Когда они во вторник все вместе поехали в Лос-Анджелес, казалось, будто на улице тысяча градусов. В доме на Монтерей Парк Фэй уже успела кое-что сделать – распаковала вещи, в каждой комнате развесила картины, поставила в вазы цветы, застелила постели – словом, постаралась придать дому жилой вид. Дети, словно котята, обнюхивали новое жилье, радовались своим, комнатам, кроватям, игрушкам, и это несколько утешило Фэй. Но Вард был близок к обмороку, войдя в темную, мрачную гостиную. Фэй смотрела на него и боролась с подступившими слезами. Он выглянул в сад, сощурившись, осмотрел столовую, поднял глаза, инстинктивно надеясь увидеть знакомую люстру, вспомнил, что ее продали два месяца назад, поглядел на жену и покачал головой. Он сроду не видел ничего подобного, никогда не бывал в таком бедном доме, и это пронзило его до глубины души.

– Надеюсь, по крайней мере, это дешево. – Вина снова кольнула его: что же он сделал с женой и с детьми! Но она смотрела на него с нежностью.

– Вард, это не надолго. – Такие слова она говорила себе и раньше, в бедном родительском доме, однако сейчас положение было куда хуже. Но все еще переменится. Она уверена. Они как-нибудь пробьются.

Вард, убитый горем, огляделся вокруг.

– Мне не вынести этого.

Впервые за прошедшие месяцы Фэй охватил гнев, и она закричала:

– Вард Тэйер, даже дети стараются что-то делать! И тебе не мешало бы. Я не могу повернуть для тебя время вспять. И не хочу притворяться, будто мне все это нравится. Но это наш дом. Мой, твой и наших детей.

Ее трясло. Вард не сводил с жены глаз. Фэй сделала все от нее зависящее, он уважал ее, но не был уверен, что сможет вести себя так же. Он без сил поплелся в спальню. Комната пахла затхлостью и гнилью, будто балки сырели годами, запах плесени стоял во всем доме. Занавески, повешенные Фэй, раньше висели в старой комнате для слуг и сюда не годились. Тэйеры словно сами стали слугами в собственном доме. Немыслимо. Сюрреализм, жуткий сон. Но такова теперь их жизнь. Это их общее испытание, это реальность.

Вард хотел что-то сказать Фэй, извиниться за свою слабость, но она быстро заснула, свернувшись клубочком, как ребенок, на своей половине кровати, и он подумал – неужели ей не страшно? Сам Вард все эти дни был в ужасе, и даже выпивка не помогала. Он беспрестанно думал: что дальше? Как они станут жить? Неужели так будет всегда? Сейчас они не могут себе позволить лучшее жилье, это ясно, но смогут ли они вообще что-либо себе позволить в будущем? Фэй сказала, что это их временное пристанище и они обязательно переедут отсюда. Но куда, когда, как? Такую мрачную, заплесневелую спальню с зелеными крашеными стенами он не мог себе представить даже в диких кошмарах.

С тех пор как Эйб был ее агентом, прошло шесть лет. Фэй набирала номер его телефона, и ее рука дрожала. Вполне возможно, он уже на пенсии или просто не захочет говорить с ней. После рождения Лайонела Эйб приглашал ее вернуться в кино, но сейчас, через шесть лет после того, как она все бросила, уже слишком поздно. Ей не надо этого объяснять, но она нуждается в его совете. Фэй дождалась сентября. Дети пошли в школу, ясли, Вард начал встречаться со старыми друзьями, пытаясь найти работу, но большую часть времени, похоже, тратил на ланчи и любимые рестораны и клубы – налаживал контакты, как объяснял, являясь домой. Возможно, он не лгал, но время шло, и ничего не менялось… Что ж, может, агент и вспомнит ее. Фэй назвала секретарше свое имя. Ее попросили не класть трубку. Пауза казалась невыносимо долгой. И вдруг – голос Эйба… Совсем как в старые дни, давным-давно…

– Господи… – Голос из далекого прошлого… – Ты еще жива? – Голос гудел у нее в ухе, как и много лет назад, и Фэй нервно засмеялась. – Это правда ты, Фэй Прайс?

Она вдруг пожалела, что не встречалась с ним чаще, но все время было занято Бардом и детьми. Голливуд остался в прежней, давней жизни.

– Да, это я, Фэй Прайс Тэйер, та же самая, но уже с несколькими седыми волосками.

– Ну, это поправимо, хотя не думаю, что ты звонишь мне по столь несерьезному поводу. Чем я обязан такой чести? Ты уже родила десятерых детей?

Эйб говорил так же доброжелательно, как и раньше, и Фэй была тронута, что он нашел для нее время. Когда-то они были хорошими друзьями. Агент, бывший все годы ее звездной карьеры рядом с ней, исчез из ее жизни. А теперь она снова стучалась в его дверь. Фэй рассмеялась.

– Нет, Эйб, у меня всего пятеро. Так что я на полпути к цели.

– Боже мой! Вы с мужем сошли с ума. Но по тому, как в церкви светились твои глаза, я все понял и поставил на тебе крест. Но ты лучше всех работала, Фэй. И могла еще долго такой оставаться.

Она не была уверена в правоте Эйба, но слушала с удовольствием. Возможно, со временем и у нее случились бы проколы, но Вард избавил ее от этого. А теперь надо набраться мужества и выложить свою просьбу – Эйб наверняка сразу все понял, едва услышав ее имя. Он читал газеты, как и все остальные, знал об их проблемах. Дом продан, вещи пошли с аукциона, верфи закрыты – быстрое падение, как, впрочем, частенько бывает со звездами. Но это не меняло его отношения к тем, кого он любил. Ему было жаль Фэй – без денег, с мужем, который ни дня не работал и кутил напропалую, имея на руках пятерых детей.

– Ты когда-нибудь скучала о прежних днях, Фэй?

Она всегда была честна с ним.

– Откровенно говоря, ни разу, во всяком случае, до сих пор.

– Ну, я полагаю, у тебя и времени на это нет – с пятью-то детишками. – Эйб хорошо понимал, что ей нужна работа, и решил перейти прямо к делу, чтобы избавить ее от смущения. – Так чем я обязан удовольствию слышать ваш голос, миссис Тэйер? – Легко догадаться… Эпизод в пьесе, небольшая роль в фильме… Он хорошо знал, что она не станет просить о невозможном.

– Хочу просить тебя об одолжении, Эйб.

– Давай, выкладывай.

Он всегда бывал с ней прям, и сейчас, если это будет в его силах, поможет.

– Я могла бы повидаться с тобой? – Фэй вела себя как начинающая актриса.

– Конечно. Называй день.

– Завтра?

Эйб даже несколько испугался – похоже, они действительно в отчаянном положении.

– Прекрасно. Сходим на ланч на Браун Дерби. На мгновение Фэй с тоской вспомнила прежние дни и, повесив трубку, пошла наверх, сдерживая улыбку. Она молила Бога, чтобы Эйб не счел ее выжившей из ума. Но при встрече он не сказал ничего подобного. Наоборот, сидел спокойно, обдумывая просьбу. Эйб был потрясен, услышав о подлинных масштабах произошедших перемен, о том, что они живут теперь на Монтерей Парк. Какое низкое падение после тех высот, откуда оба начинали совместную жизнь. Светлые годы безвозвратно ушли, но малышка держалась. Она вообще была девушка с характером и достаточно умна, чтобы добиться задуманного. И теперь он размышлял, как ей помочь.

– Я где-то читала, что Ида Лупино была режиссером в «Уорнер Бразерс», Эйб.

– Я знаю. Но далеко не каждый может дать тебе такой шанс, Фэй. – Он не кривил душой. – Кстати, что говорит по этому поводу твой муж?

Фэй глубоко вздохнула и посмотрела старому агенту в глаза. Эйб не слишком изменился за эти годы. Все такой же круглый, седовласый, требовательный и честный. И самое главное – она чувствовала это – до сих пор был ее другом. И он поможет ей, обязательно поможет.

– Муж еще не знает. Я решила сперва поговорить с тобой.

– Ты думаешь, он будет против твоего возвращения в Голливуд?

– Не совсем так; если бы я пыталась играть, он, возможно, и возражал бы, но для этого я уже стара и слишком давно ушла из кино.

– В тридцать два года рано говорить о старости, но через столько лет трудно вернуться обратно. Люди забывчивы, у молодежи вообще нет своих звезд. Ты знаешь, – он откинулся на спинку кресла, задумчиво посасывая сигару, – твоя идея начинает мне все больше нравиться. Если ее запродать на студии, могло бы кое-что выйти.