Фрэнк стал еле слышно насвистывать модную песенку. С манерами у него вроде бы все в порядке. Проживание там, пусть даже и в качестве члена семьи, совсем не гарантия того, что он получит то, к чему стремится. А нужна ему приличная надежная зарплата, пристойный социальный статус, неплохо бы стать в доме влиятельным человеком, со временем, конечно. Высокая квалификация. Слишком общо. Ну ничего, можно разобраться на месте и выработать нужную тактику, приврать, если понадобится, только осторожно. Похоже, игра стоит свеч.

Он тут же помчался с этой газетой к Далси.

– Рискни, Фрэнк. Сегодня же туда напиши! – воскликнула она, прочитав объявление.

– Погоди, старушка. Сначала нужно разузнать, что это за старикан, – сказал Фрэнк и понесся на Харли-стрит, где стоял на полке справочник «Кто есть кто».

Сэру Роланду Чаттертону был отведен огромный параграф. Родился в 1877-м, стало быть, теперь ему стукнуло уже шестьдесят девять. По окончании Оксфорда поступил на службу в Министерство иностранных дел, много лет проработал в Западной Африке, потом его перевели в Индию, где он стремительно поднимался вверх по служебной лестнице. Потом снова вернулся в Африку, рее в качестве губернатора, там под его началом оказалась территория, равная примерно двадцати Англиям. В пятьдесят девять вынужден был уйти в отставку – из-за серьезных проблем со здоровьем. С тех пор безвыездно живет в поместье «Жасмин». Дважды женат, двое детей от первого брака. Дочь Джулиет. Сын погиб несколько лет назад – его сбила машина.

В общем, старикан попался очень даже солидный. Фрэнк отправился обратно к Далси. Она была потрясена услышанным.

– Нужно действовать. И немедленно. Садись и пиши.

Черновик был тщательно ими выправлен, и письмо получилось именно таким, какого ожидали от настоящего джентльмена. Никакого нытья по поводу злодейки-судьбы. Просто сдержанная констатация того, что непредвиденная потеря источников дохода вынудила Фрэнка зарабатывать себе на жизнь. Он вкратце описал свою семью и уровень образования, которое, к сожалению, не удалось завершить – на последнем курсе университет пришлось покинуть. Он честно перечислил все места службы и должности, не упустив пребывания в рядах Британской армии. «Что же касается моих практических навыков, то они таковы: владею стенографией, быстро печатаю на машинке, хорошо знаю делопроизводство и прочие канцелярские тонкости, умею чинить моторы и водить машину. Возможно, вы сочтете целесообразным дать мне испытательный срок? Если моя кандидатура вас заинтересует, то с радостью к вам приеду, чтобы попробовать свои силы». Поручиться за него могли бы пастор церковной общины, членом которой когда-то был его отец, и кое-кто из армейского начальства, к сожалению, всем прочим работодателям он не сообщал о том, что работал секретарем.

Переписав письмо каллиграфическим почерком, Фрэнк понес его в почтовый ящик, хотя было уже два часа ночи.

К искреннему его изумлению, через два дня пришел ответ. Назавтра, в три часа пополудни, он должен был явиться к сэру Чаттертону. Он собрался наврать Берту, что простыл и хотел бы посидеть дома, но Далси уговорила его сказать правду. Фрэнк послушался. Берт отнесся к решению Фрэнка с пониманием, не высказав никаких упреков, и даже пожелал удачи. Разумеется, он и не рассчитывал на то, что такой опытный и образованный человек вечно будет у него в помощниках.

Через час в кои-то веки удержавшийся от вранья Фрэнк ехал на поезде в Стейнз.

– «…счел это возможным», – прилежно повторила Джулиет Чаттертон, единственная дочь сэра Роланда Чаттертона, кавалера ордена Бани второй степени, а также кавалера ордена Британской империи. – «Адмирал счел это возможным…» – еще раз повторила Джулиет. – Знаешь, папочка, я чувствую себя уткой из «Алисы в Стране чудес», это утка там все время дремала?[1] Я не поняла, что значит «это»? Что именно он счел возможным?

– Детка, по твоей милости я постоянно теряю нить, – проворчал сэр Роланд. – «Адмирал счел возможным прекратить все увольнения на берег до самого конца», то есть я хотел сказать, до конца их стоянки в гавани.

– «До конца стоянки в гавани». – пробормотала Джулиет, пытаясь как можно быстрее записать фразу. – Может быть, вместо «прекратить» лучше напишем «отменить»? Так, по-моему, точнее…

Отец и дочь сидели в библиотеке. Сэр Роланд расположился на своем шезлонге, стоявшем у камина. Когда-то это был стройный бравый мужчина с отличной выправкой. Лицо его до сих пор было очень выразительным: высокий благородный лоб, волевой рот, острый взгляд. Но тело было изувечено ревматизмом настолько, что сэру Роланду приходилось почти все время лежать. Передвигаться он мог лишь на несколько метров – опираясь на две трости, а для более дальних расстояний ему требовался поводырь, обычно им был Артур Бун, его слуга.

Телесная немощь совершенно не отразилась на его уме, по-юношески живом и гибком. В настоящее время он писал мемуары, ради которых был специально нанят секретарь, поскольку скрюченные и деформировавшиеся пальцы сэра Роланда не могли совладать с ручкой. Однако у его секретаря Траутона внезапно умер отец, и ему пришлось спешно взять расчет. Тогда сэру Роланду вызвались помогать дочь и жена, они очень старались, но все очевиднее становилось, что без профессионала никак не обойтись.

Джулиет уютно устроилась на низеньком стульчике, положив блокнот на колени и терпеливо ожидая продолжения диктовки. Она была сейчас такой милой, такой очаровательной… Невысокая изящная брюнетка, вылитая покойная мать, она нисколько не походила на рослого светловолосого отца. У нее было живое приятное личико с чуть слабоватым подбородком, выдававшим мягкий характер. Отца, порою чересчур строгого и упрямого, она побаивалась, но искренне любила. Она чувствовала, что недуг для него – тяжкое испытание. Она догадывалась, что эта беспомощность и полная зависимость от других особенно мучительны для гордого и энергичного человека, а ее отец был именно таким. А как он держался! Ни единой жалобы, всегда старается не раскисать, всегда приветлив и добр. Она была счастлива хоть чем-то ему помочь, но все сильнее сожалела о том, что не умеет стенографировать и печатать на машинке. Слишком уж ничтожны были результаты ее усердия.

Джулиет так любила это маленькое поместье на берегу Темзы, особенно ей нравился пейзаж, открывавшийся из окна библиотеки. Она заметила, что отцу не надоедает любоваться этим видом, несмотря на то что он не имеет возможности подышать слишком холодным для него мартовским воздухом и вынужден торчать у камина. Он часто повторял, что именно этот вид вдохновил его на покупку поместья. За окном раскинулись лужайки и цветочные клумбы, тропинка, проложенная между ними, вела к реке. С левой стороны росли три огромных бука, которые существовали здесь еще до отъезда Наполеона с Корсики. За ними был теннисный корт, окаймленный высокими кустами, их плотная полоса огораживала сад с северной и восточной стороны. Справа земли поместья прихотливо окаймляла речка Мерроу, уже по-настоящему широкая в этом месте, там, где она сливается с великой Темзой. Там же лужайка плавно переходила в пологий склон, угнездившийся между руслами обеих рек. Склон радовал глаз зеленью, которая была такой же свежей, как вечнозеленые кусты. Это было не просто приятное яркое пятно. В этом месте сэру Роланду удалось устроить ловушку для солнца, чтобы хоть немного отогреть и тело и душу. Это благословенное место было огорожено со всех сторон густым кустарником, защищая его от ветра, только юго-западная часть была открыта – для потока лучей и воды. Посреди лужайки высился гигантский дуб. В летние погожие дни старый джентльмен просил ставить шезлонг под его ветвями, там он мог сидеть целый день, с книгой или газетами.

Объявление в «Тайме» дала Джулиет. На него отозвались сорок семь человек, однако сэр Роланд отобрал только четыре письма. Трое претендентов уже приезжали и были отвергнуты. Оставался последний, некто Фрэнк Роско, который с самого начала показался ему наиболее подходящим. Тон его письма был более сдержанным, чем у остальных, старавшихся разжалобить. Вчера сэр Роланд позвонил пастору и одному из офицеров, указанных в письме. Пастор, как выяснилось, давно ушел на покой, но офицер отзывался о своем бывшем подчиненном очень хорошо.