— Садитесь, Артур Христианович, — неожиданно мягко, с каким-то участием в голосе сказал Менжинский, сочувственно щуря близорукие глаза за стеклами пенсне. — Я понимаю ваше состояние. У вас сейчас острая потребность в доверии. Вам в нем не отказано. Но я хочу сказать другое. Бегство Опперпута для нас не трагедия, хотя приятного в этом факте мало. Всякая борьба наполнена драмой. Обстоятельства на сей раз оказались не на нашей стороне. Но, может быть, это даже к лучшему…

— К лучшему? — удивленно переспросил Артузов.

— Да, к лучшему, и вот почему. Во-первых, надо учиться принимать и поражения, в этом залог стойкости. Во-вторых, уже длительное время наша «игра» идет без сучка без задоринки. Уже это должно кое-кого насторожить. Опперпут попал в их руки. Он, конечно, кое-что приукрасит, преувеличит свою роль, будет всячески изобличать нас. Войдя во вкус, остановиться трудно. Наша задача — заронить у Кутепова, Бунакова, Маркова и их компании искру недоверия к Опперпуту. Словом, его следует скомпрометировать перед белоэмиграцией, а для этого необходимо найти веский довод. Я и пригласил вас к себе, чтобы вы подумали о таком доводе.

Артузов начал перебирать в памяти «наследство», которое оставил Опперпут после своего бегства, вспомнил о найденной записке, которую тот оставил жене: «Ты услышишь скоро обо мне как о международном авантюристе».

Этот человек с обликом шекспировского Калибана (так его отныне всегда называл про себя Артузов), нравственный урод и отщепенец, был еще и поразительным тщеславцем. Теперь его, видите ли, прельстила сомнительная слава международного проходимца от шпионажа. Однако, кажется, эта фраза из письма наталкивает на одну идею…

Артузов встал, с облегчением тряхнул пышной шевелюрой, в которой уже было изрядно седины.

— У вас есть вопросы ко мне, появились сомнения? — спросил Вячеслав Рудольфович. — Сомнения, конечно, могут быть, но только относительно методов достижения цели, но у вас не должно быть сомнений, даже малейших, в нашем успехе. Это очень важно. Наступайте!

— Уж больно изворотлив противник, Вячеслав Рудольфович…

— Вы хотите сказать, что такой может, как говорят на Востоке, сурьму с глаз украсть? Учтите, где больше риска, там и чести больше. И мы кое-что придумаем против противника — комбинацию и маневр, наметим план действия. И еще хочу вам заметить в связи с делом Опперпута; постоянно совершенствуйте механизм отбора в наши ряды. И всегда помните: чекист шагает в ногу с партией. А вы знаете, какое внимание партия уделяет работе с людьми. Сила танцовщика — в ногах, сила кузнеца — в руках. Наша сила — в доверии к нам нашей партии и нашего народа. Нам всегда простят отдельную ошибку, но никогда не простят огульной подозрительности ко всем и каждому лишь потому, что имеют место осечки, вроде дела Опперпута, и то лишь на его конечной стадии.

Ну а с «Трестом», разумеется, придется заканчивать. Он свои функции выполнил. Вы свободны, Артур Христианович…

Собранный и напряженный внутренне, готовый немедленно приступить к самым энергичным действиям, вышел Артузов из кабинета начальника и старшего товарища. Теперь главное — не медлить…

В первую очередь «Трест» сообщил полякам, что один из деятелей организации — Опперпут является провокатором. Одновременно буржуазные газеты сообщили о том, что Опперпут вводил центр РОВСа в заблуждение: не совершал, а только имитировал террористические и диверсионные акты и, боясь изобличения и провала, бежал за границу. Возможно, что он, этот авантюрист, будет выдавать себя за агента ОГПУ.

Это возымело должное действие и поколебало доверие эмигрантских кругов к Опперпуту. Вскоре в ОГПУ поступил очередной номер белоэмигрантской газеты «Руль». Она вопрошала: «С какими новыми заданиями приехал Опперпут?» Подобный же материал напечатала и другая газета — «Свобода». Значит, предпринятые Артузовым меры оказались действенными.

Опперпут ответил этим газетам через рижскую «Сегодня». Пытаясь оправдаться, он клялся, что всеми средствами готов доказать свою лояльность западной демократии, требовал проверить его в деле. Эдуард Оттович вызвался ни много ни мало как… взорвать здание ОГПУ!

Назвался груздем, полезай в кузов. Монархисты такую возможность Опперпуту предоставили — в значительной степени благодаря заступничеству Захарченко-Шульц. Она даже вызвалась быть ассистентом Опперпута в этой авантюре, а точнее — контролером.

Вместе с Марией Владиславовной и еще одним террористом, бывшим офицером Вознесенским, Опперпут перешел финско-советскую границу и приехал в Москву. Для диверсии он избрал общежитие чекистов, которое размещалось в бывшей гостинице «Бристоль» на Малой Лубянке, 3/6. Вместе с Захарченко-Шульц он разведал подступы к дому, выходящему в тихий переулок. Вход в гостиницу не охранялся. Ночью Опперпут, прикрываемый Захарченко-Шульц и Вознесенским, проник в здание и положил в коридоре, в непосредственной близости к жилым комнатам, мощный мелинитовый снаряд. На некотором расстоянии от него расставил зажигательные шашки. В бикфордов шнур также были вмонтированы небольшие мелинитовые шашки, с тем чтобы они по мере приближения огня к основному заряду взрывались и не давали тем самым возможности обезвредить его в случае обнаружения. Затем Опперпут обильно полил пол коридора керосином, чтобы сразу за взрывом последовал пожар. Когда все было готово, он чиркнул колесиком зажигалки и поднес колеблющееся пламя к концу шнура… Сам стремглав бросился бежать. На миг остановился во дворе и тут услышал взрыв первой шашки. Он снова побежал — по его расчетам вот-вот чудовищной силы взрыв должен был до основания разрушить все здание. В ближайшей подворотне, прижавшись к облупленной стене дома, вся трепеща от нервного напряжения, его ждала Шульц.

Взрыва так и не произошло…

Нет, не чудо — мужество чекистов предотвратило гибель десятков людей, не позволило свершиться белогвардейской провокации. Первая же взорвавшаяся шашка разбудила нескольких сотрудников, спавших в ближайшей комнате. Они выбежали в коридор, все мгновенно поняли и, рискуя собственной жизнью, оборвали шнур и обезвредили адскую машину.

Узнав о ночном происшествии, Артузов сразу догадался, чьих рук это дело: «Калибана!» Банки с иностранным клеймом выдали организаторов диверсии. Тотчас был отдан приказ об организации поимки диверсантов, а вскоре чекисты вышли на их след.

Террористы попытались уйти за кордон в районе западной границы. Неподалеку от деревни Алтуховка с помощью местных жителей чекисты окружили Опперпута. Он отказался сдаться и в перестрелке был убит. Захарченко-Шульц и Вознесенский шли к польской границе другим путем. Возле местечка Рудня на дороге из Витебска в Смоленск они остановили легковой автомобиль, принадлежащий штабу Белорусского военного округа. Угрожая оружием, потребовали от шофера, чтобы тот развернул машину и повез их к Витебску. Водители (их было двое) наотрез отказались. Одного из них — Сергея Гребенюка — террористы тут же убили, второго — Бориса Голенкова — ранили. Рядовые красноармейцы до конца выполнили свой долг и успели вывести автомобиль из строя. Убедившись, что воспользоваться машиной им не удастся, террористы скрылись в лесу. И снова местные крестьяне пришли на помощь чекистам. При участии добровольцев, изъявивших желание задержать убийц, была организована погоня. Преступники были настигнуты в районе станции Дретунь и убиты в завязавшейся перестрелке…

Так бесславно закончили свое существование Калибан — Опперпут, он же Стауниц, и его партнеры по преступной авантюре.

Смерть Опперпута и Захарченко-Шульц эхом отозвалась в эмигрантских кругах. Монархическое движение было скомпрометировано и заметно пошло на убыль.

Так завершилась деятельность «Треста». Чекисты приступили к осуществлению временно приостановленных действий против МОЦР. 14 апреля 1927 года почти одновременно в Москве и на периферии были арестованы все члены этой организации — настоящие контрреволюционеры и заговорщики.

Ошеломленный масштабом провалов, сам Врангель вынужден был признать: «Попались на удочку ГПУ почти все организации, огромное большинство политических деятелей чувствуют, что у них рыльце в пушку, что углубление вопроса обнаружит их глупую роль».