Проходя по кампо Манин, Вьянелло и Брунетти, заранее не сговариваясь, уже знали, что сейчас отправятся повидаться с вдовой, вместо того чтобы возвращаться в квестуру. Чтобы добраться до дома Митри, находившегося на Кампо ди Гетто-Нуово, они пешком дошли до Риальто и там сели на водный трамвайчик маршрута № 1 в сторону вокзала.

Они остались на открытой палубе, предпочтя холодный воздух канала душной влажности каюты. Когда трамвайчик проезжал под мостом Риальто, Брунетти спросил Вьянелло:

— Ну?

— Да он мать родную продаст за сотню лир, — ответил тот с откровенным презрением. Потом долго молчал и наконец произнес: — Думаете, все дело в телевидении, комиссар?

Брунетти недоуменно переспросил:

— При чем здесь телевидение?

— Это оно помогает нам оставаться на расстоянии от зла, которое мы совершаем. — Увидев, что Брунетти внимательно слушает его, он продолжил: — То есть когда мы следим за событиями на экране, они кажутся нам реальными, но на самом деле это не так, верно? Я хочу сказать, по телевизору мы видим, как людей убивают и калечат, и видим себя. — Он улыбнулся и объяснил: — В смысле, полицию. Мы смотрим там на самих себя, мы там раскрываем всякие ужасные преступления. Так вот, может быть, если насмотреться их в достаточном количестве — настоящих ужасов, происходящих с нами или с другими людьми, они тоже перестают казаться настоящими.

Брунетти был слегка обескуражен сбивчивой речью Вьянелло, но, кажется, понял, что тот имел в виду, и, готовый согласиться с его мыслью, ответил:

— Как далеко находятся от него эти девочки, о которых он ничего не знает, — в пятнадцати тысячах километров? В двадцати? Вероятно, происходящее с ними он вовсе не воспринимает как реальность, а если и воспринимает, то для него, наверно, это не очень важно.

Вьянелло кивнул:

— Думаете, мир становится все хуже и хуже?

Брунетти пожал плечами:

— Иногда мне кажется, что так и есть, а иногда я в этом уверен. Но потом солнце выходит из-за туч, и я понимаю, что ошибался.

Вьянелло снова кивнул и на сей раз добавил:

— Угу.

— А вы как считаете?

— Я считаю, что все плохо, — ответил сержант без колебаний. — Однако, как и у вас, у меня бывают дни, когда все просто замечательно: дети прыгают вокруг меня, когда я возвращаюсь домой, или Надя счастлива, и ее настроение передается мне. Но в целом мир, похоже, перестает быть подходящим местом для проживания.

Пытаясь внести хоть какой-то просвет в мрачность, столь не свойственную Вьянелло, Брунетти сказал:

— Но ведь выбор у нас не особенно большой, верно?

Вьянелло рассмеялся:

— Думаю, да. Хорошо ли, плохо ли, но у нас есть только это. — Он на мгновение замолчал, разглядывая дом и вывеску казино рядом. — Может, для нас все по-другому, ведь у нас есть дети.

— Почему? — спросил Брунетти.

— Потому что мы можем заглянуть вперед, в тот мир, в каком им предстоит жить, и оглянуться назад, на тот, в каком сами выросли.

Брунетти, читавший много книг по истории, вспомнил, как древние римляне бессчетное количество раз проклинали свою эпоху, утверждая, что сами они в юности во всем превосходили нынешнее поколение. Они разражались гневными речами в адрес молодежи, порицая ее бездеятельность и невежество, отсутствие уважения к старшим. Мысль об этом согрела душу комиссара. Если все поколения, каждое в свою очередь, думают таким образом, быть может, они и сейчас ошибаются, и мир вовсе не становится хуже. Он не знал, как объяснить свою идею Вьянелло, да и неловко было цитировать Плиния: ведь сержант вряд ли узнает автора и смутится, когда придется в этом признаться.

Брунетти ласково похлопал его по плечу, а трамвайчик в это время причалил у остановки «Сан-Маркуола». Они сошли на берег и двинулись гуськом по узенькой калле, пропуская людей, торопившихся к пристани.

— Мы ведь ничего не сможем исправить, верно, комиссар? — спросил Вьянелло, когда она выбрались на более широкую улицу, протянувшуюся за церковью, и пошли рядом.

— Сомневаюсь, что кто-либо вообще сможет, — проговорил Брунетти, понимая, что отвечает слишком расплывчато, и недовольный этим обстоятельством.

— Можно задать вам еще вопрос, комиссар? — Сержант остановился на мгновение, потом снова зашагал. Они оба знали адрес и примерно представляли себе, где находится дом. — Насчет вашей жены.

Брунетти уже по тону понял, о чем будет спрашивать Вьянелло, но разрешил:

— Давай.

Глядя прямо перед собой, хотя теперь никто не шел навстречу им по тесной калле, Вьянелло осведомился:

— Она объяснила вам, почему так поступила?

Брунетти брел вперед рядом с сержантом. Посмотрел на него задумчиво и ответил:

— Думаю, все это есть в протоколе задержания.

— А-а, — протянул Вьянелло. — Я не знал.

— Вы что, его не читали?

Вьянелло снова остановился и повернулся к Брунетти.

— Он касался вашей жены, синьор, так что я счел, что прочесть его будет нетактично. — Преданность Вьянелло комиссару была общеизвестна, так что вряд ли Ланди, прихвостень Скарпы, обсуждал с ним эту тему, а ведь именно Ланди арестовал Паолу и снял с нее показания.

Они отправились дальше и какое-то время шли молча, прежде чем Брунетти ответил:

— Паола считает, что организовывать секс-туры — неправильно и кто-то должен остановить этот бизнес. Она сказала: если закон не намерен с этим бороться, она будет действовать сама. — Он сделал паузу, наблюдая за реакцией Вьянелло.

— В первый раз стекло разбила тоже ваша жена?

Брунетти без колебаний признался:

— Да.

Шаг, еще один — они шли в ногу, четко и согласованно. И сержант произнес:

— Это хорошо.

Брунетти повернулся и уставился на Вьянелло, но увидел только его тяжелый профиль и длинный нос. Пока комиссар приходил в себя от неожиданности, сержант остановился и сказал:

— Если нам нужен дом номер шестьсот семь, это должно быть здесь, прямо за углом.

Они свернули и очутились прямо перед зданием.

Звонок квартиры Митри располагался сверху, над другими двумя. Брунетти нажал на кнопку, подождал, нажал еще раз.

Из домофона раздался голос, казавшийся замогильным — не то от горя, не то из-за плохой связи, — и спросил их, кто они такие.

— Комиссар Брунетти. Я хотел бы побеседовать с синьорой Митри.

Ответа долгое время не было, потом тот же голос произнес:

— Минуту. — И связь отключилась.

Прошло значительно более минуты, прежде чем раздался щелчок замка. Брунетти толкнул дверь и первым прошел в просторный внутренний дворик с фонтаном, по обе стороны которого росли две большие пальмы. Сверху на каменные плиты лился дневной свет.

Они вошли в находившийся перед ними коридор и направились в дальнюю часть здания, к лестнице. Здесь, как и в доме Брунетти, от стен отшелушивалась краска, обнажая кирпичи — из-за соленых испарений дремлющей под землей воды. Чешуйки размером со столировую монету лежали в углах ступеней, сметенные в стороны то ли уборщиками, то ли ногами жильцов. Добравшись до первой площадки, они увидели горизонтальную линию, до которой доходили испарения: выше не было никаких чешуек, стены оставались гладкими и белыми.

Брунетти вспомнил об огромной сумме, в какую строительная компания по просьбе семи владельцев квартир оценила ремонт в их собственном доме, расстроился и тут же отогнал от себя эту мысль.

Дверь наверху была открыта, из-за нее выглядывала девочка примерно возраста его дочери.

Брунетти остановился и, не протягивая руки, проговорил:

— Я — комиссар Брунетти, а это сержант Вьянелло. Мы бы хотели побеседовать с синьорой Митри.

Девочка даже не пошевелилась.

— Бабушка плохо себя чувствует. — Голос ее немного дрожал от волнения.

— Сочувствую, — сказал Брунетти. — Приношу свои соболезнования по поводу того, что случилось с вашим дедушкой. Но именно поэтому я здесь: мы хотим разобраться в случившемся и помочь.