В предвкушении забавы Люси положила малышку на живот.

— Но нельзя давать ей такое имя.

— Почему? — повторил он. Глянув на Раста, ребенок ликующе завопил и ринулся к нему.

— Вперед, Стрекоза, — подбадривал он, — лети к дяде Расту.

— Но это же насекомое, сам знаешь, — настаивала Люси.

— Том был бы доволен, — тихо сказал Раст. Он снял шляпу, взял малышку на руки и пощекотал ей пухлую шейку.

Люси тронуло, что он так естественно обращается с ребенком. Из Раста выйдет великолепный отец, подумала она. Терпеливый, добрый и очень любящий. Он уже сейчас замечательно относится к Стрекозе. Она посмотрела на них и ощутила неожиданную слабость. Люси трепетала, возбужденная некоей посторонней силой, таяла, как мед на солнце.

Порыв ветра взметнул волосы Раста, и ей захотелось самой притронуться к этим шелковым завиткам, в которых поблескивали пряди цвета густого янтаря. В открытом вороте рубахи темнела шея такого же янтарного цвета.

Она вдруг вспомнила, как он прижимал ее к голой груди, когда на ней была только тонкая ночная рубашка. Люси задохнулась…

Она его хотела.

Раст взглянул в ее лицо. Глаза его потемнели, стали цвета жженого сахара. Взгляд переместился на приоткрытые губы. Она видела, что он отметил ее тяжелое дыхание и опустил глаза на ее грудь. Запретная дрожь молнией пробежала по телу. Он хочет до нее дотронуться! Люси коротко вздохнула.

Опять глаза смотрели в глаза, между ними молотом било неистовое, глубоко личное, проникновенное понимание.

— Люси, — хрипло прошептал он.

Она изо всех сил старалась сдержать подступающую дрожь — не от холода, а от того явного хищного интереса, который увидела в его лице.

Хищного?.. Невольно защищаясь, Люси выставила руки.

Нет, только не с ним. Эту сторону отношений мужчины и женщины она уже познала, они не дают ничего, кроме чувства неуверенности. «Ты не могла бы доставить удовольствие мужчине, даже если бы захотела, — сквозь время донесся до нее злобный голос. — Меня ты никогда не удовлетворяла».

Раст как будто прочел ее мысли, кашлянул и вернул ей ребенка.

— У меня полно дел, — буркнул он и встал… и сразу стал тем резким и бесцеремонным ковбоем, с которым она встретилась недавно после долгого перерыва. Эту дистанцию, этот барьер ей никогда не преодолеть. Но неужели она так прозрачна? Неужели он читает ее потаенные мысли?

Подобная перспектива так напугала Люси, что она вцепилась в ребенка.

Нахлобучив шляпу, он доложил:

— Сосед хочет за плату пользоваться нашей водой. У меня с ним встреча. Он держит магазин красок, и часть оплаты пойдет товаром, так что можно будет покрасить конюшню.

Люси поняла, что он спешит набирать капитал, чтобы откупиться от нее в конце года. Но она сосредоточилась на одном слове. Встала, держа ребенка на одной руке, и, не думая про жар во всем теле, сказала:

— Ты сказал, краски? Может, у тебя останется несколько лишних банок?

— Что ты хочешь покрасить? — прищурился он. Люси передвинула ребенка вперед, только чтобы чем-то занять руки. Она не хотела, чтобы Раст считал ее назойливой. Кеннета приводил в ярость даже намек на требование. Сколько раз он повторял, что она неблагодарная, что ей слишком много надо! «Я что, мало тебе даю? Я что, не люблю тебя больше, чем кто бы то ни было?» — зазвенело в ушах, унося в отчаянные, убийственные воспоминания. Раст ждал.

— Так для чего тебе нужна краска? Он не понимает, что творится у нее в мозгу, и, признаться, она от него этого и не ожидает. «Нужно всего лишь спросить, Люси», — обругала она себя.

Ненавидя свой заискивающий тон, она пролепетала:

— Я… я только хотела предложить… может, дом тоже покрасить?

— А-а. — Он хмуро оглядел строение. — Пожалуй, это не помешает. Краски должно хватить. — Он зашагал к дому, чтобы снова закрыться в кабинете и звонить, звонить. Она следила за его решительной походкой и чувствовала себя покинутой.

Женщина с трудом перевела дух. Психотерапевт советовал ей отстаивать свои права. Многомесячная терапия помогла, но, видимо, недостаточно. Люси сложила одеяло, оттащила мешки с мусором на задворки и положила на место инструменты — нелегкая задача, когда держишь на руках Стрекозу.

Сейчас она более уверена в себе, чем полгода назад, но ей предстоит еще много пройти. Все же она сумела заставить Раста согласиться на покраску! И еще узнала, что может испытывать влечение к мужчине. К Расту.

А это плохо.

Она должна бы понимать, что это чувство результат нежных воспоминаний о детстве и желания обрести дом. Должна понимать, что ее неутоленная тоска завлечет их в западню, из которой нет возврата.

— Какая нелепость, — бурчала она, растревоженная этими мыслями. Как глупо. Прошло столько времени, неужели это желание не утихло? Жажда уюта, теплого семейного очага с самого детства оставалась неутоленной. Они же с самого детства приводили ее к краху! Нет, нужно переключиться на что-то другое, и тогда все пройдет. Например, можно совершенствоваться в верховой езде. Или съездить в Рено и купить вещи для комнаты Стрекозы.

В доме было прохладно; она подогрела бутылочку со смесью, как велела Фрици, надеясь, что сделала это правильно, и уселась на диван. Стрекоза жадно обхватила руками пластиковую бутылку и присосалась к ней.

Голова Стрекозы лежала у Люси на сгибе локтя, и ее наполнило непривычное чувство покоя. Все будет хорошо, подумала она. Пройдет немного времени, и они привыкнут друг к другу.

Но на этом она не остановится. У нее есть другая цель.

— Стрекозе нужно, чтобы за столом собиралась вся семья, — заявила она Расту и Фрици тем же вечером. Она улучила момент, когда Раст зашел на кухню попить, а Фрици готовила ужин. Люси загородила собою дверь. — Хотя бы по вечерам. Она заслуживает того, чтобы жить как все нормальные дети. — С напускной бравадой женщина вскинула голову и подняла с полу Стрекозу, где та мусолила пакет из-под кубиков. Люси редко приходилось выходить на передний план, и сейчас от нее потребовалось немало мужества, чтобы выступить в новой роли.

— Но я ем поздно, дорогуша, — сказала Фрици, оторвавшись от помешивания горохового супа в огромной кастрюле. По кухне разливался запах чесночных тостов.

— А мне нужно работать, — добавил Раст. — В кабинете.

— Нет. — Перед лицом их дружного сопротивления голос зазвенел, но она не собиралась отступать. — В нормальных, хороших семьях все ужинают вместе, — с вызовом сказала она. — Стрекозе нужна стабильность, повседневный распорядок. — По правде говоря, сама Люси нуждалась в стабильности и в иллюзии семейной жизни. И она беззастенчиво воспользовалась любовью Раста и Фрици к ребенку, чтобы добиться своей цели. — Нет, — повторила она, вы стремитесь есть врозь, в разное время, но так делать нельзя. Стрекозе нужно, чтобы мы были все вместе. Она же растет, — добавила Люси последний аргумент.

— Когда мой Генри был жив, мы всегда ели поздно, — заявила Фрици и стала наливать в тяжелую глиняную миску суп для Люси.

В голове Люси что-то смутно мелькнуло.

— Фрици, у тебя ведь есть сын? Экономка несколько растерялась.

— Да. Только теперь Пол живет с семьей в Канаде.

— Хорошо, — подбодрила Люси, — а когда он рос, вы с Генри ужинали вместе с ним?

— Еще бы, конечно, — фыркнула Фрици. — Но это когда было.

— Пол — хороший отец своим детям, — предположила она, — и они собираются за столом вместе с детьми?

Фрици нахмурилась.

— Наверное.

— Ты же понимаешь, что для Стрекозы ты как мать.

— Господи, какая мать, скорее бабушка! — воскликнула Фрици, очень довольная таким оборотом.

— Пусть бабушка, — согласилась Люси. — Бабушка тоже важный член семьи.

Фрици согласно хрюкнула. Раст скривился, но Люси видела, что и он поколебался.

— Раст, ты единственный отец, которого она знает. Если бы Том был жив, он бы обязательно ужинал вместе с дочкой, ручаюсь. — Она твердо смотрела на него, надеясь, что имя Тома окажет свое действие.