Но когда и по какому случаю кто-то из вас пробовал меня по-хорошему предупредить?

— Не сушите мозги, уважаемый, — отмахнулась Маша Прилукская. — Не надо проводить среди нас разъяснительную работу.

Слепого ужасно тяготила вся эта мышиная возня.

Охранять тех, кто тебя презирает; иметь под началом тех, кому ты не слишком доверяешь.

Денис и трое подруг вернулись к обсуждению свадьбы. Они не сплетничали насчет гостей — они слишком их презирали. Богатство и положение ничего не значили для «великолепной пятерки», если не были подкреплены чувством стиля. Обсуждались только блюда на столе и внешний вид приглашенных.

— Галстук у таможенника был приличный.

— Темно-серый в жемчужно-серый горошек.

Такие шьет только Comme des Garsons Homme.

— Но не с этой шелковой сорочкой. Убожество. А как тебе понравился тот двубортный костюм?

— — На шести пуговицах в этом сезоне не носят.

В нем есть что-то от формы, а это всегда отстойно.

Они могли на расстоянии угадать фирму-производителя и материал вещи. Но даже обладатели самого модного шмотья не удостоились одобрения.

— С ее цветом помады надо в ужастиках играть.

Я даже вздрогнула, когда она обернулась…

— А мамаша? Надела такой костюм, а рыло — совковее некуда! Ну просто жена генсека!

Разговор происходил все в том же коттедже, куда они благополучно вернулись. Все хотели спать, но только Митрохин смог заснуть сразу. У остальных после свадьбы гудело в голове, хотя в сравнении с другими гостями они не переусердствовали в еде и питье.

— Судейкина вначале ничего смотрелась со своим пастельным акцентом на верхние веки. Но потом все испортил этот якобы друг отца, полез ее целовать в щечку и оставил вот такущее пятно из водки и слюней.

— — «Абсолют» по крайней мере дезинфицировал заразу.

— — Этот друг отца уже не отличал дырки в ухе от дырки в заднице, — Лена Ричи снова процитировала «Карты, деньги, два ствола».

Разговор снова вернулся к маркам косметики, одежды и дорогих причиндалов — от часиков до сумочек. Компания как будто жила в особом мире, где ничего не имело значения, кроме фасона и марки производителя. Ни любовь, ни ненависть, ни даже опасность, реально угрожающая им самим.

Всего пару часов назад Веденеев имел реальный шанс до них добраться. А они как ни в чем не бывало сравнивали помаду с эффектом атласа из коллекции Nuit Glamour и Diorific 036 от Dior. Похоже, боль, несвобода, смерть, люди с их мыслями и чувствами казались компании ненастоящими. Казались виртуальными прибамбасами, выдуманными устроителем огромного шоу «Москва».

А он сам? У него ведь тоже своя реальность.

В ней нет места не только тонким различиям одной кофеварки от другой, одного бальзама-ополаскивателя от остальных. Еще в ней нет места сожалениям о прошлом, надеждам на будущее, безотчетному доверию, глубокой скорби. Он тоже замкнут в рамках своего особенного мира — стволы, бронежилеты, взрыватели, фотографии, где «объект» выделен кружком или стрелкой, планы зданий и подземных коммуникаций.

До утра Слепой поговорил по отдельности с обоими подчиненными. Сомнения не развеялись, но и не подтвердились окончательно. Каланцов смотрел в пол, убирая со лба тускло-желтые пряди. Безоговорочно признавал свою несдержанность и готов был ко всему: к «строгачу», к выводу из задания.

— Могу сказать одно. За эти несколько секунд я отвел душу и теперь в состоянии терпеть эту компанию как минимум месяц.

— Я послал тебя в зону отдыха. Хватило бы десяти шагов разобраться, что девчонок там нет.

— Там, как назло, собрался народ. Музыканты сделали короткий перерыв, и все танцующие потащились на диваны.

Музыка в самом деле затихла, это Слепой помнил.

— Я хотел сперва убедиться точно, а потом уже поднимать тревогу, — продолжал Каланцов. — Наверное, я ошибся.

— А вниз на кухню ты не догадался заглянуть?

Оттуда, где ты стоял, можно было прекрасно их разглядеть. Сразу доложить мне, что они спустились. Согласись, разница большая. Я мог кинуться совсем в другую сторону, тогда мы благополучно провалили бы дело.

— Наверное, это моя главная ошибка, — снова опустил голову Каланцов.

Смольский, наоборот, активно защищался:

— Вы мельком упомянули насчет уровней.

Но я не думал, что эта штука работает настолько примитивно и первый этаж для нее то же, что второй.

— Если сразу не понял, надо было переспросить. Я ведь проверял: ты с самого начала прекрасно сориентировался, какие клетки на экране чему соответствуют. Ты должен был понять, что девушки на лестнице и двигаются от верхней площадки к нижней. Сделать вывод совсем несложно, правда ведь?

— Как назло, постучали в дверь. Непроизвольно отвлекаешься. Наверное, не все из персонала знали, что вы договорились с метрдотелем насчет этой каморки. То дергали дверь, то стучали, черт бы их побрал.

— Надо было мне пожаловаться.

— Надо было. Только ведь я знал, сколько вы на себя навесили: коридоры, туалеты, фойе Глеб сделал вид, что удовлетворен объяснениями и не имеет к подчиненным претензий. Объявил, что отдохнет часика три, пусть поработают без него — один на крыше, другой в непосредственной близости от компании.

После очередной бессонной ночи Слепой встал с тяжелой головой. В первый день он думал, что скоро освоится — получше узнает подчиненных и каждого из «пятерки», тогда работать станет легче. Он действительно многое узнал, но стало только сложней.

С металлическим привкусом во рту Слепой провел утреннюю ревизию. Мирон, как обычно, встал раньше всех, на этот раз компанию ему составила Лена — непричесанная и вялая, она крутила педалями велотренажера. Приближаясь к просторной ванной комнате, Глеб не слышал ни шума воды, ни других каких-либо признаков чьего-то присутствия. Он машинально приоткрыл дверь и увидел Веронику с чалмой из полотенца и лицом намазанным чем-то белым.

Из-за привычки Сиверова передвигаться бесшумно его появление оказалось совершенно неожиданным. На раковине перед Вероникой стояло множество самых разных флаконов и баллончиков. Отшатнувшись в глубину ванной, она схватила один из них и пустила струю из тысяч микроскопических капелек Глебу в лицо.

Он не успел ни прикрыться, ни зажмуриться, и роговицу обожгло так сильно, что по щекам покатились слезы.

— Извините, я не хотела, — пробормотала Вероника, глядя, как он пытается промыть глаза под струей из массивного бронзового крана.

— Что это было? — спокойно спросил Сиверов.

Он был так раздосадован на себя, что не злился на выходку молодой женщины.

— Думаете, я знаю? Сейчас… Лак для волос.

Жжение не проходило. Сиверов заставил себя приоткрыть глаза, но увидел только смутное свечение, словно поверхность глазных яблок покрывал сплошной толстый слой этого самого лака.

Замечательно. Только ослепнуть сейчас не хватало. Скорей всего зрение восстановится. Но на несколько часов, а может и дней, оно останется, мягко говоря, неважным. Временно он будет соответствовать своему прозвищу.

Набрав полные пригоршни воды, он опустил в нее лицо, закрывая и открывая веки.

— Ну как? Прошло? — поинтересовалась Вероника, продолжив равномерно распределять по лицу белую массу с цветочным запахом.

Глеб скорее догадывался о ее действиях. Пальцев он не мог разобрать, как и рта, глаз. Вместо лица и рук он видел только большое, светлое пятно и два поменьше, потемнее.

— Нормально.

Нельзя им дать почувствовать, что ты сейчас беспомощен.

— В следующий раз лучше бей по голове.

— Я так испугалась. Думала, это он подобрался так тихо, — судя по голосу, Вероника окончательно успокоилась.

— Проще всего запираться на задвижку.

— — Разрешите мне закончить туалет?

Выйдя из ванной, Глеб достал из нагрудного кармана защитные очки. С ними видимость стала еще хуже. Зато он мог надеяться, что его частичная потеря зрения останется незамеченной.

Ткнуться в стену или опрокинуть по дороге стул Сиверову не грозило. Контуры крупных предметов были ему видны, вдобавок он уже занес в «оперативную память» весь дом с его интерьерами и мелкими безделушками. Гораздо сложнее придется, когда компания захочет развлечься на новом месте.