— Уж очень правильный, — процедил сквозь зубы Ромка, но спорить дальше не стал: понял, что бесполезно.

В районном центре их ждали грузовики. Отряд построили, разбили на четыре бригады. Состоялся небольшой митинг. Выступил директор совхоза, затем Андрей.

Когда располагались в машинах, Евгений недовольно сказал:

— Ну, третья бригада, держись!

— Чего держись?

— В самую глухомань нас посылают. Все начальство — в первой, на центральной усадьбе. Там и клуб, и танцы. А в нашем отделении даже магазина нет.

— Не вешай носа, старик! Проживем, — хлопнув его по плечу, бодрым голосом сказал Стас. — Поехали!

Вскоре асфальтовая дорога кончилась, ехали по проселку, поднимая пыль. Слева и справа, насколько можно было окинуть взором, простирались ровные поля.

— Куда это нас занесло?

Роман увидел Иру, почему-то задумчиво-грустную, и почувствовал к ней жалость. Затем покосился на Стаса: тот стоял, облокотившись о кабину. Его мужественное лицо было сосредоточенно и красиво. Он повернулся к сидящим:

— Кажется, приехали. Вон какая-то деревушка.

Все привстали, рассматривая группу маленьких домиков, разбросанных как попало.

— Типичный образец планировки современной деревни, — с иронией сказал Светик.

— Это как? — спросил Стас.

— Очень просто. Жилые дома — где попало, а коровники на самом видном месте.

— Ты один, наверное, умный, а все дураки, — зло перебил его Стас.

Резко заскрипев тормозами, машина спустилась вниз и стала у конторы со стендами «Кто сегодня впереди» и «Вилы в бок». И та и другая витрины пустовали, видно, давно.

Высыпавших из машины ребят и девчат встречал управляющий — толстый мужчина в военном френче, с красным носом и маленькими пронзительными глазками. Лицо его явно не выражало никакого энтузиазма.

— Приехали, значит. Располагайтесь. Сегодня уж, так и быть, отдохнете, а завтра с утречка на работу. Спать, значит, будете здесь, — он показал на контору. — Вот в этой большой комнате — пацаны, а девки — вот тут, в боковушке. Нары, значит, мы вам сколотили. Мешки для матрасов захватили? Хорошо. Набьете соломой, тут неподалеку возьмете. Еду будете варить сами вот в этой нашей кухне. Мясо, молоко можно получить. Как аванс, значит.

Устраивались весело, с гамом, визгом. В «мальчишечьей» половине нары стояли вдоль стен, напротив друг друга. Так получилось, что в одном ряду расположились второкурсники, а напротив — старшее поколение.

— Кто будет готовить? — спросил Стас.

— Надо, как в экспедиции, — ответил опытный Евгений. — Ежедневно выделять по две девчонки. У нас их шесть, значит, раз в три дня.

— Две много, — засомневался управляющий. — Вам же за них отрабатывать надо будет.

— На двадцать два человека — не много, — авторитетно возразил Женька.

— Как это вы просто все решили! — сказала подошедшая Ира. Похоже, что она вновь начинала обретать свою задиристость. — Вы нас спросили?

— А чего спрашивать, — недовольно возразил Евгений. — Есть-то надо. Никуда не денешься.

— Мы согласны, но при одном условии — воду возить и дрова заготавливать будут ребята.

— Это что же, еще и хлопца вам выделять? — возмутился управляющий. — Не пойдет!

— Ничего, как-нибудь справимся, — сказал Стас. — Будем вечером назначать двоих дежурных, чтобы водой и дровами обеспечивали.

Устроившись, пообедали сухим пайком. Зато вечером уже был настоящий ужин — тушеная свинина с картошкой. Устроили небольшой футбольный матч, привлекший местное население, которого оказалось не так много — с пяток босоногих мальчишек и девчонок да две древних старухи.

— Остальные еще на работе, — ответил на Ромкин вопрос один из мальчишек.

— Так поздно? Ведь уже восемь часов вечера, — ужаснулась Натэллочка.

— А чего же? Светло еще, однако, — ответствовал светловолосый, большеголовый абориген в рубашке навыпуск и в подвязанных бечевкой длинных штанах.

— Ах, какая прелесть! — восхитилась Натэллочка. — Однако! Вот возьми. — Она сунула мальчишке конфетку.

Вечером, после ужина, у печки, где весело потрескивали дрова, все собрались и дружно пели песни.

Конюшня с загоном из необструганных жердей находилась, как и прочие производственные помещения, на длинном бугре, загораживающем от ветров деревушку. Ребята встали полукольцом перед воротами загона, с любопытством оглядывая конюшню и заодно великолепный вид, открывающийся вокруг, пытаясь угадать, где же они будут работать.

— Вот это — лошадь, — без тени юмора сказал однорукий сухощавый человек, который, как выяснила Алка, состоял в отделении на должности учетчика. Пока поднимались сюда от конторы, он по некоторым репликам ребят понял, что имеет дело с полными невеждами в сельском хозяйстве, и счел необходимым еще раз повторить:

— Лошадь!

— Какая хорошенькая! — восхитилась Ира.

— На тебя похожа — такая же челка и глаза хитрые, — заметил Ромка.

— Ой, ребята, у нее титечки, — воскликнула непосредственная Натэллочка.

— Где, где?

— А вон, внизу.

— Потому кобыла, — вмешался учетчик. — Звать Машка.

— Ой, какая прелесть! Маша, Машенька, Машер. Можно я ее Машерочкой будут звать? — обратилась Натэллочка к учетчику.

Тот пожал плечами.

— Можно, конечно, только она всяких глупых слов не понимает. Пока хворостиной не огреешь — с места не ворохнется.

— А это — мерин, — строго продолжал учетчик. — Кличка...

— Ураган! Видишь, какой живчик, — сострил Ромка.

Мерин действительно, казалось, спал на ходу.

— Кличка — Серый, — не воспринимая насмешек, сказал учетчик.

— А вот Орел, тоже мерин, но только вороной. Будете, значит, с ними работать. Показываю, как запрягать. Запоминайте. Сначала вдеваем уздечку. Чтобы лошадь зубы открыла, надо легонько надавить здесь, где челюсти сходятся. Пристегиваем вожжи. Потом накидываем чересседельник. Вот ты, — обратился он к Ромке, — затягивай. Покрепче, чтоб рука не прошла. Слабо затянешь, лошадь холку натрет. Теперь надеваем хомут, вставляем оглобли. Затягивай супонь! Не так, сильней.

Однорукий уперся ногой в хомут и потянул. Деревянное полукружье замкнулось.

— Завязывай. Вот так. Теперь — перетягу.

Он продернул тонкий ремень через кольцо на чересседельнике и привязал к оглоблям.

— Садитесь, работнички, — сказал учетчик, первым плюхаясь в телегу и держа в руке вожжи. — А двое — верхом. Кто смелый?

Стас молча подошел к черному мерину, ухватившись за чересседельник, подтянулся и кое-как уселся.

— Крепче ногами держись. Не елозь, — заметил учетчик.

В этот момент Стас был похож на молодого Дон-Кихота.

Только вместо тазика на голове — идиотский, розового цвета носовой платок, завязанный узелками по углам.

— Орлом на Орле, — сострил Светик.

Ромка подскочил к серому мерину и, учитывая ошибка соперника, уже более ловко взгромоздился на спину лошади, молодецки выпрямился, похлопал ее по холке:

— Держись, Серуня!

Учетчик лишь помотал головой и неожиданно страшным голосом заорал:

— А ну пошли, тудыть твою...

Машка стриганула ушами и сразу взяла с места резвой рысью.

— А полегче нельзя? — недовольно спросил Михаил.

— Нельзя, — серьезно ответил учетчик. — Так уж приучена.

Проселочная дорога ловко петляла между невысокими сопками. Ужо вовсю жарило солнце. Звонко стрекотали кузнечики, заливалась какая-то птаха.

Стас с усмешкой оглядывал свою команду: будто нарочно кто подбирал — сплошная интеллигенция.

Утром, когда в конторе распределяли наряды, управляющий сказал Стасу:

— Десять ребят покрепче — из тех, что косить умеют, — на силос. Остальные парни и все девчата — на сено, стога метать.

Стас растерянно повернулся к Евгению, пришедшему вместе с ним в контору.

— Не тушуйся, — сказал тот, — я сам подберу.

К тому времени, когда утрясли остальные вопросы и Стас наконец освободился, оказалось, что «силосная» бригада уже скомплектована. В нее попали все старшекурсники, за исключением Михаила. По хитрому Женькиному прищуру Стас понял, что сделано это специально.