Вполне успокоившись, я заснул. Проснулся утром от скрипа двери – в камеру привели новенького. Продрав глаза, я увидел, что это Баламут. Выглядел он хуже некуда, ну, может, чуть получше эксгумированного мертвеца с недельным стажем.
– Приветик! – сказал он, упав ко мне на нары. – Давно здесь сшиваешься?
– Со вчерашнего вечера... – ответил я и тут же спросил шепотом:
– Где Ольга с Борисом?
– Мы все вместе шли за Аль-Фатехом несколько километров. Потом почувствовали, что его зомберы проведали о погоне, и часть из них с тремя автоматами пошла нам навстречу. Мы решили не встречать их скопом и разделились – Ольга с Борисом стали заходить на них слева, а я пошел справа. Блин! Что началось, когда мы столкнулись! Палили друг в друга, как очумелые, но понапрасну – ты же знаешь, что в зомбера сложно попасть. Правда, Али-Бабу я достал, – нечутким он оказался, – и с огромным удовлетворением вогнал ему несколько пуль прямо в живот. Потом всем нам бесполезная стрельба надоела и мы потихоньку начали сближаться. Их семеро было, но мы пошли на них буром, азарт, понимаешь! Да и знали, что патроны у них кончаются. Я на троих вышел, двоих в упор убил, по полрожка им в морды вогнал, с третьим врукопашную схватился и только ему горло перерезал, как двое этих, мертвые уже на вид, на меня сверху навалились, душить начали и все, больше ничего из этого эпизода не помню. Очнулся уже под вечер, как из смерти выпал. И, понимаешь – похороненный! Но не глубоко, смог выбраться.
– А как сюда попал?
– Как козел. Услышал, что на шоссе машина остановилась, и прямо к ней вышел. А в ней менты сидели. Увидели меня, надавали по морде и отвезли в Кавалерово...
– К капитану Митрохину?
– Да...
– И что ты ему рассказал?
– Сказал, что алкоголик я, приехал к Курозадову в клинику лечиться и спьяну в тайге заблудился...
– Дубинку он тебе показывал?
– Нет. А что?
Я начал ему рассказывать о своем допросе.
Примерно в середине рассказа дверь камеры со скрипом распахнулась и заспанный тюремщик принес нам пшенную кашу с песочком, маринованную морскую капусту и нечто весьма отдаленно напоминающее чай. Лишь только мы поели, в камеру ввели Аль-Фатеха.
11. "Если это кошка, где же плов?" – Гриша устраивает маленькую революцию
Минуты три мы смотрели на него разинув рты.
Аль-Фатех, оглядев камеру и нас на нарах, удовлетворенно кивнул и сказал примерно так:
– Soviet prison? Very good! My biographers will write on this splendid pages[22].
– За турка играешь? – усмехнулся Баламут. – В русских ментурах это не проходит.
– Да нет, я серьезно рад! – ответил Аль-Фатех уже по-русски. – Я... я... Есть же хорошее русское слово... А! Я балдею, да, балдею от вывихов биографии. Представляете – из роскошной лондонской виллы попасть в эту вонючую тюрьму!
Замечательно!
– А мировое господство, похоже, сделало тебе ручкой? – спросил я, чувствуя, что признание араба в любви к превратностям судьбы вызывает у меня симпатию.
– Это как сказать... Хотя ваши товарищи и отняли у меня рюкзак, здесь (он постучал пальцем по лбу) кое-что осталось!
– Наши товарищи? – встрепенулся я и, подойдя к Аль-Фатеху вплотную, спросил:
– Так Ольга с Борисом все-таки отловили тебя?
– Отловили... – вздохнул араб. – Я удивляюсь вашим способностям! Выследить человека среди сопок в здешней, хоть и осенней, голой тайге – это невероятно! Раньше я только читал о таких способностях в секретных материалах и инструкциях Интеллидженс сервис и ЦРУ. А эта девушка вдвойне невероятна!
– Да, Ольга – это что-то, – мечтательно согласился я.
– Пристрелить меня хотела. Спасибо вашему другу, кстати, очень похожему на Бельмондо... Он отговорил ее.
– Мы бы не стали отговаривать, да, Коля?
– Угу, не стали бы, – ответил Баламут и обратился к Аль-Фатеху:
– А как ты к ментам попал?
– Вышел к Кавалерову и сдался первому милиционеру. Как и подобает добропорядочному западному гражданину.
– Ну, ты даешь! Прямо герой! – искренне удивился я. – А ты не боишься, что мы расскажем следователю о тебе и твоей деятельности здесь, в Приморье и в Чечне, и загремишь ты под фанфары, как кондовый международный преступник?
– Не расскажете! – снисходительно улыбнулся Аль-Фатех. – Исключено.
Я пожал плечами, повернулся к двери и, крича:
"Капитана, капитана ко мне!", застучал по ней кулаками. Улыбка араба стала гадкой, он отвернулся к зарешеченному окну и сказал, как бы сам себе:
– А Ольга-то добилась своего.
В это время дверь камеры распахнулась, и мы увидели чрезвычайно хмурого капитана Митрохина с хорошо знакомой мне резиновой дубинкой в руке.
– Чего базлаешь? – спросил он, явно раздумывая, бить или не бить меня после ответа.
– Этот человек крайне опасен! – прокричал я, показывая на Аль-Фатеха. – У него вши!
– Чтобы в КПЗ и без вшей? – засмеялся Митрохин и, решив не бить хозяина столичного обувного магазина и совладельца могущественного Газпрома, ушел.
– А чего добилась Ольга? – теряясь в догадках, спросил Баламут Аль-Фатеха, едва в коридоре затихли звуки капитанских шагов. – Колись, семит, не то я антисемитом стану.
– Она получила материалы.
– Интересные шляпки носила буржуазия, – только и смог сказать я. – Ну, конечно.
– Она всю эту историю от скуки начала. И меня в нее впутала, – грустно улыбнулся Аль-Фатех, – Великая авантюристка. Мирового уровня. Переселившись в Лондон, она целый год, не разгибаясь, постигала химию, фармакологию, биологию, физиологию, даже генетику. И одновременно меня охма... ахму...
– Охмуряла, – подсказал я. – Но лучше говори по-английски. Нас могут подслушивать.
– Yes, охмыряла. И, в конце концов, уговорила меня стать ее сообщником.
– Врешь ты все! – раздраженно выкрикнул я. – Скажи тогда, какого черта ты, сообщник, выкинул ее из самолета?
– В какой-то момент я понял, с кем имею дело. С взбалмошной дамочкой, не контролирующей свои поступки, и потакающими ей джентльменами с опасными авантюристическими наклонностями. И я решил уничтожить всех вас, как людей крайне опасных для меня, да и для всего западного сообщества.
– О господи! Еще один спаситель! – воскликнул я. – Мы от него мир спасали, а он – от нас!
Мысли мои метались, я знал, что в словах Аль-Фатеха скорее всего есть изрядная доля истины, но согласиться с его интерпретацией поведения Ольги я не мог.
– И еще одна существенная деталь, – проговорил араб в задумчивости. – Не знаю, говорить вам или не говорить. В общем, в первый же вечер моего пребывания во Владивостоке я пошел инкогнито прогуляться по этому интересному городу...
– Ну-ну, – усмехнулся Баламут. – Падишах из Каира Гарун аль Рашид инкогнито гуляет по жемчужине Приморья.
– Но мне сразу же нахамили в троллейбусе, – продолжил Аль-Фатех. – Я не знал, что это у вас принято для душевной разминки, расстроился, вернулся в гостиницу и по пути в свой номер решил заглянуть к Абубакру ар-Рахману ибн Абд аль-Хакаму, или, как вы его называете, Али-Бабе.
Дверь его апартаментов была открыта, я вошел и... и случайно подслушал его телефонный разговор. Всего минуты мне хватило, чтобы понять, что он – человек Бен Ладена... Я устроил ему скандал, но он сказал мне спокойно, что большинство моих людей находится у него под контролем. И вообще, он не убивает меня только из дружеских побуждений. И если я не подчинюсь ему, Али-Бабе, то мой отец, мать, братья и сестры будут немедленно уничтожены... После этого всеми нашими действиями руководил он. Я только озвучивал его приказы.
– Посмотрите на этого агнца! – злорадно произнес Баламут, когда Аль-Фатех закончил говорить. – И, конечно, там, в башне, ты никого не расстреливал, там же ты не плевал Ольге в лицо, и, конечно, это не ты собирался ее распять. О ужас, ну кто бы подумал, что такой законченный агнец мог превратить в ужасных монстров доверившихся ему кротких и беззащитных алкоголиков! И затем безжалостно послать их под наши пули!
22
Советская тюрьма? Прекрасно! Мои биографы напишут по этому поводу прекрасные страницы (англ.).