Между тем не было никакого просвета. Ольга по-прежнему не приходила, и нерасположение к друговрагу не покидало его.

Он катался по дивану с очередным приступом холецистита, проклинал жизнь и Славкина, когда над ним вдруг склонилась женщина.

- Вы к кому? - дернулся, чтобы встать, но охнул от боли и замер.

- Лежи, я сейчас, - женщина прошла на кухню, покрутилась там и вернулась с теплой грелкой.

Он приложил грелку к животу, вопросительно посматривая на незнакомку.

- Ты не закрыл дверь, и я вошла, - сказала она.

- Что вам?..

- Лежи спокойно, ты тяжело болен.

- Мерси за информацию, - скривился он.

И Анна Матвеевна - а это была она - подумала о том, что табличка с золотым тиснением на двери "И.Л.Лимонников" в полной мере выражает его раздутое тщеславие.

- А знаешь ли, чем ты болен?

- Неужто откроете?

Она взяла прихваченный с собой этюдник и стала быстро рисовать синим фломастером по ватману.

- Пожалуйста, наберись терпения.

В глазах Лимонникова мелькнуло любопытство.

Через пару минут набросок был готов, и она протянула его хозяину квартиры. Слева - толстая, будто надутая резиновая игрушка, фигура. Справа - нормальный человек, с симпатичными чертами подающего надежды аспиранта. Между ними знак вопроса в виде змеи с высунутым жалом.

- У тебя вовсе не печень больна. Ты умираешь от зависти. Взгляни на рисунок справа. Таким, мне представляется, ты был когда-то и еще можешь быть. И вот какой ты сегодня. Ты завидуешь всем; своему коллеге Славкину, приятелю, едущему в отпуск за границу, соседу, купившему автомобиль. Злоба и зависть распирают тебя, меняют цвет лица и вот-вот могут тебя разорвать. Но все бы ничего, если б это не вредило другим; я видела однажды, как своим настроением ты заразил полгорода.

Лимонников вскочил, выбил рисунок из ее рук.

- Откуда вы взяли эту чертовщину? - он облизнул пересохшие губы.

- Попробуй стать выше, - мягко сказала она. - Ты ведь умеешь вырастать. Так вырасти!

- Ах, тебе и это известно! - его прорвало. - Старая бестия! Склочница! Кто тебя подослал? Мой друговраг? Так вот тебе! - он схватил со стола увесистый том из серии "БВЛ" и швырнул в Табачкову.

- Попробуй вырасти! - повторила она, отшатываясь от двери.

В два прыжка он нагнал ее, с силой вытолкнул за порог. Она споткнулась и больно ушибла плечо о лестничные перила. С трудом поднялась, поглубже нахлобучила шлем и спустилась к мотоциклу, который ждал ее у подъезда.

Все чаще и чаще к нам заглядывает соседский малыш, трехлетний Вадик. У него капризы наследного принца и нежность девочки. Мы усаживаем его на стол и ходим вокруг этого цареныша, исполняя любые его прихоти. Ты катаешь мальчишку на своих плечах, я читаю ему Андерсена или гоняю из угла в угол шикарный луноход с автоматическим управлением - ты купил его, чтобы чаще заманивать Вадика в наш дом.

Я знаю, ты хочешь, чтобы в общении с мальчишкой я хоть частично утолила свой материнский инстинкт. Детский плач, пеленки, ночные бдения - не для твоей усталой души...

Я все понимаю, милый, и молчу.

Иди, приляг, у тебя утомленный вид.

Вадька, смешной человечек, выдавил тюбик берлинской лазури на прозрачный колпак лунохода и заявил: "Этот синий червячок - марсианин".

Нерезкое сетчатое солнце качалось у ее лица, угрожая сорваться и опалить. Затем оно сфокусировалось в янтарный кулачок, из которого развернулись восковые лепестки, и Анна Матвеевна увидела обыкновенную желтую розу, воткнутую в кефирную бутылку Женщина в белом елозила шваброй по полу, цепляясь за тумбу, и бутылка с розой подрагивали.

Где она? Что с ней? Голову распирает изнутри обручами, и гудят, звенят, бурлят скрытые в ней стихии.

По другую сторону тумбочки тоже койка, там кто-то лежит и все время вздыхает.

- Очнулась, милая? - широкое лицо няни разлило над ней улыбку. - Вот и хорошо, вот и умница. Будешь знать, как на мотоцикл садиться. Нашему возрасту диван и грелку подавай, а не машину. Надо же такую напасть себе придумать! Ой, пойду сестру позову! Люся, Люсенька!

- Что у меня? - Табачкова с трудом разомкнула губы, хотела сесть, но закружилась голова.

- Лежи, лежи, - испугалась няня. - Вставать нельзя. Сотрясение у тебя. Небольшое, не пугайся. Могло быть и хуже. Где там Люся? - она выскочила в коридор и вернулась с молоденькой сестричкой в фасонистом халатике.

- Мотоцикл разбился?

- Не волнуйтесь, - сестра нащупала ее пульс. - Мотоцикл в ГАИ, нарушитель оштрафован.

- То есть как? - Анна Матвеевна приподнялась на локтях. Голове опять закружилась, и она упала в подушки. Лоб покрыла испарина. - Его не штрафовать, его арестовать нужно, - сказала она, усиленно стараясь вспомнить, о ком речь, но точно зная, что человек, сбивший ее, преступник.

- Зачем же арестовывать? Он просто легонько поддел вас крылом. Будь вы покрепче, встали бы, отряхнулись и поехали дальше. - В тоне сестры прозвучало легкое раздражение: вот, мол, ездят старушки на мотоциклах, а потом хлопот с ними не оберешься.

- Увернулась я, а то бы на том свете уже была. Где тут у вас телефон? Мне нужно срочно позвонить. По очень важному делу.

- Ради бога, лежите спокойно, - сестра досадливо подоткнула ей в ногах одеяло и вышла.

- Куда позвонить? - с готовностью откликнулась няня. Слова больной заинтересовали ее. Прикрыв за сестричкой дверь, она вернулась и, оглянувшись на соседнюю койку, с видом заговорщицы склонилась над Табачковой. - Говори, - сказала шепотом.

- В центральное отделение милиции, к лейтенанту Андрею Яичко. А номер забыла. Но это в справочном можно узнать. Пожалуйста. - И подольстилась: А потом я вам все-все расскажу.

- Нечистое дело, да? - сверкнула няня глазами.

- Черное.

- Ну? Тогда позвоню, - и, вытерев руки о подол замызганного синего халата няня не вышла, а вылетела в коридор.

- Пусть лейтенант придет сюда, к Табачковой, - крикнула вслед Анна Матвеевна. Хотела рассмотреть, кто там, на соседней койке, но стены, потолок опять задернуло мелкой сеткой, и она провалилась во влажный, ватный туман. Сквозь забытье слышала, как в палату входили и выходили, что-то кололи ей в вену, и женский голос монотонно жаловался кому-то на иго невестки, жены сына, которая довела его до того, что он шьет ей платья и трусики.