Степанич и Войцеховский нырнули в проходной двор, быстро выбежали на Ульяновскую, на ходу втиснулись в трамвай. Через 40 минут электричка несла их в сторону Сестрорецка. Не доезжая до станции спрыгнули с поезда, нервно перекурив в леске, побежали к границе.
Через день, вымытые и гладко выбритые, в хельсинкской гостинице принимали поздравление начальника финляндского отдела внутренней линии:
— По сообщениям финского консула, в Петрограде убит известный советский агитатор, функционер среднего звена Шварцман. Кроме того, ранено около 80 человек, все члены ВКП(б) и РКСМ. Для первого раза неплохо, господа. Очень неплохо. Большой резонанс во Франции. Генерал Туркул лично выразил одобрение. Господа, есть ли личные пожелания, просьбы?
— Просим в самое ближайшее время снова отправить нас в Россию.
— Отменно. Это ответ русских офицеров.
Вечером, сидя в ресторане, Степанич, отхлёбывая из бокала шампанское, вдруг прыснул:
— Господа, а дурак ошибся уже в тезисе. Танки делают проходы в противопехотных минах, а пехота бежит гуськом за танками. Никаких потерь, господа!
Шампанское облило скатерть, весь стол грохнул от хохота.
Во второй раз пошли через месяц. Группу усилили подпрапорщиком Котовым и капитаном Елионским-Мусатовым. Через границу прошли хорошо, дальше начались непредвиденные трудности. Идя к станции, несколько раз чуть не нарвались на конные разъезды НКВД; на станции билетная касса была закрыта. Поехали зайцами. На следующей остановке в поезд сели энкэвэдисты с собаками, пришлось прыгать на ходу. Спрыгнули незаметно, однако до следующей станции добрели только глубокой ночью. Вконец измотанные, решили переночевать на лавке перрона...
Степанич проснулся от яркого солнечного луча, пробившегося поверх сосен. Трое его друзей ещё спали. Перрон был совершенно пуст, только вокруг их лавки молча стояли пять человек. Босоногая девчонка лет пятнадцати, такого же возраста паренёк в лаптях, помятого вида дачник в парусиновых штиблетах и два путевых обходчика в деревянных чоботах, выкрашенных облупившейся масляной краской. Они все смотрели на ботинки боевиков — американские армейские ботинки с толстой рифлёной подошвой, двойной вязью новых шнурков с медными носиками, металлической окантовкой вентиляционных дырочек...
Уходили через лес, где вскоре нарвались на вызванную по тревоге спецгруппу. Отбежав на довольно большое расстояние и выйдя на край болота, устроили засаду. Сначала удачно перестреляли трёх овчарок из пистолетов, потом забросали гранатами не догадавшихся остановиться преследователей, всего человек десять. Взяли четыре автоматических карабина с дополнительными магазинами, документы. Болото решили не обходить, а идти вброд. Брода, однако, не оказалось, и через полчаса все четверо утонули. Тонули медленно. Трясина по-слоновьи чавкала, безусый Котов плакал, как девчонка.
В 1937-м сын Швартца, курсант-лётчик, был разоблачён и признался, что взрыв в ДК Куйбышева организовал он по приказу родителей, намеревавшихся таким образом отвлечь органы НКВД от подготавливающегося покушения на Сергея Мироновича Кирова. После этого был мгновенно расстрелян вместе с матерью. На всякий случай расстреляли двух двоюродных тёток и 14-летнюю сестру Цилю.
А Степанич погиб холостым.
«
Погония ("Погон") потерял руку и в чине поручика демобилизовался перед самой революцией. В Белой армии не служил, однако эмигрировал в Германию, жил в Берлине и Гамбурге. Стал сильно пить, опустился, в 1934 году был направлен на перевоспитание в спецучреждение. Перевоспитывался, однако, плохо, и ещё через год был посажен в лагерь, где ещё через 6 месяцев его зарезал немецкий уголовник.
«
Елютина ("Тютю") арестовали в 1934 году по доносу как "белогвардейца", хотя таковым он никогда не был. Осенью 1936 года на лесоповале в Карелии раздели и, привязав к дереву, оставили на ночь в лесу. Елютин долго кричал и бился, под утро затих в телогрейке из живого месива. Через два дня, не приходя в сознание, умер в лагерной медсанчасти.
«
Степанянц ещё в 1907 году стал членом РСДРП, сначала поддерживал меньшевиков, потом, после Февральской революции, перешёл к большевикам, занимал важные посты сначала в Северной коммуне, потом в наркомате пищевой промышленности. В 1934 году вычищен из партии как межрайонец, в качестве коего через три года и был расстрелян. Единственный брат, жена и дети погибли в 1937-1944 как "чээсы".
*
Инженер-железнодорожник Караулов отступил с Колчаком, оказался в Харбине. Работал на КВЖД, получил советское гражданство. Погиб в лагере в 1937 году.
«
Самохвалов ("Самовар"), чтобы избежать мобилизации в 1914-м, устроился рабочим на оборонный завод. В 1924 году сдуру вступил в ВКП(б). Вычищен в 1933 году как чуждый элемент, а в 1937-м — расстрелян как враг народа.
«
Каракарманов занимался мелкой торговлей, выгодно женился на дочке местного чрезвычайщика и стал процветающим нэпманом. Расстрелян по доносу жены в 1938 году.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ, РАЗДЕЛОЧНОЕ. (1940-1948)
Абрамович ("Сума") был сыном второстепенного народовольца. С 1905 года вертелся вокруг эсеров, заработал каким-то образом деньжата. Злые языки говорили, что деньги дала охранка. Перед войной решил поиграть на парижской бирже. В Париже "наши" сказали, что есть гуманистические организации, и если думать о своём будущем, то там говорят цифры. Абрамович в гуманистическую организацию вступил, цифры ему сказали, но не те. Со ста франками в несчастливом 1913 году он вернулся в Петербург. Однако за войну поднялся сильно. В декабре 1915 в ресторане "Царь" цыганский хор в сорок человек голый пел ему "К нам приехал наш любимый Марк Зефирыч дорогой". Об Абрамовиче заговорили. После брусиловского прорыва Сума стал ходить во френче без погон с трёхцветной нашивкой на рукаве. На нашивке почему-то по латыни было написано "Patriotica". А поднялся Сума просто. Через гуманистическую организацию взял небольшой кредит в банке, пошёл к известному ещё по эсеровской молодости Золотому перу. Сказал, что есть убийственный материал о развале тыла — о поставке гнилых сапог для доблестной армии. На всякий случай Сума приготовил 500 рублей, но денег не потребовалось. Перо понесло. Родной дядя жены Абрамовича работал в комиссии по снабжению обмундированием Юго-Западного фронта. С его помощью удалось забраковать огромную партию сапог, выпущенных на госзаводах центральной России. Золотое перо бабахнуло в "Речи" громадный фельетон: "Люди с гнилым сердцем". Страна ахнула. В прессе замелькали аршинные заголовки: "Русские солдаты ведут наступление в гнилых сапогах", "Кому это выгодно?", "Всё для фронта? А может... для сепаратного мира?". Пошли карикатуры. Огромная свинья в чиновничьем мундире даёт оборванному грязному солдатику корыто с помоями, в котором плавает рваное голенище. "Получите продовольствие и вещевое довольствие сразу".