— Ни хрена себе! — Голос Штерна внезапно сделался пронзительным. — Кабинет глазного врача, доктора Танненбаха, на Рорбахерштрассе, 70. Его ассистентка что-то забыла и вернулась в кабинет, а там доктор убитый. Выстрелом в лицо.

Хафнер вопросительно глядел на него.

— Второе убийство по той же схеме, — тихо пробормотал Тойер. — Получается серия. Паршивое дело. Серия, понимаешь?

Он испугался.

Синие проблесковые маячки прорезали ночь. Тойер и его помощники торопливо взбегали по лестнице. План эвакуации дома, попавшийся гаупткомиссару на глаза, показался ему мучительно бессмысленным. Сыщик остановился, чтобы перевести дух и осмыслить абсурдность всей ситуации. Почему именно глазной врач стал очередной жертвой? Полная нелепость, к которой добавлялась еще и кромешная тьма. Хафнер с пьяным сопением протопал мимо него вверх по лестнице.

— Просто свинство! Куда это годится, чтобы врач жил на четвертом этаже? — буркнул он на ходу.

— Танненбах был окулистом, а не ортопедом, — желчно напомнил Лейдиг. — Кроме того, тут есть лифт.

В квартире уже работали эксперты по фиксации следов; в приемной женщина в полицейской форме пыталась успокоить рыдавшую ассистентку.

— Спросите у нее: как могло случиться, что пациент явился к врачу в ее отсутствие? — вполголоса сказал Тойер. — Так ведь не полагается…

— Она уже объяснила нам, — ответила сотрудница полиции и рассеянно погладила по голове плачущую. — По ее словам, врач был очень добрым человеком. Последних пациентов он часто принимал сам, так как она ухаживает за матерью.

— Да, да, он был добрым, — рыдала ассистентка. — И к своим пациентам всегда относился внимательно и уделял им достаточно времени, не гнался за количеством!

Тойер кивнул. Он верил, что на свете бывают добрые люди.

Штерну с Хафнером он велел отыскать какого-нибудь судебного медика, чтобы тот срочно исследовал найденный в лесу ключ и определил, чья на нем кровь. Распределение ролей сомнений не вызывало. Штерн найдет судмедэксперта, Хафнер заставит беднягу не только проверить кровь, но и землю перевернуть, если понадобится.

— Я ведь поговорил с вдовой первой жертвы, — тихо сообщил Лейдиг. — Рейстер был еще тот говнюк, если можно так выразиться.

— Можно! — прохрипел толстый криминалист, входя с большим чемоданом, полным специального оборудования. — И уйти с дороги тоже можно.

— Заткни пасть, свинья экспертная! — заорал Хафнер и, пошатываясь, вслед за грубым криминалистом углубился в квартиру.

— Он здесь еще и курит! — взревел обычно корректный Шерер, выглянув из-за двери. — Хафнер, если твой пепел подберут криминалисты, мы будем вынуждены отдать его на экспертизу. Тогда я повешу дело на тебя, кретина. Ты попадешь за решетку и будешь там по три часа вкалывать за каждую пачку «Ревала». А пить тебе вообще не дадут.

Хафнер вернулся назад и демонстративно стряхнул на порог столбик пепла. Штерн подхватил нетрезвого коллегу и поволок вниз.

— Нет, ты не подумай, я не сочувствую преступникам, — доносился удалявшийся голос Хафнера. — Но почасовая оплата в тюряге… что за зверство!

Тойер, стремясь по возможности избавить себя от осмотра трупа, подошел к ассистентке. Женщина уже затихла и теперь апатично взирала на снующих мимо криминалистов.

— Простите, фрау…

— Бёгер… — Она была не первой молодости и немного располнела, однако на своем рабочем месте, вероятно, излучала материнскую заботу вперемешку со строгостью, которые греют человеку душу, когда у него во время спортивной передачи мячи вдруг начинают двоиться перед глазами. Ее лицо опухло от слез и покрылось пятнами, однако теперь она уже владела собой.

— Пойдемте вниз, — дружеским тоном предложил гаупткомиссар, — и там поговорим.

Сыщик сидел с Бёгер на ступеньках черного хода. Над элитными виллами на западе висела луна. Мягкий ласковый ветерок почему-то вызвал у комиссара мучительную тоску.

— Я проработала у доктора Танненбаха двадцать лет. Это мое первое место, мне тут сразу понравилось. Знаете, доктор никогда не был женат и ни с кем не жил. Разве вы не должны спросить меня об этом?

Тойер согласился с ней.

— Вообще он был такой спокойный. Во время учебы я страшно всего боялась, постоянно робела.

А когда пришла к нему, это было как откровение. Тогда началось увлечение лазерами, ими обзавелись все врачи, прижигали сетчатку. Он выжидал. Говорил, что еще недостаточно знает о риске такого лечения. Потерял на этом кучу денег, но запросы у него были скромные. Пациентов он всегда принимал так, что никому не приходилось ждать. Иногда даже выгадывал полчаса между приемами. Тогда он говорил: «Бригитта, — то есть я, — Бригитта, теперь мы устроим русский перекур». Так он называл те минуты, когда мы вместе курили…

— Ну, значит, один порок у него все же имелся, — пробормотал Тойер, которому убитый врач уже начал казаться воплощением всех добродетелей. Сверхчеловеком.

— Десять лет назад мы вместе бросили курить, — мечтательно сообщила Бёгер. — Мне это далось тяжело, но доктор Танненбах мне помогал. — Она замолкла.

Что-то в ее рассказах все больше и больше раздражало гаупткомиссара. Возможно, просто мысль о том, что никто на свете никогда не отзовется с таким уважением о нем самом.

— Это звучит очень… как бы это выразиться… благородно, фрау Бёгер, — осторожно произнес он. — Но если у него было так мало пациентов, как ему удавалось оплачивать такую большую квартиру, где он их принимал, да и вообще зарабатывать себе на жизнь?

— Он получил богатое наследство. Его семья когда-то выращивала табак в Рейнской долине. Эти деньги он не любил и называл их «никотиновыми».

— Но все равно пользовался ими.

— Чтобы помогать другим! — с придыханием пояснила Бригитта Бёгер. — Ведь он был единственным наследником. Никого из близких. Как одинокая звезда на небе. И я надеюсь, что он теперь там.

Тойер хотел было съязвить: мол, что это за звезда на небе, которая теперь попала на небо… Но вместо этого спросил:

— Где он жил?

— Под крышей у него квартирка из трех комнат. Больше ему, по-моему, не требовалось.

— Вы так считаете?

— Я никогда не бывала в той квартире. Так близко мы не общались.

Тойер замолк. Если прежде ассистентка его раздражала, то теперь ему стало ее жалко. Он украдкой покосился на ее руки. Короткие пальцы, при лунном свете не видно обручального кольца.

— Вы никогда не были замужем?

— Как-то не получилось, — тихо сказала она. Сыщик мысленно сосчитал до десяти, проявив максимальный такт, на какой был способен, после чего переключился на другую тему:

— Что произошло сегодня?

Бёгер опять затрясло.

— Где-то около восьми вечера я обнаружила, что забыла на работе свои таблетки. У меня барахлят почки, и я вынуждена три раза в день принимать лекарство. Так что я попросила соседку присмотреть за мамой. Мы так иногда поступаем, если случается что-нибудь непредвиденное. Фрау Лейдиг такая отзывчивая…

— Где вы живете? — спросил гаупткомиссар, уже заранее угадав ответ.

— На Фридрих-Эберт-Анлаге, 516. — Бёгер кивнула, словно это само собой разумелось, а потом добавила: — Всю жизнь.

Тойер тут же извинился и быстро поднялся наверх. Лейдига он нашел стоящим в дверях, на руках защитные перчатки. Комиссар изучал старомодный журнал регистрации, который ему милостиво вынесли.

— Ты ведь знаком с этой женщиной! — переводя дух, воскликнул гаупткомиссар. — Почему мне ничего не сказал?

Лейдиг пожал плечами.

— Господин Лейдиг, отвечайте!

— Она подруга моей матери, — напыщенно сообщил хитрец. — А с ее подругами я не разговариваю. К счастью, она меня не видела.

Это прозвучало так непрофессионально, беспомощно, но притом так непривычно дерзко, что Тойер просто повернулся и шагнул к лестнице.

Но чтобы хоть как-то облегчить душу, по пути он заглянул в кабинет врача и проревел: когда же ему наконец позволят зайти? Коллега Мюллер — Тойер не без труда припомнил его фамилию — сыпал в тот момент на пол белый порошок. Он повернул к гаупткомиссару голову и тоже заорал: