Стоял один из дней конца лета. Птицы с удовольствием носились вокруг: одни летали аккуратными стайками, другие – сбившись в бесформенные стаи, похожие на низкие тучи, а выше, гораздо выше них, летали гордые одиночки.

Я отвернулся от окна. Мой посетитель, курьер из посольства, все еще жаловался. «Париж живет прошлым, – презрительно говорил он. – Мане в опере и Дега в балете. Эскофье варит. Эйфель строит. Слова Дюма, музыка Оффенбаха. О-ля-ля, наш Париж весел, мсье».

– Они не все такие, – сказал я. Несколько птиц кружились у окна, решая, стоит ли клевать зерно, которое я насыпал на подоконник.

– Все, кого я здесь встречал, такие, – возразил курьер.

Он высунулся наружу, глядя на горбатые крыши, а когда вернулся на место, заметил на рукаве белое пятно от штукатурки и принялся отчищать его с таким раздражением, будто Париж посягал на его персону. Одернув свой жилет – аккуратный, с широкими лацканами, связной, прежде чем сесть в кресло, внимательно осмотрел его. Теперь, когда человек отошел от окна, птицы вернулись и затеяли драку за зерна.

Я пододвинул к нему кофейник.

– Настоящий кофе, – отметил он. – Кажется, в наши дни французы пьют только растворимый.

Успокоенный тем, что я соблюдаю этикет, он открыл лежащий на коленях большой черный портфель, вмещающий кучу бумаг, и одну из бумаг передал мне.

– Прочтите, пока я здесь. Я не могу это вам оставить.

– Секретный документ?

– Нет, просто наш копировальный аппарат сломался, и у меня только один экземпляр.

Я прочел документ. Это был «Текущий отчет», не представляющий никакого интереса.

– Чепуха, – сказал я, возвращая бумагу. – Мне жаль, что вам пришлось прийти сюда из-за такой ерунды.

Он пожал плечами.

– Это дает мне возможность бывать за пределами офиса. В любом случае, людям, подобным вам, не годится часто посещать посольство.

Он был новым, этот связной. Все они так начинают. Крепкий молодой человек с глазами-бусинками, стремящийся доказать свою полезность. Слишком явно демонстрирующий, что Париж не представляет для него никакого интереса.

Неподалеку часы пробили два и распугали птиц.

– Романтично, – сказал он. – Не понимаю, что в Париже романтичного, кроме парочек, целующихся на улицах из-за того, что город переполнен и им некуда деться. – Он допил кофе. – Чертовски хороший кофе. Вы сегодня вечером ужинаете в городе?

– Да.

Я бросил на него взгляд, который англичане приберегают для своих соотечественников. Он смущенно поежился.

– Послушайте, – неловко сказал он, – я не подумал… Я имел в виду… мы не хотели… то есть…

– Не оправдывайтесь, – улыбнулся я. – Конечно, я под наблюдением.

– Я помню, вы говорили, что по понедельникам всегда ужинаете с Бирдом – художником, а на столе у вас лежит отложенная книга Скиры по искусству. Вот я и подумал, что вы собираетесь ее ему вернуть.

– Прелестно, – сказал я. – Вам следует делать мою работу.

Он улыбнулся и отрицательно покачал головой:

– Я этого терпеть не могу. Весь день иметь дело с французами, да еще и вечером общаться с ними…

– Французы нормальные люди, – возразил я.

– Вы сохраняете конверты? Я принес флакончик с йодом.

Я отдал ему все конверты, пришедшие по почте за минувшую неделю. Он вынул флакончик и тщательно обработал места склейки.

– Повторно заклеено крахмальным клеем. Вскрывалось каждое из этих чертовых писем. Должно быть, кто-то из здешних. Например, хозяйка. Слишком уж тщательно для удовлетворения простого любопытства. Prenez garde.[1]

Он сложил в портфель конверты, покрытые теперь коричневыми пятнами от химической реакции.

– Не хочу их оставлять.

– Да, – кивнул я, зевая.

– Не понимаю, чем вы занимаетесь целый день, – сказал он. – Как вы находите себе занятие?

– Я целыми днями только и делаю, что варю кофе людям, которые гадают, чем я занимаюсь целый день.

– О, большое спасибо за обед. Старая ведьма отлично готовит, даже если это она вскрывает над паром вашу корреспонденцию.

Он налил нам обоим еще кофе.

– Для вас есть новая работа.

Положив в чашку сахар, он протянул ее мне, не спуская с меня глаз:

– Дело касается человека по имени Дэтт, который ходит сюда, в «Маленький легионер», обедать. Тот самый, который сегодня сидел за столиком напротив нас.

Наступило молчание. Я спросил:

– Что вы хотите узнать о нем?

– Ничего, – ответил связной. – Мы ничего не хотим о нем узнать, мы хотим снабдить его информацией.

– Напишите адрес и отправьте по почте.

Он скорчил обиженную гримасу.

– Получив информацию, он должен быть уверен в ее достоверности.

– Что за информация?

– Это сведения о выпадении радиоактивных осадков, с момента начала работ в Нью-Мексико вплоть до последних испытаний, а также отчеты из госпиталя в Хиросиме, где лечатся жертвы атомной бомбардировки, и различные данные о воздействии радиоактивных осадков на клетки мозга и на растения. Для меня это слишком сложно, но вы можете прочитать, если ваши мозги в состоянии все это переварить.

– Что мы получим взамен?

– Ничего.

– Мне нужно знать, насколько сложно распознать фальшивку. Распознает ли ее эксперт, подержав бумаги в руках пару минут? Или целый комитет месяца за три? Если я устанавливаю такую бомбу, я должен знать, какова длина фитиля.

– Нет никаких оснований сомневаться в истинности данной информации. – Как бы в подтверждение своей мысли он щелкнул замком портфеля.

– Ну, хорошо, – сказал я. – А кому Дэтт передаст информацию?

– Это уж не мое дело, старина. Вы же знаете, я только посыльный: я отдаю портфель вам, вы отдаете его Дэтту, стараясь, чтобы Дэтт не узнал, откуда он взялся, этот портфель. Если хотите, можете намекнуть, что работаете на ЦРУ. Вы здесь человек новый, за вами ничего не числится, так что все должно сойти гладко.

Он побарабанил пальцами, давая понять, что ему пора уходить.

– Так что же я должен сделать с вашей кучей бумаг – оставить их ему на тарелке за обедом? – Не волнуйтесь, об этом позаботятся. Дэтт будет знать, что у вас есть документы, он с вами свяжется и спросит о них. Ваше дело просто дать ему возможность их получить… но вам следует сделать это с явной неохотой.

– Планировалось ли полгода назад, что именно мне придется выполнить эту работу?

Связной пожал плечами и положил кожаный портфель на стол.

– Это действительно важно? – спросил я.

Он, не отвечая, прошел к двери и неожиданно открыл ее, всем своим видом выражая разочарование, что за нею никого не оказалось.

– Чертовски хороший кофе, – сказал он.

– Ну он всегда такой.

Я услышал доносившиеся снизу звуки поп-музыки, передаваемой по радио. Потом музыка сменилась звоном и фанфарами рекламы шампуня.

– За ваше любимое радио, Джанни, – сказал диктор.

Был прекрасный день для работы на пиратских радиостанциях, находящихся на кораблях: солнечно и тепло, а три мили спокойного голубого моря, отделяющие их от берега, давали право на необлагаемые пошлиной сигареты и виски. Вот и еще одно занятие, достойное пополнить список работ, лучших, чем моя. Внизу за курьером захлопнулась дверь. Я вымыл кофейные чашки, дал Джою свежей воды и косточку для клюва, взял документы и отправился вниз выпить.