Вот и лето прошло… Глубокая осень стоит на дворе. Листья облетели с деревьев, цветы засохли, трава пожелтела. Не поют птицы в лесу, не шумят жнейки в поле, не пылят по дорогам машины, тяжело груженные хлебом, – урожай убран с полей. Только слышно, как с утра до вечера шумит молотилка на колхозном гумне и в два голоса наперебой стрекочут веялки.

Утром мать втащила в избу большое деревянное корыто, а дедушка наточил сечки. Таня обрадовалась:

– Капусту рубить!

Дедушка взял топорик и пошёл в огород подрубать кочаны. Таня сказала:

– Я тоже пойду в огород. Я помогать буду!

– Иди помогай, – сказала мать, – только оденься получше. Помогай и за себя и за меня, потому что мне некогда с вами капусту рубить – я на молотьбу ухожу.

Таня оделась. Заправила со лба под платок светлые завитушки и побежала в огород. Пусто было в огороде: ни морковки, ни огурчика. Только большие растрёпанные кочаны сиротливо сидели на грядках.

– Дедушка, уж им тут стало скучно, – сказала Таня, – морковка – в подполе, и репа, и картошка лежат себе там, а кочаны живут здесь одни, и на них ветер холодный дует!

– А вот мы сейчас их тоже отсюда уберём, – сказал дедушка. – Я буду подрубать, а ты в кучку таскай.

Дедушка подрубал кочаны, и они скатывались в межу. А Таня таскала их в кучку. Кочаны были крепкие, тугие. А попадались такие, что и не поднять.

– Эти не таскай, – сказал дедушка, – эти я сам принесу.

А потом собрал кочаны в корзину и понёс домой. Таня тоже за ним побежала, но увидела, что Алёнка стоит на своём крыльце.

– Алёнка! – закричала Таня. – Пойдём к нам, у нас капусту рубят!

– А я в валенках, – сказала Алёнка, – как мне по грязи?

– А ты сторонкой проберись.

– Ну ладно. Сейчас проберусь.

У Алёнки были очень большие валенки. Она стала пробираться сторонкой, оступилась и попала в лужу. Таня рассердилась:

– Вот всегда ты, Алёнка, в лужи попадаешь!

– А вот и нет, не всегда! – сказала Алёнка.

– А вот и да, всегда!

– А вот и нет!

Тут Алёнка опять попала в лужу и не стала больше спорить. Но раз валенки всё равно уж промокли, она побежала к Тане прямо по грязи, не разбирая дороги.

Звонко и часто стучала сечка в избе. Бабушка рубила капусту.

– Бабушка, давай мы тоже рубить будем, – сказала Таня. – Мы тебе помогать пришли!

Но бабушка ответила:

– Вы лучше кочерыжки погрызите. А уж капусту я как-нибудь сама изрублю.

Таня и Алёнка набрали кочерыжек и пошли на крыльцо. Они уселись на ступеньки и стали чистить кочерыжки. Кочерыжки хрустели, как сахар. И сладкие были, как сахар. Одну кочерыжку Алёнка засунула себе в карман:

– А эту Дёмке отнесу. Он тоже кочерыжки любит. Даже в колхозный огород за ними бегал – вон куда, за реку!.. У нас ещё капусту не рубили.

– Бери, – сказала Таня. – Ты побольше бери!

Алёнка взяла ещё две и сунула их в другой карман.

– Ладно, – сказала она. – А когда у нас будут капусту рубить, ты к нам тоже придёшь. Какую захочешь кочерыжку, такую и выберешь!

Подули студёные ветры, и зима загудела в трубу:

«Я иду-у-у!.. Я бреду-у-у!..»

Зачерствела грязь на дороге, стала жёсткой, как камень. Лужицы промёрзли до дна. Вся деревня стала тёмная, скучная – и дорога, и избы, и огород, и лес… Таня сидела дома, играла в куклы и на улицу не глядела. Но пришла бабушка с колодца и сказала:

– Вот и снежок пошёл!

Таня подбежала к окну:

– Где снежок пошёл?

За окном густо падали и кружились снежинки, так густо, что сквозь них даже соседнего двора не было видно. Таня схватила платок и выбежала на крыльцо:

– Снег идёт!

Всё небо и весь воздух были полны снежинок. Снежинки летели, падали, кружились и снова падали. Они ложились на чёрствую грязь на дороге. И на все деревенские крыши. И на замороженные лужицы. И на изгороди. И на разрытые огородные грядки. И на деревья. И на ступеньки крыльца. И на зелёный байковый Танин платок… Таня подставила ладонь – они и на ладонь упали. Таня стала их разглядывать. Когда снежинки летят, они как пух. А когда разглядишь поближе, то увидишь звёздочки, и все они резные, и все разные. У одной лучики широкие и зубчатые, у другой – острые, как стрелки. Но разглядывать их долго не пришлось – снежинки растаяли на тёплой ладони.

Бабушка понесла пойло овцам в хлев и раскрыла дверь. А белая корова Милка думала, что её в стадо выпускают. Обрадовалась, замотала головой и вышла из хлева. Но вышла и остановилась. Где же трава? Где же лужайки?

– Что смотришь? – сказала бабушка. – Думала куда-нибудь в клевер убежать? Или в кусты запрятаться? А вот и нет ничего. Иди-ка лучше обратно в хлев, там хоть тепло.

Бабушка отнесла ей охапку зелёного сена, но Милка всё стояла и глядела кругом. Тогда Таня взяла хворостину и погнала её в хлев:

– Ступай, ступай! Что вышла уши морозить? Тут тебя снегом занесёт!

А снег всё шёл и шёл. Снежинки всё кружились и падали. После обеда Таня вышла гулять и не узнала свою деревню. Стала она вся белая – и крыши белые, и дорога белая, и огород белый, и лужок белый…

А потом выглянуло солнышко, снег заблестел, загорелись искорки. И Тане стало так весело, будто праздник наступил. Она побежала к Алёнке и застучала в окно:

– Алёнка, выходи скорее – к нам зима пришла.

Пшеница в этом году в колхозе уродилась богатая. Хорошо удобрили колхозники землю, глубоко вспахали, сортовыми семенами засевали поле – вот и хлеба на трудодни досталось много. Алёнкина мать напекла пшеничных лепёшек с творогом. Алёнка взяла себе лепёшку, и Алёнкин братишка Дёмушка взял. Тогда Алёнкина мать сказала:

– Что ж, вы будете лепёшки есть, а Тане на вас глядеть? На-ка и тебе, Танюшка!

– А у нас бабушка в воскресенье напечёт пирогов с капустой, – сказала Таня и взяла лепёшку.

Все трое вышли на улицу.

Увидела их ворона с дерева, спустилась пониже, а сама то одним глазом, то другим поглядывает на творожные лепёшки.

– Не гляди, не гляди, – сказал Дёмушка, – всё равно не дадим!

И спрятал руку с лепёшкой за спину.

Все глядели на ворону и не заметили, как прибежал озорной пёс Снежок. Он подошёл к Дёмушке сзади, понюхал вкусную лепёшку и схватил её зубами. Схватил и убежал и хвостом замотал от радости.

Дёмушка сразу заревел на всю улицу.

– А ты куда глядел? – закричала на него Алёнка. – Ты что – галок ловил?

– Я не галок… я на ворону…

– «На ворону»! Ну вот, лепёшку-то и проворонил!

А потом Алёнке стало жалко Дёмушку, она отломила от своей лепёшки половину и дала ему. Таня тоже отломила от своей половину. И стало у Дёмушки всех больше: у Тани одна половинка, у Алёнки одна половинка, а у Дёмушки – две!