– Так вам и это известно?

Кемп медленно произнес:

– До обидного мало, но и то, что известно, вызывает некоторые подозрения. Паспорт у него в порядке, Американское подданство, ничего предосудительного не установлено. Приехал сюда, остановился в «Клеридже», умудрился завести знакомство с лордом Дьюсбери.

– Мошенник?

– Вероятно. Дьюсбери, кажется, клюнул на удочку – попросил его остаться. И тут началось.

– Производство оружия, – сказал Рейс. – На заводах Дьюсбери начались какие-то неполадки при испытаниях нового танка.

– Да. Этот самый Браун отрекомендовался в качестве представителя фирм, производящих вооружение. И как только он там появился, вскоре начался саботаж – как раз в то самое время. Браун сшивался среди закадычных дружков Дьюсбери – Казалось, он искал связей со всеми, кто так или иначе имел отношение к фирмам, изготавливающим вооружение. И в результате началась всякая неразбериха, в которой он, по моему разумению, приложил руки. Раз или два на заводах произошли серьезные беспорядки, и это вскоре после того, как он там появился.

– Интересная личность – мистер Антони Браун.

– Да. Он щедро наделен обаянием и, очевидно, умеет извлекать из этого пользу.

– А зачем ему понадобилась миссис Бартон? Ведь Джордж Бартон не имел никакого отношения к производству оружия?

– Не имел. Но Браун, кажется, был в довольно близких отношениях с его женой и мог из этого кое-что извлечь. Ведь вам известно, полковник, милая женщина способна выведать у мужчины все, что угодно.

Рейс кивнул, он понял: слова главного инспектора относились к Управлению контрразведки, которое он когда-то контролировал, и не были им восприняты как намек на его собственные упущения.

После минутного раздумья он произнес:

– Вы читали письма, которые получил Джордж Бар-тон?

– Да. Их нашли прошлым вечером у него в доме в столе. Мисс Марло отыскала их для меня.

– Знаете, Кемп, эти письма очень меня заинтересовали. Каково мнение эксперта?

– Бумага дешевая, чернила обычные – отпечатки пальцев Джорджа Бартона и Ирис Марло. На конверте куча всяких неопознанных следов, видимо, почтовых работников и т. д. Письма написаны, как подтвердили эксперты, человеком довольно образованным и находящимся, в здравом уме.

– Довольно образованным. Значит, не слугой?

– Видимо, нет.

– Тогда это становится еще более интересным.

– Напрашивается вывод: кто-то что-то подозревал.

– Неизвестный не обратился в полицию. Он хотел пробудить в Джордже подозрения и остаться при этом в тени. Все это весьма странно, Кемп. Возможно, он даже не сам это писал, да?

– Мог и сам написать. Но зачем?

– Кому-то захотелось представить самоубийство в виде убийства.

– И выставить в качестве палача Стефана Фаррадея? Неплохая мысль. Немало потрудились для этого. Но дело в том, что у нас абсолютно нет против него никаких улик.

– Ну, а по поводу цианида что скажете? Была найдена какая-нибудь упаковка?

– Да. Внутри следы кристаллов цианида. Никаких отпечатков пальцев. Ясное дело, в детективных рассказах упаковка содержала бы все нужные улики. Заняться бы авторам этих детективных историй нашей повседневной работой. Тут бы они и убедились, что чаще всего никаких следов не остается и приходится отыскивать несуществующее.

Рейс улыбнулся.

– Метко подмечено, А вчера вечером тоже никаких видимых следов не осталось?

– Именно этим я сегодня и продолжаю заниматься. Вчера я опросил всех присутствующих, затем с мисс Марло возвратился на Эльвестон Сквер и просмотрел стол и бумаги Бартона. Сегодня я опрошу очевидцев более обстоятельно. Допрошу и людей, находившихся за двумя другими столами в алькове… – Он перелистал какие-то бумаги. – Да, вот они. Джеральд Толлингтон – гренадер гвардейцев и достопочтенная Патриция Брайс-Вудворт. Юные жених и невеста. Бьюсь об заклад, они друг с друга глаз не сводили и до остального им дела не было. Мистер Педро Моралес, омерзительный коммивояжеришко из Мексики. У него даже белки глаз желтые. И мисс Кристина Шеннон – если речь не о деньгах, у нее язык прилипает к гортани Но сто к одному, что-нибудь они все-таки заметили. На всякий случай я запасся их именами и адресами. Начнем с этого бедняги, официанта Джузеппе. Он уже здесь. Сейчас я его приглашу.

Джузеппе Бальцано был человеком среднего возраста, с умным обезьяньим лицом. Он нервничал, и, по-видимому, не зря. Его английская речь отличалась достаточной резвостью, поскольку, как он объяснил, с шестнадцати лет проживал в этой стране и был женат на англичанке.

Кемп относился к нему с ясной симпатией.

– Итак, Джузеппе, давай послушаем, что ты об этом думаешь.

– Скверная история, для меня особенно. Ведь я обслуживал этот стол. Я, а не кто иной, разливал вино. Люди скажут, что я обезумел и положил отраву в бокал с вином. Это не так, но люди так и скажут. Уже мистер Голдстейн говорит, что будет лучше, если я возьму на неделю отпуск, – чтобы люди ни о чем не спрашивали меня и не тыкали пальцами. Он справедливый человек, он знает, я не виновен, я проработал там много лет, он не уволит меня, как сделали бы другие хозяева. Мистер Чарлз тоже всегда был добрым, но для меня это огромное несчастье – я боюсь. Я спрашиваю себя: значит, у меня есть враг?

– И как же, – деревянным голосом спросил Кемп, – есть?

Печальное обезьянье лицо исказила улыбка. Джузеппе протянул руки.

– У меня? На всем свете у меня нет никакого врага. Хороших друзей много, но врагов нет.

Кемп хмыкнул.

– Теперь насчет прошлого вечера. Расскажи мне про шампанское.

– Пили Клико 1928 года очень хорошее и дорогое вино. Мистер Бартон любил такое, он любил добрую пищу и вина – все самое отменное.

– Он заказал это вино заранее?

– Да. Обо всем договорился с Чарлзом.

– А что тебе известно насчет свободного места за столом?

– Он об этом тоже договорился. Сказал Чарлзу и мне. Его должна была занять попозже одна молодая леди.

– Молодая леди? – Рейс и Кемп переглянулись. – Ты ее знаешь?

Джузеппе показал головой.

– Нет, об этом мне ничего не известно. Она должна была прийти позже, вот и все, что я слышал.

– Поговорим о вине. Много было бутылок?

– Две бутылки и третья стояла наготове. Первую бутылку закончили довольно быстро. Вторую я открыл незадолго до кабаре. Я наполнил бокалы и поставил бутылку в ведерко со льдом.

– Когда ты последний раз видел, как мистер Бартон пил из своего бокала?

– Позвольте припомнить… Когда закончилось кабаре, пили за здоровье молодой леди. Был ее день рождения, насколько я понял. Потом они пошли танцевать. После этого, когда они возвратились, мистер Бартон выпивает, и через мгновение все произошло! Он умер.

– Ты наполнял бокалы, пока они танцевали?

– Нет, монсеньор. Они были наполнены, когда пили за мадемуазель, выпили немного, лишь несколько глотков. В бокалах оставалось еще достаточно вина.

– Когда-нибудь кто-нибудь – безразлично кто – приближался к столу, пока они танцевали?

– Ни одна душа, сэр. Я в этом уверен.

– Все пошли танцевать одновременно?

– Да.

– И одновременно возвратились?

Джузеппе закатил глаза, силясь припомнить.

– Первым возвратился мистер Бартон с молодой леди. Он был полнее других и, как понимаете, много не танцевал. Потом подошел белокурый джентльмен, мистер Фаррадей, и молодая леди в черном. Леди Александра Фаррадей и смуглый джентльмен подошли последними.

– Ты знаешь мистера Фаррадея и леди Александру?

– Да, сэр. Я часто встречал их в «Люксембурге». Они очень приметные.

– Теперь, Джузеппе, увидел бы ты, если б кто-то из них положил что-нибудь в бокал мистера Бартона?

– Не скажу этого, сэр. Я обслуживаю два других стола в алькове и еще два в большом зале. Блюд много. Я не наблюдал за столом мистера Бартона. После кабаре почти все поднялись и начали танцевать, так что я в это время отдыхал – поэтому-то я и уверен, что никто не приближался к столу. Как только люди расселись, я сразу же занялся своим делом.