А, ведь так бежал в тумане Петрушка, целую вечность тому назад… Она влетела в люк «Дункана» и чуть не сбила с ног Вуковуда, спешившего ей навстречу.
— Что? — выдохнула она, обрывая застежки скафандра. — Что у вас?.. . — Никаких перемен к лучшему, — проговорил он удивительно ровным тоном, и только тут она поняла, какая же тревога, наверное, прячется за этим кажущимся безразличием и таким спокойным, измученным лицом. Так неужели за этой тревогой он не заметил даже землетрясения?
— Вас что, не тряхнуло разок-другой?
— Нет, иначе сейсмодатчик включил бы сирену. И то верно. Но не показалось же ей, да и тапиру в придачу? Недаром же первая мысль была: не строят лабиринтов в сейсмозоне…
— Я дала сигнал SOS, — сказала она, выбираясь из скафандра. — Вместо красных ракет — красный луч…
Золотистый балахончик остался наконец на полу, и девушка побежала к медотсеку, перескакивая через кибов, валяющихся как отдыхающие осьминоги. Да, все по-прежнему, два зеленых табло и одно — красное. Правда, и это еще не самое страшное, непоправимое начнется тогда, когда на пурпурное поле наползет черный треугольник: «непосредственная угроза для жизни». Тогда нужно будет бросать все и стартовать в ту же секунду, А пока…
— Вуковуд, мы продержимся еще один час? Если связь у них с вертолетом не нарушена, то они уже мчатся со всех ног обратно, а если Гриша не может с ними связаться, то он обязательно поднимет машину и долетит хотя бы до этих башен — в зоне прямой видимости мы уж как-нибудь контакт установим. В крайнем случае, спустится на секундочку. А?..
Вуковуд облокотился на край саркофага и некоторое время смотрел, как упругие кулачки массажеров ритмично растирают серую, покрытую какой-то жирной смазкой кожу. Как будто там и не человек, а тюлень.
— Один час, я думаю, у насесть, -сказал он и едва заметно улыбнулся лиловыми, как у Лероя, губами.
«Если он и сейчас меня ни о чем не спросит, — неожиданно для себя подумала Варвара, — я его поцелую!»
Вуковуд молчал. Зато Чары, подрыгивая ногами, окольцованными браслетами датчиков, все время торопливо чмокал и помыкивал, сбивая ингаляторную полумасочку.
Варвара прокашлялась и вдруг поняла, что ей хочется отступить и прижаться спиной к косяку. Ну, а раз хочется, то так она и поступила.
— Отсюда сигналить десинтором было бесполезно, — начала она зачем-то объяснять. — Луч под слишком большим углом уходил вверх, из нижней долины его через толщу облаков и не заметили бы. Пришлось прошить лабиринт.
Вуковуд молчал.
— Насквозь.
Вуковуд молчал. Да что он, не понимает, что никаким десинтором такую толщу не проткнешь!
— Когда я там металась от одного коридора к другому, мне показалось, что эти круглые дырки, «иллюминаторы», все ориентированы…
Красный прямоугольник дрогнул и погас. Но не успело сердце уйти в пятки, как вместо красного зажегся теплый желтый свет. С чего бы это? Или Вуковуд тут без нее чего-то наколдовал? Она обернулась и вопросительно поглядела на него.
— Умница вы усатенькая, — проговорил он с бесконечной нежностью. — И все-то вы делаете правильно, даже когда ничего не делаете. Я терпеть не могу вопросов. Что надо, человек сам скажет. Это я старый прапрадедовский способ применил: живую кровь. Люди не верят в гравифобию, а компьютеры — в живую кровь: в них ведь заложено, что консервированная совершенно индентична свежей. Только это улучшение ненадолго…
— А моя… — начала было Варвара, но тут из раскрытой двери послышался крик Вафеля.
— Связь! Связь с вертолетом! — Можно подумать, что и он ее ждал, как человек.
А из рубки нарастало сливающееся в одно слово: «Отвечайтеотвечайтеотвечайте…»
— Сусанин! — крикнула Варвара еще с порога. — Евгений, у вас все живы?
— Естественно, — донеслось в ответ. — Что там с тобой?
— Со мной все хорошо… С Рамболтом плохо. Гравифобия. Надо срочно взлетать.
— Ага!.. — двухсекундная пауза показала, что он усваивает информацию — как произнесенную вслух, так и подразумевающуюся. — Состояние красное или с черным?
Ничего себе медикокосмический жаргон!
— Желтое, но это ненадолго.
— Тогда успеем, мы уже на траверзе восточной башни. Остальные-то ходячие?
Варвара невольно оглянулась на Вуковуда — у того распахнутые во всю космическую черноту глазища полыхнули волчьим заревом — улыбнулся, называется. Значит, двое нас, ведьмаков.
— Вы уж извините его, Джон, он у нас изысканностью манер не отличается. — Это настолько отчетливо, что на Другом конце должно было прозвучать на весь вертолет.
— Разговорчики на вахте! — рявкнул Сусанин, и Варвара почувствовала; что у них не все благополучно. — Твоего скоча подобрать, который тут на всю окрестность иллюминацию устроил?
— Нет там никакого скоча, десинтор с нашей стороны. Сейчас разрядится, так что не теряй времени. И садись поближе к «Дункану».
— Я смотрю, ты там отоспалась и раскомандовалась…
— Вот именно. Ну, я пошла вас встречать.
Стоя плечом к плечу на пороге шлюзовой камеры — мало ли что, вдруг придется коридор защиты наводить, — Варвара с Вуковудом глядели, как на фоне кучерявого облачка все яснее проступает жужеличное брюшко вертолета, подсвеченное изнутри. Девушка перегнулась, заглядывая под опоры: тапиров не было, так и канули во тьму. Тем лучше, меньше расспросов. Замигали малиновые посадочные огни.
— Поменьше бы они мигали, — пробормотал Вуковуд, — еще примчится кто-нибудь, как на новогоднюю елку…
— Наши не примчатся, у наших кинолекторий, -хмыкнула Варвара. — А чужим — с чего бы? Они тут спят, как сурки, их поднимет или домкрат, или чудо.
— В том-то и дело, что — чудо. Видали, в пещере с лестницами — бананы на огне жарятся, ешь — не хочу; так ведь не хотят. Спи — не хочу: сорок два часа. Тоже не хотят, с открытыми глазами валяются. И притом без малейших сил. Но вот происходит чудо, пусть маленькое, забавное: их старый, привычный крокодил, он же скорпион, решает отведать живой плоти какого-то незнакомого, но не слишком примечательного зверя, а зверь начинает плясать на веревочке, как будто специально им на потеху…
— Не надо, Вуки…
— А вы ведь не поняли главного. Вспоминайте, Варвара, вспоминайте, как бы ни было страшно, вы ведь сейчас не красная девица, а исследователь. Смотрите: сначала загораются глаза, потом напрягаются лицевые мышцы — сначала гримасы, а затем уже мимика на грани гротеска; общая апатия сменяется повышенной возбудимостью, и только тут — не поздно ли? — включается звуковое сопровождение… Что-нибудь не так?
— Чувствуется, что вы не биолог, Вуки…
— Сейчас это не существенно, да и разведка дальних планет приучает к взаимозаменяемости. Но на что это похоже? Варвара пожала плечами:
— Ну, как сказать… Например, резкое повышение содержания адреналина в крови.
— Близко! Во всяком случае, уровень явно гормональный. Чартары оживают, когда им интересно, и погружаются в полнейший транс от скуки. Свежая, яркая информация нужна им как витамин, как ультрафиолет… как вода, в конце концов.
— На Большой Земле такие гормоны найдены еще в конце двадцатого века, правда, на земные организмы они влияют раз так в тысячу слабее.
— А здесь это условие жизни. Вот для чего понастроены лабиринты — в них ИНТЕРЕСНО!
Варвара следила глазами за вертолетом, прошедшим над самой верхушкой стоявшего торчком второго корабля, и в ушах ее звучал изысканно вежливый, чуточку высокомерный голос: «Значит ли все вышесказанное, что вы имеете собственную, то есть отличающуюся от общепринятой, концепцию ноосферы Земли Тамерлана Степанищева?..» С этого вопроса, собственно говоря, и началось все то, что заканчивается здесь, в этой. ночной долине, поросшей, как стадион, короткой травкой.
Потому что сейчас Сусанин заберет всех спасенных, и — на буек, в «странноприимный дом». И она потеряет Вуковуда.
Послышался свист, потом шум, словно захлопала крыльями гигантская курица, — вертолет глушил моторы. Сел он всего шагах в двадцати, и через прозрачный колпак было видно, как заросший щетиной до самых бровей Сегура, издалека кажущийся из-за этого негром, машет руками, скрещивая их над головой, что у всех народов и на любых планетах значило: «Порядок!»