Меня терзала многословность Йозефа, но прерывать его было бесполезно, он наслаждался собственным ясновидением.

– Потом Иреш решил пойти к нотариусу, чтобы выяснить, как обстоят дела с этим правом на земельный участок. К сожалению, ничего не прояснилось, – уныло вздохнул Йозеф. – Участок, правда, принадлежал когда-то Луису, но в тридцать девятом году его перекупил по всем правилам Антонин Эзехиаш. Осечка. Никакого спорного совместного владения, никаких неуплаченных долгов. Видно, дядюшка Луис все-таки спятил на старости лет и все деньги спустил на игрушки. А ради них его мог убить лишь какой-нибудь чокнутый коллекционер. И пусть поручик Павровский его найдет! – Йозеф поднялся, прижимая руку к животу, и криво улыбнулся. – Ты не отвезешь меня домой?

Я отвез Йозефа в Дьяблицы. А на обратном пути остановился в ресторанчике неподалеку от стройки купить хлеба и колбасы. От голода у меня рябило в глазах, а на Баррандов путь не близкий. Это была самая заплеванная забегаловка, какую я знал, а в свое время мне довелось повидать их немало. Здесь сиживали летуны, работающие месяц на одной, месяц на другой стройке. Женщины – совершенные руины, которым нечем даже торговать, несколько служителей из соседней больницы что-то подливали в пиво из коричневых лекарственных бутылочек. В таком обществе почти изысканно выглядели цыгане с нашей стройки.

После долгих переговоров мне удалось вырвать у хмурого атлета, который мочил рукава в раковине пивного пульта, обещание поискать хоть что-нибудь из еды. Пока, было похоже, он собирался ее выудить из этой раковины. Опершись о стойку, я одним глазом следил за хозяином, другим косился на наших цыган. Они занимали целый стол под картиной, изображавшей лесную деву на олене. Это была не какая-нибудь захудалая картинка. Огромных размеров толстая деревянная доска с искусной резьбой по краям. Контуры оленя и девы были выжжены на дереве, а плоскости расцвечены плакатными красками. У девы были огненно-красные ноги, а единственный глаз оленя горел ядовитой зеленью. Казалось, он мне этим глазом злорадно подмигивает. Художник, создавший это творение, сидел во главе стола. Я его знал. Он жил в фургончике на берегу Влтавы, на территории нашей стройки, и из месяца в месяц приходил подкупать Йозефа, чтобы тот его не прогонял. Взятки, увы, давались такими вот шедеврами, только размером поменьше. У Йозефа в шкафу уже лежали святой Губерт, голова дикого кабана и даже портрет одного государственного деятеля, обрамленный цитатой из другого государственного деятеля другой исторической эпохи – во времена меньшей терпимости сие было бы расценено как политическое преступление. Йозеф даже повесил это произведение рядом с официальным портретом и с сожалением снял лишь под нажимом доктора Иреша, которого от подобного зрелища едва не хватил инфаркт.

Маэстро был маленьким сухим мужичонкой с деревянным протезом вместо левой ноги. Лицо с темной желтизной, раскосые глаза, голова увенчана старой военной фуражкой. Он выглядел как несгибаемый гвардеец великого Мао с китайского плаката. Рядом с ним сидела девушка словно из «Тысячи и одной ночи». Ей было не больше восемнадцати, миниатюрная и хрупкая, девушка выглядела как индианка. Она появилась в фургончике недавно, и старый резчик ревниво охранял ее от всякого отребья, которым кишмя кишела наша стройка. Вот и сейчас его коричневая, обнаженная по локоть рука лежала на спинке ее стула. И не зря, потому что с другой стороны к красавице присоседился Дежо, уже изрядно подвыпивший. Он все время что-то гудел ей, другие цыгане похохатывали, смуглый мужичонка поблескивал узкими глазами. Девушка казалась безучастной.

Дежо в запале схватил пол-литровую кружку с пивом, выдул до дна и стукнул ею об стол. Оглянулся, ища хозяина. Увидев меня, оскалил в улыбке ослепительно белые зубы. Я решил отказаться от сомнительного ужина и сбежать, но Дежо, вскочив с места, кинулся ко мне.

– Пан инженер! Где вы были, я вас искал! – Он улыбался во весь рот и похлопывал меня по плечу, как старого приятеля. Сам же невзначай поглядывал на девушку, впечатляет ли ее это.

Мне не хотелось портить ему спектакль.

– Я тебе должен выпивку, так ведь? Что будешь пить? – Я обернулся к стойке, но хозяин исчез где-то в недрах кухни.

– Нет, это я вас приглашаю, выпьем вместе!

– Мне нельзя, у меня тут машина, – лицемерно огорчился я.

– Не уезжайте, присядьте к нам хоть на минуточку.

В открытую дверь я увидел, как хозяин заворачивает что-то в газету. По всей видимости, это наконец-то был мой ужин.

– Сегодня не могу, – уже с нетерпением сказал я. – Выпьешь рому?

Дежо оставил мое предложение без внимания.

– Я вам должен кое-что сказать. Искал вас вчера и сегодня. Вы были в тюрьме? Из-за какого-то цыгана? – Он ударил себя кулаком в обнаженную под расстегнутой рубахой грудь.

– Что ты мелешь? – возмутился я. – Думаешь, меня забрали за то, что я надавал тебе оплеух?

– Нет! Дежо еще никто не прикладывал! Вы меня не били, никто меня не бил! Почему вы им это не сказали? Я заливал, пьяный был как свинья.

Я схватил его за плечи. Стал трясти.

– Как все было в ту ночь?…

И вот что я узнал. Дежо спал в прихожей моего домика, и вправду, как он выразился, пьяный как свинья. Услышал, что кто-то гремит на ступеньках. Проснулся, заорал на неизвестного, но тот убежал. Дежо отправился следом, пошатываясь, неверным шагом двинулся через стройку и свалился в траншею, где в тот день работали его товарищи. А то, что свалился он прямо на тачку, которую в траншее оставили по разгильдяйству, без сомнения, было возмездием какой-то высшей силы, надзирающей за орудиями труда. Тачка перевернулась, и одна из рукояток ударила Дежо по губам. Вот откуда взялась рана, якобы нанесенная моим кулаком.

Вернулся хозяин, сунул мне промасленный пакетик и неприветливым взглядом окинул Дежо, который колотил себя то в грудь, то по голове.

– Сгинь, – рыкнул на него буфетчик. – Шесть пятьдесят, – тем же тоном обратился он ко мне.

Я дал ему десять крон и пригоршню мелочи.

– Налейте ему рома, – попросил я. – Отнесите на стол.

Тут я увидел в углу телефон-автомат, выбрал монету, отстранил Дежо, беспрестанно повторяющего «ай-яй-яй», и пошел к телефону. Повернувшись спиной к залу, я набрал номер. Моя рука так дрожала, что я не мог попасть в отверстия диска.

– Алло, – тут же отозвался знакомый голос. Она, должно быть, стояла возле телефона, так быстро сняла трубку.

– Мартин, – назвался я. – Где…

– Где вы? – перебила она меня. – Я только что вам звонила, набираю номер вот уже полчаса, как только пришла домой, все пытаюсь связаться с вами… – Она говорила взволнованно, с трудом переводя дыхание.

– Где Лукаш?

– Не знаю! – выкрикнула она. – Убежал, я думала, он у вас… Его нет? Вы его не видели?

За моей спиной кто-то взвизгнул, раздалось гоготанье грубых мужских голосов.

– Нет, – сказал я. – Что случилось? Почему он убежал? Когда?

– Не знаю, – простонала она. – Меня не было. Я только недавно вернулась, ездила искать квартиру. Больше здесь не останусь… у одной моей подруги есть мастерская, я могла бы на несколько дней с Лукашем…

– Вы точно знаете, что его нет? Может, убежал куда-то с детьми? – Трубка скользила в моей мокрой от пота руке.

– Нет! Я спросила у Ольды, он его избил, а Лукаш…

– За что он его избил?

– Застал в своей комнате. Сказал, что Лукаш…

– Когда это случилось? – снова перебил я, изо всех сил прижимая трубку к уху – только что в голову себе не впихнул. За моей спиной стоял гвалт.

– Незадолго до того, как я вернулась. Я приехала на такси, должно быть, мы с ним разминулись… Что мне делать? – Она всхлипывала, ее почти невозможно было понять.

– Позовите Ольду! – резко приказал я. – Притащите его хоть силой, скажите, что я позвоню в милицию…

– Ольды нет дома! Он ушел… ударил меня тоже и…

– У Лукаша были деньги? Взял он что-нибудь с собой?