— Чантавар, — неожиданно спросил он, — вы еще держите лошадей? — В этом ныне земном языке, которому его научили, было слово для названия животного, а поэтому, может быть…

— А почему вас это… я не знаю. — Министр был явно озадачен. — Не припомню, чтобы видел хоть одну, кроме как в исторических фильмах. Думаю, если их нет на Земле, то должны быть… да… должны быть… на Торе, для развлечения. Лорд Браннох часто утомляет гостей разговорами о лошадях и собаках.

Лангли вздохнул.

— Если их даже и нет в Солнечной системе, можно было бы синтезировать, — предложил Чантавар. — У нас могут делать на заказ просто отличных животных. Хотите как-нибудь поохотиться на дракона?

— Спасибо, не беспокойтесь, — ответил Лангли.

— Сегодня здесь будет множество важных лиц, — сказал Чантавар. — Если вы в достаточной степени кого-либо расположите к себе — считайте, ваше будущее решено. Держитесь подальше от леди Халин: ее муж ревнив, и вы закончите жизнь рабом со стертой памятью, даже если бы я захотел вмешаться. Не принимайте близко к сердцу то, что увидите… В частности, кое-кто из интеллектуалов помоложе затеяли своего рода игру в высмеивание современного общества и будут счастливы, если вы их поддержите. Но в то же время избегайте высказываний, которые могут счесть опасными. Иными словами, ни во что не ввязывайтесь и постарайтесь просто приятно провести время.

Они уже не шли пешком, а сидели на удобных скамьях, установленных на движущейся дорожке, к которой поднялись на гравилифте — от движения без опоры захватывало дух. Их поездка, Лангли оценил ее мили в три, закончилась возле ворот с искусственными водопадами по сторонам. Они проследовали в ворота между рядами охранников в шитых золотом ливреях.

Первым впечатлением Лангли была необъятность. Помещение имело с полмили в диаметре и было заполнено ослепительным водоворотом тысяч гостей. Казалось, крыши у него нет и все происходит под тихим ночным небом, полным звезд, и луной. Но он решил, что вверху все же есть невидимый купол, и представил себе, как с головокружительной высоты выглядит это захватывающее зрелище внизу.

В воздухе витал едва уловимый аромат — всего лишь намек на свежесть, из скрытых источников доносилась музыка. Лангли попытался прислушаться, но все заглушали голоса. Да и сама музыка была какой-то бессмысленной — отличалась сама гамма. Он пробормотал Блаустайну sotto voce[3]:

— Всегда думал, что после Бетховена было написано не так уж и много, и, похоже, это распространяется и на отдаленное будущее, мир не изменился.

— Аминь, — сказал физик. Его тонкое с длинным носом лицо было мрачным.

Чантавар представил их хозяину, который оказался неправдоподобно толстым и багрово-фиолетовым, но не без определенной силы в маленьких черных глазках. Лангли припомнил, как подобает сотруднику одного министра приветствовать другого министра и преклонил колено.

— Человек из прошлого, а? — Юлайн прочистил горло. — Интересно. Очень интересно. Нужно как-нибудь поболтать с вами подольше. Кгхм… Н-ну и как вам тут?

— Впечатляюще, милорд, — ответил Мацумото с невозмутимым видом.

— Хм-м-м. Ха. Да. Прогресс, изменения.

— Чем больше изменений, милорд, — отважился Лангли, — тем меньше перемен.

— Хм-ф. Хо! Да. — Юлайн отвернулся, чтобы поприветствовать кого-то еще.

— Отлично сказано, приятель. Действительно отлично. — В голосе слышался сдерживаемый смех.

Лангли поклонился молодому человеку с пятнами на щеках.

— Выпивка, сюда! — приказал тот. К ним подкатил столик, он снял с него два хрустальных бокала и подал один Лангли. — Я хотел с вами встретиться с тех самых пор, как только услышал о вас. Я провожу исторические исследования в местном университете. Занимаюсь общностью взглядов мыслителей, которые пытались соотнести искусство с состоянием общества в целом.

Чантавар приподнял бровь. На фоне множества драгоценностей и роскошных одежд его исключительно простой костюм обращал на себя внимание.

— Ну и как, мой друг, пришли к каким-нибудь выводам? — спросил он.

— Определенно, сэр. Я нашел двадцать семь книг, где авторы соглашаются, что первобытная, мужественная стадия культуры порождает соответствующее искусство — простое и сильное. А вот украшательство и излишества вроде наших отражают упадок общества, где разум превалирует над душой.

— Ах вот как. Вы когда-нибудь видели произведения искусства, созданные на ранних стадиях освоения Тора, когда они все время сражались с природой и друг с другом и были известны как самое грубое, обладающее лишь кулаками племя во Вселенной? Их основным элементом являются наисложнейшие из когда-либо виденных переплетения виноградных гроздьев. С другой стороны, в последние дни Марсианской гегемонии они обратились к простоте кубизма. Вы читали комментарии Сардью? Шимарриона? Или девять кассет «Исследования Тэник»?

— Видите ли… видите ли, сэр, в моем списке они есть, но даже с помощью роботов… так много нужно прочитать и…

Чантавар, явно развлекаясь, тут же доказал обратное, а затем начал приводить взаимоисключающие примеры из истории за последние три тысячелетия. Лангли воспользовался случаем и покинул сцену.

Довольно привлекательная женщина с глазами слегка навыкате схватила его за руку и стала рассказывать, как это потрясающе увидеть человека из прошлого, и она уверена, что это была такая интересная эпоха, тогда все были такие мужественные. Лангли почувствовал облегчение, когда старик с резкими чертами лица позвал ее к себе и она отошла, надув губы. Очевидно, в Технате женщины занимали подчиненное положение, хотя Чантавар мельком упоминал о немногочисленных великих женщина-лидерах.

Лангли сгорбился и уныло побрел к буфету, где взял тарелку с чем-то очень вкусным и подлил в бокал вина. Так или иначе, сколько еще будет продолжаться этот фарс? Лучше было бы куда-нибудь отправиться самому.

Снаружи стояло лето. Теперь на Земле всегда было лето, планета с помощью человека вошла в межледниковый период — повысили содержание двуокиси углерода в воздухе. Да, будь здесь Пегги, это было бы достойным приключением, но Пегги мертва и забыта. Ему хотелось выйти наружу и пройтись по земле, в которую она вернулась давным-давно.

Явно перебравший дряблый тип обнял его за шею, поприветствовал и стал выспрашивать насчет постельной техники его времени. Как здорово было бы дать в эту ро… Лангли разжал кулаки.

— Хотите девочек? М-министр Юлайн — само гостеприимство, пройдите во-он туда, немного развлекитесь, пока центаврийцы не стерли нас в порошок.

— Все верно, — язвительно заметил человек помоложе. — Вот почему с нас сдерут кожу. Из-за таких, как ты. Капитан Лангли, как они дрались в ваше время?

— Достаточно сносно, когда им приходилось это делать, — ответил американец.

— Я так и думал. Люди, которые могут выжить. Вы завоевали звезды потому, что не боялись пнуть того, кто стоял у вас на дороге. А мы боимся. Мы все в Солнечной системе стали мягкими. Уже тысячу лет не вели больших войн, а теперь, когда она вырисовывается, мы не знаем, как это делается.

— Вы служите в армии? — спросил Лангли.

— Я? — Молодой человек выглядел удивленным. — Вооруженные силы Солнечной системы состоят из рабов. Они выращены и обучены специально для этого и являются общественной собственностью. Высшими офицерами назначаются министры, но…

— Хорошо, а вы бы выступили за призыв собственного класса на службу?

— Без толку. Они не смогут. Это не для общества со специалистами-рабами. А вот центаврийцы призывают свободнорожденных, и они любят драться. Если бы мы так умели...

— Сынок, — пренебрежительно спросил Лангли, — ты когда-нибудь видел людей с размозженными черепами, вываливающимися внутренностями, торчащими через кожу ребрами? Когда-нибудь смотрел в лицо человеку, который хочет тебя убить?

— Нет… нет, конечно, нет. Но…

Лангли пожал плечами. Такой тип людей он встречал и раньше у себя дома. Он пробормотал извинения и отошел в сторону. К нему присоединился Блаустайн, и они перешли на английский.