Моя мать умерла, когда мне было всего три года, но я часто вспоминал о ней, как о теплом и ласковом человеке, который прижимал меня к себе и успокаивал, если я ушибался, и утешал, если мне было плохо. Она была очень красивой — об этом мне говорил отец, но я и сам запомнил ее красоту. Моя мать умерла от лихорадки на ручье Каше, когда мы переезжали в Техас.

На закате мы увидели вдалеке костер. Плоская равнина, по которой мы ехали, сменилась местностью, изрезанной глубокими оврагами, заросшими густым кустарником.

Мы взяли винтовки на изготовку и поехали в направлении костра, но не успели мы приблизиться на расстояние слышимости, как нам удалось разглядеть два фургона, к одному из которых были привязаны несколько мулов. Это был лагерь охотников за бизонами.

Один из них кинул взгляд на отца и сказал:

— Давайте-ка я помогу вам Слезть, мистер.

— Мне поможет мой сын, — ответил отец, и я помог ему спешиться.

Отец навалился на меня всем своим весом, и я почувствовал, что он дрожит. Уложив его у костра, я взглянул ему в глаза и понял, что он умирает.

Меня охватил панический ужас. Я посмотрел на людей, собравшихся у костра.

— Среди вас есть доктор? Папа в плохом состоянии.

Один мужчина, не дожидаясь моего вопроса, уже закатывал рукава рубашки.

— Я не костоправ, но, может быть, мне удастся что-нибудь сделать.

Когда он разорвал штанину и снял ее, моим глазам открылась такая ужасная картина, что я вынужден был отвести взгляд. Сломанная кость торчала наружу, и рана вокруг нее загноилась.

Человек, вызвавшийся помочь моему отцу, быстро обработал рану, и по его уверенным действиям я понял, что он знает, как это делается.

Другой человек протянул мне кружку.

— Парень, ты вымотан до предела. Выпей кофе.

Пока первый мужчина возился с ногой отца, я поел и выпил кофе и рассказал охотникам, что с нами приключилось.

— Они были здесь, — сказал один из них. — Они подъехали вечером и тронулись в путь, едва забрезжил рассвет. Вы их не догоните.

— Я должен их догнать. Наши соседи доверили отцу свой скот, и я должен привезти им их деньги.

Напротив меня сидел худой, хорошо сложенный человек с рыжеватыми усами. Он взглянул на меня.

— Друг мой, тебе придется сразиться с тремя, а они только этого и ждут.

— Да, сэр, — ответил я. — Но ведь они забрали наши деньги. Я должен их вернуть.

— А ты знаешь этих троих?

Я рассказал им о том, кто такие Док, Рис и Хеселтайн, и о том, как мы поругались с отцом и я в сердцах уехал от него, а ведь будь я с ним, я бы поймал его лошадь. Потом я рассказал и о моем разговоре с Хеселтайном и его дружками, и о том, как я вернулся к отцу.

— Ты правильно сделал. — Это сказал человек с большой бородой, который, похоже, был у них за главного, и в его голосе я уловил сочувствие. — Я бы тоже не стал связываться с ними. Одному против троих не выстоять… да и к тому же тебя ждал отец со сломанной ногой.

Человек, обрабатывавший рану отца, подошел ко мне, опуская рукава рубашки.

— Пойди, посиди с отцом, он хочет побыть с тобой.

Когда я подошел, отец лежал в полузабытьи. Я уловил запах виски и понял, что ему дали выпить, чтобы ослабить боль. Он взял меня за руку.

— Сын, я был тебе неважным отцом. Если бы была жива твоя мать, все было бы совсем по-другому. Она знала, как нужно обращаться с детьми, а я не знал. После того как она умерла, я все время ломал себе голову над тем, как я должен вести себя по отношению к тебе. У меня не было примера — мой отец утонул, когда мне было всего четыре года.

— Ты все делал правильно, папа. Просто я оказался таким бестолковым.

— Нет, ты хороший мальчик. Ты всегда был хорошим сыном. И я не сержусь на тебя за то, что тебе больше нравилась компания Дока Сайтса и Малыша Риса — с ними тебе было гораздо интереснее, чем со мной.

— Да они мизинца твоего не стоят. Даже в то время, когда еще были нормальными людьми, они тебя не стоили.

— Мне знаком такой тип людей. — Отец взглянул на меня. — Когда я был подростком, ненамного старше тебя, у меня были приятели вроде твоих Сайтса и Риса. Если бы я вовремя не понял, что это за люди, я бы влип в такую историю, из которой мне не удалось бы выпутаться до конца жизни. Так что я знаю, к чему ведет такая дружба.

На какое-то время отец замолчал, дыхание его стало редким, он с большим трудом вдыхал в себя воздух. Казалось, что он никак не может перевести дух.

— Мне очень жаль наших соседей, — сказал отец. — Тил хотел отдать в школу свою дочь, а Сэклтон собирался купить молочную корову для жены. Большинству из них нужны были деньги, чтобы продержаться до весны. Теперь им придется затянуть пояса потуже.

— Я верну эти деньги, отец. Верну или умру.

— Я не заставляю тебя делать это. Теперь тебе самому придется решать, как жить.

Отец знал, что умирает. Он сам сказал об этом, и я сидел рядом с ним, держа его за руку, и в мыслях ругал себя за то, что не хотел понять его, часто был груб с ним и не слушал того, что он мне говорил. Мне бы побывать в его шкуре, когда приходится бороться за свое существование и когда все против тебя — и природа, и законы. А ведь ему приходилось еще одному поднимать сына, без жены и без родственников.

— Папа, — прошептал я одними губами, поскольку горло мне сдавили слезы, и я не мог произнести это вслух. — Клянусь тебе, я верну наши деньги. Я благодарен тебе за то, что ты для меня столько сделал, и я верну наш долг. Ты дал слово нашим соседям, а я даю тебе свое слово.

Отец слабо пожал мою руку, и я понял, что он услыхал мои слова. В ту же минуту он умер, умер легко, словно вздохнул.

Бородатый мужчина объяснил мне, что у него началась гангрена и весь его организм был отравлен. Может быть, отцу и удалось бы выжить, если бы ему ампутировали ногу, но никто из присутствующих никогда не делал этого, да и отец, я думаю, не пошел бы на это.

Мы похоронили отца на вершине холма, у подножия которого протекала река. Я взял линзу и выжег его имя и годы жизни на деревянной доске. Я знал, что от этой доски очень скоро ничего не останется — в этой местности дерево разрушается очень быстро. Доска с выжженным на ней именем отца — вот и все, что от него осталось. Он будет лежать здесь один, подобно многим другим, тем, кто пришел сюда до него, и тем, кто придет позже, простым людям, которые хотели только одного — построить свой дом и помочь подняться своей стране.

Но нельзя сказать, что мой отец не оставил никакого следа на этой земле — ведь остался жить я, его сын и наследник. Я остался один-одинешенек на этой земле, и имущества у меня было всего только потертое седло да старый винчестер.

Воткнув доску в землю, я спустился с холма и сел на своего коня.

Мужчина с рыжеватыми усами, стоявший у костра, спросил меня:

— Что ты собираешься делать — пуститься в погоню за теми, кто забрал ваши деньги?

— Да, сэр. Мой папа так бы и поступил.

— Ты не возражаешь, если я поеду с тобой? Одному тебе будет тяжело.

Я взглянул на него, и горло мне сдавил спазм.

— Нет, сэр. Если вы так хотите.

— Твой отец был настоящим мужчиной. Таких может остановить только смерть.

— Нет, и смерть его не остановит. Вместо него поеду я.

— Вы были друзьями — ты и твой отец?

— Нет, сэр. Я не хотел слушать его, я думал, что умнее его. Я понятия не имел о том, как много всего он знал.

— Ты не один такой. Многие из нас не слушают тех, кого надо бы послушать. Должно пройти время, чтобы сын смог оценить своего отца. — Он повернулся к бородатому мужчине. — Райт, возьми мои шкуры, хорошо? И кроме того, нам понадобятся две вьючные лошади и запас еды в дорогу.

— Я возьму твои шкуры, Кон. А ты бери все, что тебе нужно.

Так я познакомился с Коном Джуди, и мы отправились с ним в путь, конца которому долго не было видно.

Глава 3

Наш путь лежал в сторону канадской границы, а поскольку он был неблизким, я смог получше узнать Кона Джуди. Мой отец хорошо различал следы на дороге, но до Кона ему было далеко. Когда я терял из виду след, Кон находил его, и мне порой казалось, что он чувствовал, куда могли поехать трое грабителей, которых мы преследовали.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: