И только злое овладенье

Имеет право делать боль

И не испытывать сомненья.

Вы, твари слабые, доколь

Вам в липкой тьме друг к другу жаться?

Красавец мой, тебе ль со мной

Ничтожным им уподобляться?

Кусок красивого лица

Застынет маской воска, визга.

Пусть Босха дикие тельца

За жизнь цепляются капризно.

Любовь — убыточное воль.

К чему убогие касанья?

Красавец, в первое свиданье

Пожрать лицо твое позволь!

* * *

Любить Аврору и Рейхстаг,

Топор и бритву в кокаине,

И свастику, и красный флаг,

И Гитлера, и Муссолини.

Расстрельных списков верный ритм.

Их слог, заученный украдкой.

Их ясность бодрая, как гимн

Твоей Империи Порядка.

Костры для книг и для икон,

И для низверженных кумиров.

И горький яд для тех, кто вон

Стремится прочь из дряни мира,

Кто не приемлет тлю людей

И божества дурную волю,

И кто природу злых вещей

Осознавать не в силах боле.

Ведь мир — не сонный теремок,

И не Освенцим в Луна-парке.

Его отец, хозяин, бог

Дурные раздает подарки.

Герой не должен умереть,

Не устранив основы жизни.

Все следует преодолеть,

Уйдя в прозрачную Отчизну,

В свою Империю Пустот,

В метафизические морги,

Где человеческого бога

Косматый хаос разорвет.

Ну а пока точи свой нож

И заряжай свою винтовку.

Пусть трупы, падая неловко,

Тебе мешают. Ну и что ж?

И будет грохот и потоп,

И хохот полного распада,

И вихрь сдует толпы стада,

И пылью станет стадо толп.

И хищный ветер дует в щель.

Трещат скелеты хрупких зданий.

Пустая ясность, суть вещей,

Она нас больше не обманет.

* * *

прикосновение к прекрасному опасно.

тем более в осенние часы,

когда у многих с вечностью борцов

глаза и зубы выпасть норовят.

я сам люблю округлый женский зад

шершавою ладонью приласкать,

что связано с минутным облегченьем.

хоть на Руси избыток красоты,

тут нечем утолить мою печаль.

да впрочем, утолять её не надо.

кто я такой без этих тайных уз?!

почти кастрат,

почти интеллигент,

чья участь разложенье и упадок.

1999 г.

* * *

испорченное лето. и разбиты

надежды на бескровный дел исход.

с небес уже сошло двенадцать вод…

что делать мне с пропавшим аппетитом?

и жёны на меня теперь сердиты,

и в рот не лезет с маслом бутерброд,

и под ногами путается сброд,

и местной вид не радует элиты.

и невозможно что-нибудь читать:

откроешь и тотчас закроешь книгу.

сподручней баню книгами топить.

от нашей жизни трудно не устать.

на службе скучно мне держать интригу.

и даже водку надоело пить.

август 2000 г.

* * *

опять зачем-то гадко на душе…

растрачено бездарно это лето

на шум дождя, на слухи и приметы,

на кваканье лягушек в камыше.

и вот в любимом друге-алкаше

я вижу лишь безумного скелета.

я слушаю ненужные советы,

чреватые огромной буквой «жэ».

уходит время, как моча в песок,

как деньги между пальцами у шлюхи.

я бормочу какие-то стихи

и так же машинально тру висок.

дурацкая привычка быть не в духе,

житейской наглотавшись чепухи.

август 2000 г.

* * *

машина, скрежеща, но всё же мчится,