Люси съездила в Рено и вернулась очень довольная покупками. Она опустила верх машины, и волосы растрепались, а лицо окоченело от холода. Люси была в восторге. Конечно, можно было съездить и поближе, в Лавлок, но она не была уверена, что в маленьком городке найдется все, что нужно.

Нагруженная пакетами, она заспешила к дому, ей не терпелось нарядить Стрекозу в одно из новых хорошеньких платьиц.

При виде метрового мишки Фрици изумленно заахала, и в одно мгновенье гостиная оказалась завалена пакетами.

Когда Раст вошел, то застыл, увидев бесчисленные свертки, раскиданные по полу и по дивану.

— Я всегда обожала матросские костюмчики, говорила Фрици, держа на весу крохотные полосатые сине-белые ползунки с красным шарфиком.

— А ты видела джинсы-варенки и сапожки? Она у нас будет ковбоем! — Люси сидела на диване среди вороха покупок и весело подбрасывала на коленях Стрекозу.

— Какого черта вы тут делаете? — взревел Раст, уперев кулаки в бока. Люси и Фрици так и подпрыгнули. Он хмуро оглядел медведя, обновки и обливной пластмассовый ящик с игрушками.

— Я… э-э… я подобрала кое-что для Стрекозы… в Рено, утром, — ответила Люси. Разве она сделала что-то не так?

— Зачем? — требовал ответа Раст.

— Ползунки ей стали малы, — ринулась на подмогу Фрици, — все остальное растянулось. Малявке нужна новая одежда, она же растет.

— Знаю, — воинственно ответил Раст. — Но я сам могу купить Стрекозе все, что ей нужно. Мы не нуждаемся в чужих благодеяниях.

С упавшим сердцем Люси поняла, что слово «чужой» относится к ней. Он не правильно понял ее поступок и почувствовал в нем угрозу. Она совсем не думала о Расте, покупая вещи, только о Стрекозе — что ей нужно и как ей это подойдет. Она задела мужское самолюбие Раста. Они оба знали, что у нее больше денег, чем у него, гораздо больше, и ее поступок это подчеркнул.

Почувствовав напряженность, повисшую в комнате, Стрекоза сморщилась и заплакала. Люси машинально прижала ее к себе и стала что-то нашептывать, пока девочка не успокоилась.

В злости Раст был таким же, как Кеннет. Люси съежилась, томясь знакомым чувством униженности.

— Я только… я хотела как лучше. — Ее обуревали противоречивые чувства, но она пересилила себя. — У нее в комнате ничего нет — ни игрушек, ни подвесных погремушек, ни одеяла, по которому можно ползать. — Надеясь, что он не заметил усилий, с которыми она брала себя в руки, Люси посадила малышку на колени и выпрямилась.

— Ч-черт, — проворчал он.

В нависшей тишине она слышала стук своего сердца. Она ощущала на себе тяжелый взгляд Раста, но не смела поднять глаза. Все силы уходили на то, чтобы сдержать подступившее отчаяние. Она скорее чувствовала, чем видела, что Раст разглядывает покупки.

— Розовый комбинезон, который был на ней вчера, действительно мал, — угрюмо сказал Раст.

Он подошел и пощупал мягкий спальный мешок. — Давил ножки, пальцы скрючивались.

— Конечно, давил, — с упреком сказала Фрици. Она принялась складывать детские одежки; когда получилась аккуратная стопка, взяла ее и понесла в комнату Стрекозы.

Подняв белого пушистого зайца с длинными ушами, он обошел вокруг дивана и встал рядом с Люси. Наклонившись, пощекотал девочку заячьим ухом. В мозолистой темной руке игрушка выглядела неуместно.

— Я думаю, у ребенка должны быть и игрушки, и одежда по росту.

— Я только этого и хотела, — еле выговорила Люси. Пальцы предательски дрожали. — Извини, если я…

— Нет, — он выпрямился и рубанул воздух рукой. Стащив с головы шляпу, он перевернул ее и уставился на дно, как будто там было написано то, что он хотел сказать. — Это я должен извиниться, что накинулся на тебя. Я после работы, усталый и задерганный. Ты все сделала правильно, Люси. Спасибо.

Люси подняла затуманенную голову. Она не могла поверить в то, что услышала. Раст накинулся на нее, требуя объяснений, а когда все узнал, решил, что был не прав, и извинился! Он не стал кричать, часами злиться. Он ее даже похвалил. Поразительно!

Он признал свою не правоту и извинился!

Кеннет такого никогда не делал.

То есть он, конечно, стал бы цветисто и многословно просить прощения. Сразу после того, как наговорит жестоких, убийственных слов и вдоволь наизгаляется.

После взрыва Кеннет всегда становился униженным и жалким. Как мальчик, он клал голову ей на колени и умолял его простить. Он клялся, что никогда больше не будет ее обижать, будет относиться с нежностью и уважением!

В такие моменты она почти верила, что любит его. Ей хотелось, чтобы он всегда был таким.

Ей отчаянно хотелось думать, что Кеннет говорит правду: он убедил ее, что она никчемная личность, раз у нее нет профессии, что никому другому она не нужна. И Люси говорила себе, что не так уж он ее оскорбил, что она сама виновата: разгневала мужа, и… прощала его.

Но рано или поздно все повторялось.

Может быть, Раст не такой? Она понимала, что не могут все мужчины вести себя, как Кеннет. Но как узнать заранее? Женщина страшно рискует, доверяясь мужчине. Люси давно убедилась, что инстинкт ей ничего не скажет. Она вздохнула и обняла Стрекозу, которая тихо играла ее пальцами, глазки ее уже слипались.

Если бы можно было знать заранее, если б был какой-то приборчик, измеряющий характер мужчины, его цельность, его внутреннее достоинство. Но нет такого приборчика, а раз так, то она не может позволить себе опять пойти на риск.

Каждое утро после завтрака Раст отправлялся работать, а Люси брала перчатки, стремянку и пачку грубой наждачной бумаги и принималась скоблить облупленные карнизы. Она работала до полудня; иногда выкатывала во двор детский манеж, и Стрекоза составляла ей компанию. Дом был оштукатурен, непокрашенными оставались только карнизы и рамы, так что за неделю она все отскребла.

Люси отыскала краску, которую Раст по бартеру получил от соседа; банки были аккуратно сложены в гараже. Она взяла две банки и две кисти. Стоя на середине шаткой лестницы, она покрывала дерево эмалью цвета яичной скорлупы. Люси проработала уже два часа, когда из-за угла верхом на лошади появился Раст.

— Боже милостивый, что ты делаешь?! — воскликнул он. У него отвисла челюсть при виде Стрекозы, мирно играющей в манеже, и перемазанной краской Люси, стоящей на середине лестницы.

— А, Расти, — она улыбнулась. Чтобы не мешали волосы, она приспособила кепку, надев ее козырьком назад; Люси взмахнула кистью, и мокрая краска черкнула по лицу. Черт с ней, подумала она, это уже в третий раз. Все равно вся грязная. — Я закончу дней через пять-шесть. Красиво, правда?

— Ты красишь дом? Я предполагал, что его будут красить мастера, а ты сама взялась? — Он в изумлении качал головой.

— Все заняты, вот я и подумала, что разумнее и справедливее справиться самой, — объяснила она. — Тебе нравится?.. Или нет?

— Люси, ты слишком много трудишься, — сурово сказал ковбой. — С чего ты взяла, что все должна делать сама? Работники закончат. — Он подошел, взялся одной рукой за лестницу, другой — за ее ногу. Лестница закачалась. — К тому же это опасно.

От его прикосновения Люси замерла. Ей было приятно ощущение сильной руки на своем теле, пусть даже на ноге, закрытой джинсами. Тревога пополам с удовольствием с пугающей быстротой захватила ее.

— Тебе нужен выходной, — сказал Раст. — Отдохни от работы. Может, устроить пикник? — Он потер подбородок. — А что, это идея. Поедем завтра за реку, прихватим еду.

— Пикник? — эхом откликнулась Люси, все еще примороженная к лестнице. «Только Раст, больше никого…» Она искоса бросила на него взгляд. Насколько хорошо она знает Раста Шефилда? Не слишком ли это отчаянный шаг — оказаться в такой ситуации?

— Ну да, пикник. Небольшая поездка верхом, отдых, обед, солнце, покой.

— Я знаю, что это, — промямлила она.

— Господи, что с тобой? Ты белая как мел. Почему?

— Я не нервничаю, — солгала Люси. — Просто я занята. Очень-очень занята.

— Съездим завтра, да?