Остаток дня я провел в бездействии и унынии, и мысли о X. посещали меня чаще, чем можно было ожидать. В шкафу и холодильнике было пусто, и вечером я заставил себя выйти и решить вопрос с продуктами на ближайшую неделю. Возвратившись, я снова включил телевизор. Сообщения о пожарах уже появились, а таинственный китаец даже стал героем дня. По одному каналу показали наспех сделанный фоторобот и фасады подожженных строений, по другому — интервью с хозяевами, которые, печально покачивая головами, демонстрировали оставшиеся от мебели головешки и почерневшие от дыма стены. Все это было мне безразлично, поскольку речь шла не о моих пожарах, а об умело сфальсифицированной ради телекамер действительности. Я пробежался по другим программам и остановился на каком-то фильме, но примерно на середине уснул. Около полуночи меня разбудил настойчивый и резкий телефонный звонок. Лусиана так кричала в трубку, что я не сразу ее понял. «Что ты теперь скажешь? — сквозь слезы повторяла она. — Именно это он и планировал». Наконец я разобрал, что она просит включить телевизор, и с трубкой в руке потянулся к пульту. По всем каналам передавали одно и то же: в каком-то доме для престарелых случился страшный пожар, и пламя добралось уже до верхнего этажа. Пожар начался внизу, в магазине антикварной мебели. «Магазин антикварной мебели! — кричала Лусиана. — Он поджег магазин антикварной мебели под домом для престарелых!» Витрина лопнула, огонь перекинулся на огромное дерево возле тротуара, побежал по стволу наверх, превращая его в пылающий факел, и охватил верхние ветки на уровне балконов. Пожарным удалось проникнуть внутрь, но пока они вытаскивали только трупы: многие старики не сумели подняться с постелей и задохнулись.

— Мне позвонили из больницы — моя бабушка в первом списке погибших. Мне нужно пойти опознать ее, так как Валентина несовершеннолетняя, но я не могу. Не могу! — повторила она в отчаянии. — Я больше не вынесу морг, похоронное бюро, эти ряды гробов — не желаю их видеть и выбирать не желаю.

Она снова заплакала на одной ноте, словно завыла.

— Я пойду с тобой, но давай не будем торопиться, — сказал я, подражая деловому и властному тону, каким родители пытаются успокоить недовольных чем-то детей. — Не обязательно идти на опознание прямо сейчас, сначала тебе нужно успокоиться. Прими какую-нибудь таблетку. У тебя есть что-нибудь?

— Есть, — сказала она, всхлипывая. — Я уже приняла одну.

— Вот и хорошо, прими еще одну, но только одну, и жди меня. Больше ничего не делай, выключи телевизор и оставайся в постели. Я постараюсь приехать как можно быстрее.

Я спросил, дома ли сестра, и ее голос понизился до шепота:

— Я все ей рассказала в тот день, когда мы с тобой встречались, а она ходила к Клостеру, но она мне не поверила. Я сказала, Бруно тоже мне не верил, и теперь он мертв. Она видела пожар, мы были вместе, когда позвонили из больницы и когда показывали, как выносят тела на носилках, но она все равно не верит. Она не понимает, — тут ее голос дрогнул, — не понимает, что она следующая.

— Не думай сейчас об этом и пообещай, что до моего приезда вообще постараешься ни о чем не думать. Лучше попробуй поспать.

Я повесил трубку и еще несколько минут сидел, уставившись в телевизор. Вынесли уже четырнадцать тел, и страшный счет продолжался. Я тоже не мог поверить, это было бы чудовищно. Но, с другой стороны, не служило ли такое количество жертв идеальной маскировкой? Имя бабушки Лусианы было одним из многих в списке погибших, никто не станет специально ею заниматься, и ее смерть навсегда останется частью общей трагедии, растворится в ней. Никто также не будет рассматривать пожар в доме для престарелых как предумышленный, поскольку это явно несчастный случай, печальное следствие поджога мебельного магазина. Возможно, все свалят на китайца, если он действительно существует и его найдут. В состоянии ли Клостер спланировать и осуществить подобное? В романах — да, несомненно, мне даже показалось, я слышу его насмешливый голос: вы хотите отправить меня в тюрьму за мои сочинения? И тут я совершил роковую, непоправимую ошибку, в чем до сих пор раскаиваюсь, — мне захотелось воспрепятствовать Клостеру. Я набрал его номер. Никто не отвечал, даже автоответчик. Я быстро оделся и прямо у дома взял такси. Мы ехали по тихому ночному городу, только вдалеке слышались сирены пожарных машин. По радио передавали сообщения о пожарах, которые, словно лихорадка, распространялись повсюду, и о том, что список погибших в доме для престарелых неуклонно растет. Я вышел у дома Клостера. Окна наверху были закрыты, нигде не пробивалось ни единой полоски света. Я два-три раза впустую нажал на звонок. Тогда я вспомнил, как Лусиана однажды сказала, что Клостер иногда по ночам любит поплавать. Я отправился в бар, где мы с ней встречались, и спросил официанта, есть ли где-нибудь поблизости клуб с бассейном. Оказалось, нужно всего лишь обогнуть квартал. Через несколько минут я оказался перед мраморной лестницей и вращающейся дверью, возле которой висела бронзовая табличка. Я позвонил в звонок на столе у входа, и откуда-то из глубины здания вышел усталый дежурный. В ответ на мой вопрос о работе бассейна он указал на расписание — бассейн закрывался в полночь. Тогда я предпринял последнюю попытку — описал Клостера и спросил, видел ли он его. Дежурный кивнул и махнул рукой в сторону лестницы, которая вела в бар и бильярдную. Я поднялся на два пролета и очутился в большом зале в форме буквы U, где за круглыми столами множество мужчин, окутанных клубами дыма, молча и сосредоточенно играли в покер. Когда я появился, они подозрительно взглянули на меня, но, удостоверившись, что никакой опасности я собой не представляю, снова углубились в карты. Только тогда я понял, почему заведение открыто допоздна — это был настоящий игорный дом, лишь слегка закамуфлированный под клуб. Безмолвный телевизор на стойке был настроен на спортивный канал. В зале стояли также стол для пинг-понга, с которого уже убрали сетку, и два-три стола для бильярда. За последним, расположенным возле выходящего на улицу большого окна, я увидел Клостера — он играл один, если не считать за игрока стоявший на углу стакан. Я подошел. Зачесанные назад волосы были еще влажные, видимо, он недавно вернулся из раздевалки, а черты лица под лампой казались очень резкими и четкими. Опершись подбородком о кий, он, вероятно, прикидывал возможную траекторию, и, только когда перед очередным ударом он двинулся к углу стола, взгляд его упал на меня.

— Что вы здесь делаете? Полевые исследования азартных игр? Или сами решили сыграть с ребятами?

Он смотрел на меня спокойно, чуть ли не равнодушно, и усердно натирал мелом кий.

— Я ищу вас. Думал, вы в бассейне, но меня послали сюда.

— Да, я всегда сюда поднимаюсь, особенно теперь, когда открыл для себя эту игру. В молодости, знаете ли, я относился к ней с презрением, считал, в нее играют только фанфароны, просиживающие штаны в баре, но оказалось, в ней есть интересные метафоры и своя маленькая философия. Вы играли хоть раз, я имею в виду по-настоящему?

Я отрицательно качнул головой.

— В основе ее, естественно, лежит геометрия, причем в классическом варианте — действие и противодействие. Вы сказали бы, что здесь царят причина и следствие. Со стороны любой укажет вам оптимальную траекторию каждого удара. Новички так и поступают: выбирают самую простую, лишь бы загнать в лузу ближайший шар. Но когда вы начинаете разбираться в игре, то понимаете, что самое важное — контролировать движение битка после удара, а это уже настоящее искусство, поскольку нужно предвидеть все возможные столкновения шаров, цепную реакцию, так сказать. Ведь истинная, хотя и хитро замаскированная, цель игры — не просто загнать шар в лузу, а загнать его так, чтобы биток снова встал на выгодную позицию. Поэтому профессионалы, всегда просчитывая игру на удар вперед, из всех траекторий выбирают порой самую сложную и неожиданную. Они стремятся не просто забить, а забивать и забивать один шар за другим, пока все они не окажутся в лузах. Да, это геометрия, несомненно, но напряженная, даже ожесточенная. — Он направился к тому углу, где оставил свой стакан, сделал глоток и снова взглянул на меня, на этот раз удивленно приподняв брови: — И все-таки что же это за срочное дело, которое не могло подождать до утра и заставило вас притащиться сюда?