, из Сиэттла, и поздравила меня с Новым годом.

— Пожалуйста, продиктуйте ее номер телефона в Сиэттле, — попросил Мейер.

— Сейчас найду, — ответила Анджела. — Но что это за убийство, и какое Джойс имеет к нему отношение?

— Убили ее ребенка, — ответил Карелла.

Двое мужчин сидели за столом в ресторане Лонгекра и Дейла. Было уже полвторого, но они еще только завтракали.

Один ел тосты по-французски, намазанные маслом, которое он поливал сиропом. Второй — яичницу с колбасой и жареный картофель.

Оба пили кофе. Для обоих этот час был слишком ранним, чтобы заниматься делами. Половина второго? Да это же ни свет ни заря, если ты работаешь по ночам! Встаешь с постели не раньше двух-трех часов дня, выпиваешь на кухне чашку кофе, делаешь несколько звонков, выясняешь, с кем ты сегодня встречаешься, залезаешь под душ, одеваешься и завтракаешь примерно в четыре — полпятого.

— Ну ты и лопаешь этот сироп! — сказал тот, что ел яичницу.

— Люблю, когда его много.

— Не мели чушь.

Человек, поглощавший французские тосты, посмотрел в тарелку своего собеседника.

— В этом дерьме, которое ты ешь, холестерина хватит на шесть инфарктов. В одном яйце его больше, чем в целом бифштексе!

— Кто тебе сказал?

— Это всем известно.

— Ну и что? — А то, что он может тебя угробить, этот холестерин.