Но хоть это и «шоссе», состояние его ужасно: сплошные выбоины и ухабы. Нас всех уже порядочно порастрясло, но зато налицо приметы важной магистрали – нам встретилось несколько машин. Абдулла и Аристид уже несколько раз, наверное, получили изрядную порцию проклятий за излюбленную здесь шоферскую забаву: разгонять или до смерти пугать караванчики осликов и верблюдов, которых водят старухи или мальчишки.

– Дорога достаточно широкая, разве нельзя было их объехать? – сурово спрашивает Макс.

Абдулла с обиженным видом парирует:

– Разве я не веду грузовик? Разве я не должен выбирать путь поровнее? Пусть эти несчастные бедуины со своими ослами сами убираются с дороги!

Аристид потихоньку подъезжает сзади к тяжело нагруженному ослу, справа и слева от которого устало бредут мужчина и женщина, и оглушительно сигналит. Осел в ужасе удирает, погонщица с воплем бросается следом, погонщик грозит кулаком, а Аристид хохочет. Вслед ему несутся проклятия, но он словно их не замечает.

Амуда – город преимущественно армянский и, если честно, малопривлекательный. Здесь невероятное количество мух, мальчишки – невероятно дерзкие и наглые, у жителей какой-то сонный и в то же время озлобленный вид. Никакого сравнения с Камышлы, который я явно недооценила. Мы покупаем здесь мясо – весьма сомнительного качества, над ним роем вьются мухи. Кроме того, закупаем очень вкусный свежий хлеб и не очень свежие овощи.

Хамуди отправляется на разведку и возвращается, когда мы уже все закупили. По узенькой боковой дорожке, следуя его указанию, въезжаем во двор, где нас приветствует армянский священник – необыкновенно учтивый. Он немного знает французский. Обведя рукой двор и дом, он говорит, что это его владения и что он готов сдать нам часть помещений будущей весной, «если договоримся». Одну из комнат он освободит под склад будущих находок. Предварительно договорившись, едем в Хассече. Дорога из Амуды и дорога из Камышлы сливаются в одну в Шагар-Базаре. По пути мы осматриваем несколько теллей и возвращаемся в наш лагерь без особых приключений, но страшно усталые.

Макс осторожно спрашивает у Мака, не повредила ли ему вода шейха. Мак отвечает, что еще никогда не чувствовал себя лучше, чем сейчас. Когда мы забираемся в свои спальные мешки, Макс напоминает мне:

– Я же говорил тебе, что Мак – сокровище! Отличное пищеварение! Его желудок может выдержать любой жир и любую гадость. И притом нем как рыба.

– Может, для тебя это и хорошо! – вздыхаю я. – Вы с Хамуди хохочете целыми днями как ненормальные, а мне каково?

– Не понимаю, почему ты не находишь с ним общего языка! Ты бы попыталась!

– Да я все время пытаюсь, но из него и слова не вытянешь!

Макс только весело хихикает, ему мои проблемы просто смешны.

Сегодня прибываем в Амуду – здесь будет плацдарм для наших дальнейших действий. «Мэри» и такси оставляем на приколе во дворе армянского священника. Одну комнату нам уже освободили, но Хамуди, произведя ее досмотр, рекомендует все же спать в наших любимых палатках. Мы ставим их довольно долго, потому что снова дует сильный ветер и начинается дождь. Похоже, что на завтра прогулки по окрестностям отменяются. Сутки дождя способны здесь парализовать весь транспорт. Хорошо, что у нас уже есть комната, где можно переждать завтрашнюю непогоду. Займемся разборкой наших находок, а Макс напишет свой отчет о проведенных обследованиях местности.

Мы с Маком расставляем вещи: складной столик, шезлонги, лампы и все прочее. Остальные отправляются в город за покупками. Между тем ветер все усиливается, и дождь хлещет не на шутку. Несколько стекол в окнах разбиты, и в комнате очень холодно. Я с надеждой смотрю на керогаз.

– Скорей бы Абдулла вернулся и наладил его.

Слов нет, наш Абдулла – никудышный шофер, он глуп, он абсолютно невежественный человек и тем не менее как никто умеет управляться со всякими приборами. Он один в состоянии сладить со всеми их капризами.

Мак подходит к керогазу с опаской и смотрит на него.

Принцип, сообщает он, понятен. Зажечь?

Я вручаю ему коробок спичек. Надо налить денатурат, подкрутить фитиль, и прочее, и прочее. Мак действует очень уверенно, будто четко знает, что и как делать.

Время идет. Керогаз не горит. Мак начинает все сначала – денатурат, спички. Проходит еще пять минут.

– Так.., принцип понятен…

Еще через пять минут я украдкой бросаю на него взгляд.

Похоже, Мак начинает злиться. И уже не так воображает.

Вопреки очевидным принципам керогаз сдаваться не собирается. Мак ложится на пол и продолжает борьбу. Вот он уже отпускает первое ругательство. О!

В этот миг я его почти что люблю. Оказывается, нашему Маку не чуждо ничто человеческое! Мак человек. Керогаз его одолел!

Через полчаса возвращаются Макс и Абдулла. Мак весь пунцовый; керогаз так и не горит.

– Ну-ка, хваджа, дайте его мне! – Абдулла. Он хватает денатурат, спички, и через две минуты керогаз вспыхивает как миленький, хотя я уверена, что Абдулла и знать не знает принципов его действия.

– Ну! – Мак, как всегда, лаконичен, но сколько сказано этим «ну»!

К ночи ветер усиливается до урагана, дождь льет как из ведра. Вбегает Аристид – палатки сейчас сорвет! Мы все выскакиваем под дождь. Вот она, оборотная сторона «1е camping». Макс, Мак и Аристид воюют с бешеным шквалом, пытаясь закрепить большую палатку. Мак вцепился в центральный кол. Внезапно кол с треском обламывается, и Мак шлепается в жирную грязь. Боже! Его невозможно узнать!

– Ах ты.., чтоб тебя… – рычит он.

Наконец-то! С этой ночи Мак стал вести себя по-человечески! Он больше не истукан! Он стал таким, как все мы!

На следующий день непогоды как не бывало, но дорогу всю развезло. Мы осмеливаемся выбираться только на ближайшие телли. Среди прочих – Телль-Хамдун – большой холм вблизи Амуды, на самой границе: железная дорога проходит по его склону, так что часть телля попадает на территорию Турции.

Однажды утром мы приводим туда рабочих. Они должны будут выкопать траншею на его склоне. Здесь сегодня холодно, и я прячусь с подветренной стороны. Погода вполне осенняя, и я сижу на склоне, закутавшись в кофту. Внезапно, как всегда, неведомо откуда появляется всадник. Он пришпоривает лошадь и кричит мне что-то по-арабски. Я не понимаю ничего, кроме приветствия, очень вежливо на него отвечаю и объясняю, что хваджа находится с другой стороны холма. Всадник как-то странно на меня смотрит, задает еще какой-то вопрос, который я, естественно, не понимаю, после чего, откинув голову назад, оглушительно хохочет.

– О, ведь это хатун! – вопит он. – Вот это да! Я ведь говорю с хатун, а не с хваджа!

Развернув лошадь, он галопом несется на другую сторону холма, продолжая безудержно хохотать: надо же так оскандалиться – принять женщину за мужчину!

Погожие деньки, видимо, миновали, – небо все чаще затягивают облака. Мы осмотрели почти все из намеченных теллей. Пора решить, где нам весной копать. Три телля оспаривают честь быть изученными нами: Телль-Хамдун, интересный своим географическим положением, Телль-Шагар-Базар и Телль-Мозан. Этот последний – самый большой из трех, и многое зависит от того, насколько велик римский слой. Пробные траншеи придется копать во всех трех теллях. Начинаем с Мозана. Здесь рядом деревня, и Хамуди, как всегда, отправляется туда нанимать рабочих. Местные относятся к его предложению крайне подозрительно.

– Деньги нам не нужны, – заявляют они с ходу. – Урожай в этом году был хороший.

Поистине счастливая страна – такая простота нравов!

Единственная ценность здесь – пища. Урожай был хороший – значит, ты богач! Всю остальную часть года они пребывают в довольстве и безделье, пока снова не придет пора пахать и сеять.

– Немножко денег, – говорит Хамуди тоном Змия-искусителя, – никому не повредит.

– Но что мы на них купим? – резонно спрашивают крестьяне. – А еды до следующего урожая нам хватит.