Все жители города собрались в здании церкви, построенной Реверендом Мэнессом много лет назад. Здесь никогда не было электричества, но множество свечей и лампад дополняли свет серого дня, проникающий сквозь два ряда остроконечных окон. В углу одного из окон паук вертелся в своей паутине. После нескольких попыток он добрался до поверхности стекла и проник за него.

Почти все жители города собрались в церкви. Все они выглядели ещё более измученными, чем в предыдущий день, когда они попытались покинуть город, но затем необъяснимая сила заставила их вернуться.

— Всё стало ещё хуже теперь, — сказал один мужчина, чтобы как-то оживить собрание. Шёпот голосов усилился и отдавался эхом по всему зданию. Несколько человек рассказывали о том, что видели предыдущей ночью, необычном происшествии, которое прервало их сон.

Стена спальной меняла цвета, от обычного розоватого оттенка, спокойного и бледного в лунном свете до дрожащего и светящегося зелёного, покрытого рябью как тело большой рептилии. Шея маленькой куклы начала удлиняться и извиваться в воздухе как змея. Губы куклы шептали слова, которые, казалось, были лишены всякого смысла, но, скорее всего имели зловещее значение. Были вещи, которые никто не замечал, издающие тревожные звуки во тьме подвалов за стенами шкафов и чуланов. Было так же нечто, что видели многие из окон своих домов; что-то происходило в доме Эндрю Мэнесса. Когда они попытались описать увиденное, то они не могли найти подходящих слов.

«Я тоже это видел, — шептал высокий бородатый мужчина в широкополой шляпе. — Это был мрак, но не тот обычный ночной. Он парил над старым домом Маккистеров, так же вокруг него. Я не видел такого в Мокстоне, даже с тех пор как начались перемены».

«Нет, не в Мокстоне, не в городе. Но ты видел это раньше. Мы все видели», прозвучал откуда-то мужской голос.

«Да, — ответил высокий мужчина, как будто признаваясь в том, что раньше отрицал. — Но мы не видим это по-настоящему, так как мы видели это когда были за пределами города, пытаясь покинуть это место».

«Это был не просто мрак, — сказала одна из молодых женщин, которая, казалось, старалась возродить в своей памяти всё произошедшее. — Это было что-то… что-то, что совсем не было тьмой».

— Были разные вещи, — сказал пожилой мужчина с возбуждённым взглядом, встав со скамьи. Потом он снова сел

— Были разные вещи, — начал кто-то говорить, но другой продолжил его мысль: «Но все они вращались и переплетались, кружась вместе».

— До тех пор, пока не слились в единую великую тьму, — добавил высокий мужчина.

Наступила тишина, слова, казалось, растворились в молчании. Женщина, которую звали Миссис Спайкс, поднялась со скамьи, где она сидела одна, и закричала: «Всё началось из-за того, который живёт в доме Маккистеров».

— Как долго? — спросил кто-то.

«Очень долго, — ответила миссис Спайкс. — Я помню его. Он старше меня, но он выглядит гораздо моложе своих лет. Его волосы странного цвета».

— Красноватые, как бледная кровь, — заметил кто-то.

«Зелёные как плесень, — сказал другой. — Или желтые и оранжевые как пламя свечи».

«Он жил в том доме, том самом доме, много лет назад, — продолжала Миссис Спайкс. — До Маккистеров. Он жил вместе с отцом. Хотя я помню только слухи. Сама я ничего не видела. Однажды что-то случилось. Что-то случилось с городом. Их фамилия Мэнесс».

«Это имя человека, построившего церковь, — сказал высокий мужчина. — Он был первым священником в городе. И последним. Что же произошло, миссис Спайкс?»

«Это было слишком давно, чтобы кто-нибудь мог вспомнить. Я помню лишь слухи. Реверенд как-то рассказывал о своём сыне. Он говорил, что Эндрю собирается сделать что-то, чего не должно произойти, что необходимо предотвратить».

«Что именно, попытайтесь вспомнить, миссис Спайкс».

«Я пытаюсь, только вчера я начала вспоминать. Это было, когда мы вернулись в город. Я помню, что Реверенд сказал что-то о той ночи».

«Я слышала, — сказала одна женщина. — Вы сказали: „Благословенно семя, навечно посеянное во тьме“».

Миссис Спайкс смотрела прямо перед собой, рукой она слегка постукивала по краю скамьи, как будто пытаясь что-то восстановить в памяти. Потом она сказала: «То, что он хотел сказать той ночью, было: „Благословенно семя, навечно посеянное во тьме“. Он сказал, что надо что-то делать, но не сказал, что же именно. Это касалось его сына. Нечто странное, никто не понимал. Никто ничего не стал делать. Когда они пришли домой, его сына не было дома. Больше его никто не видел. Многие что-то там видели, но не могли ничего внятно объяснить. Все помнили лишь то, когда в ту же ночь раздались звуки церковных колоколов. Они нашли его там. Реверенд Мэнесс повесился в церкви. Вплоть до приезда Маккистеров никто не осмеливался подходить к дому Мэнесса. Потом, казалось, что все забыли это место».

«Так же как мы не могли вспомнить то, что произошло вчера, — сказал высокий мужчина. — Почему мы вернулись сюда, хотя менее всего хотели бы здесь находиться. Та тьма, которую мы видели, никто ещё кроме нас не видел. Это даже не совсем тьма, но нечто объёмное, полное красок и форм, затемняющее небо».

— Видение! — сказал один пожилой мужчина, который много лет являлся владельцем городской аптеки.

— Возможно только это, — ответил высокий мужчина.

«Нет, — сказала Миссис Спайкс. — Это было то, что он сделал, напоминающее всё то, что происходило с тех пор, как он приехал сюда, и остался здесь. Все те небольшие перемены, которые становились всё хуже. Это надвигалось как буря. Люди видели, что теперь это в городе, около его дома происходили ещё более. Скоро мы сами начнём меняться».

Послышались голоса спорящих людей. Мнения разделились на тех, кто говорил «мы должны что-то делать», и на тех, кто задавался вопросом: «Что можно сделать?»

Пока все волновались и шумели в свете лампад и свечей, за окнами церкви постепенно темнело. Неестественная тьма обгоняла серый полдень. И слова этих людей то же начали меняться, как менялось всё в городе. Среди голосов слышались и крики протеста, полные страха и тихое бормотание молитв. Вскоре громкие выкрики стихли, и стало слышно низкое пение слов под завораживающую гармонию: Тсалал, Тсалал, Тсалал. На церковной кафедре стоял мужчина, который руководил церемонией. Его странно постриженные волосы светились в отблеске свечей и масляных ламп. Он в конце концов пришёл из своего дома, где пробыл так долго. Начал звучать колокол, чьё эхо отдавалось под сводами зала. Какофония голосов нарастала. Это были голоса людей, которые прожили так долго в столь неподходящем месте. Это были жители мёртвого города.

Фигура на кафедре воздела руки, и все замолчали. Когда его взгляд остановился на пожилой женщине, сидящей в последнем ряду, она встала и прошла к дверям в задней части здания. Человек распростёр руки, и женщина открыла двери.

Сквозь открытые двери можно было увидеть главную улицу Мокстона, но она уже не была такая как прежде. Тьма опустилась, можно было различить только огни города, которые были так же бесконечны, как и сама тьма. Ряды желтоватых уличных фонарей на аллее исчезали в дали бездны. Были видны фрагменты неоновых вывесок, мерцающая надпись на кинотеатре возникала снова и снова, как будто отражаясь во множестве чёрных зеркал. Огни города становились всё бледнее и рассеянней, растворяясь во тьме, которая охватывала их.

Люди стали приближаться к мужчине на кафедре, который начал спускаться им навстречу. Они больше не испытывали страха, эти жители мёртвого города. Они достигли экзистенциального предела, последнего слоя бытия, по ту сторону всякого определения, без формы и сущности: небытиё тьмы, которую никто никогда не видел… или увидит. Так как никто ещё не жил, кроме как в качестве тени великой тьмы Тсалала.

Их взгляды были прикованы к тому, кто являлся воплощением тьмы, кто пришёл к ним, чтобы поставить печать на своём договоре с тем существом. Они ждали от него слова или жеста. Они хотели, чтобы он сказал, как им соединиться с тьмой и стать частью потустороннего инфернального апокалипсиса.