– Что ты хочешь сказать этим «даже»? Ты же меня знаешь всю жизнь. Ты знаешь, как я хотела попасть в монастырь. И как после этого ты можешь спрашивать меня о таких вещах?

– Я хочу, чтобы ты стала счастливой. Я понимаю твою преданность вере. Но я, кроме того, видела тебя с детьми. Ты не почувствуешь себя счастливой, если у тебя их не будет. – Непроизвольно Мария приложила руку к своему большому животу. Анжелина взглядом проводила движение руки подруги и судорожно сглотнула комок доброй зависти, застрявший у нее в горле.

– У меня есть дети, которым я преподаю. Мария рассмеялась:

– Это – не одно и то же, и ты это знаешь. Тот мужчина, с которым ты... Что-то между вами есть. Я это чувствую. Ты будешь с ним гораздо счастливее, чем если останешься в монастыре. Поверь мне. Я знаю.

– А ты сама счастлива? – Анжелина заглянула глубоко в глаза подруги. – С Хуаном?

– О, да. В нем есть все, что я когда-нибудь хотела видеть в мужчине. Он – сильный, мужественный, гордый. – Она положила руку на живот. – И малыш уже скоро появится на свет. Я просто живу в земном раю.

– Так, значит, ты его любишь?

– Любовь? – На мгновение в лице Марии Анжелина заметила некоторую нерешительность, но подумав, та медленно произнесла: – Я все-таки думаю, что люблю его. Теперь, да... Конечно же я люблю отца своего ребенка.

– Тебе следовало сказать об этом раньше, Мария. Если бы ты сказала своим родителям, что любишь его, его не стали бы сватать мне, и мы все смогли бы избежать этих неприятностей.

– Нет, тогда я его еще не любила. Когда ты уехала в монастырь, он казался таким удрученным, так страдал, что мне его стало жаль. Мы ближе узнали друг друга и все пошло своим чередом. Мы переехали сюда, чтобы избежать пересудов.

Анжелина вздрогнула. Она всегда знала, какой из-за нее произошел скандал, когда она отказалась выйти замуж за Хуана, но как только попала в монастырь, сама о нем совершенно забыла. Она не понимала тогда, что ее поступок так долго будет влиять на его жизнь. Ей стало невыносимо стыдно за свой эгоизм. Но потом, наверное, все обернулось к лучшему, так как они с Марией нашли друг друга. И как только она уедет снова, они забудут о своем прошлом так же, как и она.

Услышав топот нескольких лошадей, приближавшихся к дому, обе женщины встали и подошли к окну. Хуан и Чарли вернулись, а вместе с ними приехала по крайней мере дюжина мужчин.

– Пойдем, встретим их, – предложила Мария, направившись к наружной двери.

Когда Анжелина и Мария вышли во двор, мужчины уже спешились. Работники заметили их, и что-то в их поведении изменилось. Анжелина почувствовала это и остановилась в нерешительности. Незнакомые мужчины повернулись к ней один за другим, – некоторые, глядя на нее, самодовольно ухмылялись, другие хихикали или нагло ржали, третьи перешептывались с приятелями.

Она бросила смущенный взгляд на Чарли и Хуана. Хуан нагло пялился на нее с торжествующей, самодовольной улыбкой, кривившей его губы. Казалось, что он чем-то очень доволен.

Анжелина взглянула на Чарли. Он, наоборот, выглядел сердитым, и его губы мрачно поджались. Она подошла к нему и прошептала:

– Что случилось?

Работники расхохотались, но она не обратила на них внимания. Она смотрела только на Чарли.

– У нас неприятности, сестра, – пробормотал Чарли. – Большие неприятности.

«Неприятность»– слишком мягко сказано, – подумал он, – чтобы описать то, что происходило после нашего отъезда по инициативе Хуана Альвареса». Чарли не обращал внимания на хитрые взгляды и тонкие намеки весь день, хотя ему становилось все труднее удерживаться от того, чтобы не расплющить кулаком лица нескольких работников Альвареса. Его удерживало только воспоминание радости, вспыхнувшей на личике Анжелины, когда она встретилась с подругой. Ей хотелось остаться и поговорить с ней. По этой причине – и только по одной этой причине, – Чарли, как мог, сдерживал нараставший в нем гнев.

Его не волновало, что подумают Альварес и его подручные о нем. Но честь Анжелины – совсем иное дело. Только о ней и велись все разговоры в течение всего времени. И хотя прямо никто ничего не сказал, игра воображения и всяческие предположения лились рекой. Всех интересовало только одно – что могла делать Анжелина Рейес одна с мужчиной в прериях Техаса?

Чарли успокаивал себя тем, что любое опровержение или спор только подлили бы масла в огонь. Поэтому он стойко хранил молчание и продолжал работать, надеясь, что когда они вернутся домой и работники разойдутся, то и Альварес замолчит прежде, чем до Анжелины дойдут грязные разговоры. Но этому, скорее всего, не суждено было сбыться. Альварес затаил против Анжелины такую злобу, что не отказался бы от любой мести, если б только для этого подвернулся удобный случай.

Работники ушли на обед в пристройку, где размещались их кухня и спальные помещения. Анжелина стояла рядом с Чарли, нахмурив обычно безмятежный лоб. Та фраза, которую он произнес перед тем, как работники разразились грубым гоготом, служила лишь намеком на назревавшие неприятности. Под пристальным взглядом Альвареса, следившего за каждым их движением, Чарли не мог заставить себя рассказать ей в деталях обо всех подробностях этого дня. И когда Анжелина попробовала отозвать его в сторону, чтобы спокойно поговорить, он резко покачал головой и проследовал за хозяевами к дому.

– Позже, – прошипел он, и от этого слова ее обеспокоенное лицо еще больше нахмурилось. Если бы он что-нибудь рассказал об этих делах, им тогда бы пришлось выехать до завтрашнего рассвета, и тогда проблема осталась бы позади.

Когда они вчетвером уселись за столом, Чарли, наконец, заметил, во что одета Анжелина.

«Как же это я не заметил такое?»Он моргнул раз, второй. Она все равно оставалась в том же платье. Чарли всегда знал, что Анжелина красива – даже в самой уродливой одежде, – но теперь воочию убедился, что она прекрасна. И в самом деле, черты ее лица были тонкими и изящными, шея – длинной и стройной, вырез розового платья чуть приоткрывал верхнюю часть груди. Чарли остановил полет мыслей и чувств, пока не залетел чересчур далеко. Один только ее вид заставлял его страдать от подавляемой страсти.

Он с трудом отвел глаза от девушки, чтобы тут же встретить грязную ухмылку Хуана Альвареса.

«Проклятие!»Чего бы он только не отдал за один хороший удар по наглой физиономии этого испанского джентльмена.

– Итак, – начал Альварес развязно, передавая фарфоровые блюда, доверху наполненные цыплятами и пышками. – Много воды утекло, Анжелина. Никогда бы не подумал, что мы снова увидим тебя, поскольку ты решила заточить себя в монастырь.

Чарли взглянул на Анжелину. Она в этот момент принимала блюдо и улыбнулась, хотя, как он заметил, улыбались только ее губы, но не глаза.

– Я еще не дала окончательный обет. Мне позволили навестить семью прежде, чем я уйду в монастырь навсегда.

– О, понятно. Тогда ты еще не настоящая монахиня. Хорошо, тогда все становится яснее, не так ли?

– Что это еще за «все»? – спросила Анжелина.

– Только то, что ты находишься здесь со своим другом. – Он поднял бокал, глядя на Чарли.

– Ну, и что ты хочешь сказать обо мне и моем друге?

Чарли едва заметно вздрогнул: «И почему только она не ест и не сидит тихонько?»

– То, что вы двое путешествуете вместе. Только вдвоем. Неженатый мужчина и незамужняя женщина. Ты же знаешь, как любят судачить люди, Анжелина.

Мария встревоженно вздохнула.

Анжелина посмотрела на подругу, поджала губы, аккуратно положила нож возле тарелки и только тогда повернулась к Альваресу.

– Скажи-ка прямо, Хуан, к чему ты клонишь?

– Я ни на что не намекаю. Я просто констатирую факты. Ты сама запятнала свою репутацию, Анжелина.

– Значит, я могу рассчитывать, что ты разнесешь слух и об этом. Не так ли, Хуан?

Он улыбнулся и отпил глоток вина из бокала, чтобы сделать паузу перед ответом.