Улыбка исчезла.

— Я ее не стою, — шепотом добавила Эсиллт.

Она вошла внутрь и закрыла дверь.

Некоторое время Элевайз сидела в солнечных лучах, сосредоточенно размышляя. Она испытывала сильное желание немедленно позвать Эсиллт и задать ей несколько прямых вопросов.

Но принесло бы это какую-нибудь пользу?

Не лучше ли дать Эсиллт успокоиться, прийти в себя? Боже милостивый, ведь дитя, возможно, все еще не оправилось от потрясения!

Элевайз все более и более убеждалась, что знает, почему Эсиллт была в лесу и почему она не могла — и не хотела — объяснить это. Аббатиса подумала, что Эсиллт — благородная девушка. По-своему.

Вздохнув, Элевайз встала и отправилась на поиски сестры Калисты.

Немного позже, направляясь в церковь аббатства — до Часа шестого оставалось еще полчаса, и Элевайз хотела помолиться в одиночестве, — она тщетно пыталась побороть раздражение, оставшееся от разговора с сестрой Калистой.

Несмотря на все попытки аббатисы, несмотря на брошенное в лицо девушки обвинение, что она чего-то не договаривает, Калиста упрямо повторяла одно и тоже: «Пошла погулять в лес и, очарованная цветами и деревьями, потеряла счет времени».

Опустившись на колени, Элевайз тихо начала:

— Боже Всемогущий, молю, помоги мне найти истину…

Единственное, в чем Элевайз была абсолютно уверена: пока еще она не приблизилась к истине ни на йоту.

В расследовании смерти Юэна, равно как и в поисках того, кто убил Хамма, Жосс вряд ли мог ожидать от кого-либо помощи.

Юэн действительно жил со своей вечно ноющей, всем недовольной матерью до самой ее смерти. «Кончина была прямо-таки благом для этой страдалицы, — сообщил Жоссу один старик, единственный хоть сколько-нибудь полезный источник сведений, — потому как Юэн — никчемная тварь и заноза, вот что я вам скажу».

Картина получалась следующая: оболтус рос без отца, с ворчливой и не слишком умной матерью, дома старался бывать как можно реже, за свою жизнь шагу ни для кого не сделал как в прямом, так и в переносном смысле, а скудное пропитание добывал от случая к случаю браконьерством и воровством. По словам того же старика, если бы кто-то делал за него и это, сам он и пальцем не пошевелил бы.

Но вот жизнь приняла новый оборот, думал Жосс, мысленно восполняя отсутствующие сведения. Юэн объединил усилия с Хаммом Робинсоном и Сифом Миллером в рискованном предприятии и в результате лишился жизни. Как, впрочем, и Хамм. Судя по всему, не очень-то большая потеря для мира.

«Нет, ты неправ! — сурово попенял себе Жосс. — Ты думаешь в точности как шериф Пелем. А ведь Юэн мертв. Его жестоко закололи кинжалом».

Жосс сам слышал вопли несчастного и очень хорошо понимал, что это не было ни быстрой, ни безболезненной смертью.

Последними, с кем он поговорил, были два селянина, которые гнали свиней к убогим домишкам в полумиле от того места, где жила вдова Хамма. Они почти ничего не добавили к сведениям о Юэне, за исключением одного замечания: «Видать, это Сиф Миллер и укокал его; они вечно цапались».

И повторили ту постыдную мысль самого Жосса: «Поделом им обоим, и ему и Хамму Робинсону».

«Если шериф Пелем поговорит с этими двумя, — сказал себе Жосс, поблагодарив селян и повернув коня, — то Сифа завтра же вздернут на первой попавшейся виселице».

Направив коня по тропе, ведущей в лес, Жосс принялся размышлять, как ему лучше вести осмотр места преступления, и вдруг увидел всадника.

Человек выехал из леса.

— Добрый день, сэр Жосс! — крикнул всадник, оказавшись в пределах слышимости.

Это был молодой — не более тридцати лет — человек с непокрытой головой. Хорошо одетый, он ехал на превосходном коне; искусно украшенная сбруя выглядела совсем новой. На руке мужчины, защищенной толстой кожаной перчаткой, сидела соколиха с путами на ногах; голову птицы прикрывал колпачок.

— И вам доброго дня, Тобиас, — ответил Жосс.

— Чудесное утро для соколиной охоты! — воскликнул Тобиас и гордо указал на птицу. — Мы здесь не больше часа, а она уже поймала кролика и двух полевок!

— Красивая птица, — сказал Жосс. — Какой породы?

— Это сапсан. Их еще называют соколы-пилигримы. — Тобиас натянул поводья, его конь послушно остановился, и всадник свободной рукой погладил птицу по голове. — А знаете, почему?

— Нет.

— Потому что их ловят во время перелета с тех мест, где они дают потомство.

— Ах, вот как!

«Интересно, он сознательно морочит мне голову? — подумал Жосс. — Надеется, я не спрошу, что он здесь делает? Если так, он надеется напрасно».

— Вы выехали из дома сегодня утром?

— Сегодня утром?

Минутное замешательство. Потом с широкой улыбкой:

— Нет, что вы! У меня поблизости есть друзья, славные люди, которые разделяют мои… мои увлечения. Они с радостью предлагают мне свое гостеприимство, когда я бываю в этих краях.

— Те люди, с которыми вы охотитесь?

Опять обезоруживающая улыбка.

— Охочусь? Да, сэр Жосс. — И вдруг, с поспешностью, почти заставшей Жосса врасплох, он превратился из человека, отвечающего на вопросы, в человека, их задающего: — А вы, сэр рыцарь? Куда вы направляетесь?

Так как тропа вела в чащу, ответ мог быть только один.

— В лес. Прошлой ночью там погиб человек. Его убили. Как представитель короля, я расследую эту смерть.

Жосс хорошо знал, что король Ричард и слыхом не слыхивал об этом убийстве, равно как о том, что Жосс находится в этих местах. Но открывать это Тобиасу Дюрану не было необходимости.

Однако молодой человек повел себя не так, как того ожидал Жосс. В его взгляде не появилось ни малейшей опаски. Тобиас повернул своего коня и с жаром заговорил:

— Как это ужасно! Вы должны позволить мне помочь вам, сэр Жосс! Во-первых, одна голова хорошо, а две лучше, а во-вторых — если где-то здесь было совершено убийство, вам просто опасно ходить в лес одному!

Меньше всего Жоссу сейчас нужна была компания. Он протестующе поднял руку.

— Это очень любезно с вашей стороны, Тобиас, однако я предпочитаю работать один. Простите мне мою прямоту, но люди, неопытные в таких делах, могут нечаянно уничтожить важные свидетельства. Следы, знаете ли, и все такое прочее.

Тобиас понимающе кивнул.

— Да, согласен. Вы не хотите, чтобы моя неуклюжая нога затоптала свидетельство! — Он захохотал. — Тогда я пожелаю вам хорошего дня и хорошей «охоты» и оставлю вас в одиночестве.

Он поклонился, еще раз улыбнулся и, повернув лошадь, поехал по тропинке прочь от леса.

Въезжая в лес, Жосс подумал, что было бы недостойным удручить Тобиаса, приведя его на место преступления. Конечно, тело уже унесли, но кровь все еще пятнала траву. Вряд ли это было подходящее зрелище для счастливого, жизнерадостного молодого человека, отправившегося солнечным утром на соколиную охоту.

На месте преступления Жоссу удалось найти совсем немного. Было много крови — частью она подсохла, частью просочилась в землю. Были следы борьбы — сломанные ветки, примятые кусты. Жосс подумал, что смог бы определить направление, откуда появился Юэн. Но он и так знал это, потому что сам видел, как браконьер убегал с поляны, где лежали поваленные дубы.

Вот, по сути, и все следы.

Жосс обошел место гибели Юэна.

«Он вышел здесь, — размышлял рыцарь, пройдя несколько ярдов назад, а затем вернувшись, — и сразу же кто-то набросился на него. Но с какой стороны? Сзади? Или спереди?»

Если это действительно был Сиф и Жосс заблуждался насчет ножа, значит, он должен был напасть на свою жертву сзади — ведь Жосс видел, как Сиф покинул поляну вслед за Юэном. Сиф никак не мог догнать Юэна и накинуться на подельника, оказавшись с ним лицом к лицу. Жосс еще раз осмотрел землю, но ни с какой стороны не нашлось следов, ведущих к месту убийства. Заросли были нетронуты. А единственная тропа была расширена, если не протоптана теми, кто искал, нашел и унес тело.