Турки-сельджуки одержали значительные победы в правление султанов Алп-Арслана (1065-1072 гг.) и Малик-Хана (1072-1092 гг.). Их главным военным достоинством была мобильность: вооруженные легче, чем рыцари Запада, турецкие всадники были способны беспокоить своих противников, окружать их, обходить с флангов, заставать врасплох и, изобразив бегство, вынуждать нарушать боевые порядки противника. Турецкие всадники осыпали врага несколькими залпами стрел, что было возможно при помощи «турецких луков», и использовали его ослабление или смятение, чтобы броситься врукопашную. Два текста, правда, более поздние, позволяют представить тактику, которую они использовали во времена первого крестового похода: «Они (турки) окружили нас со всех сторон и выпустили такое большое количество стрел и дротиков, что они затмили свет сильнее, чем дождь и град, и многие из наших людей и лошадей были ранены. Когда первые ряды турок опустошили свои колчаны, выпустив все стрелы, они отступили назад и вперед вышли другие, еще более многочисленные, отряды, которые ранее стояли сзади. И они начали еще более плотный обстрел»[110]. За этой подготовительной операцией последовал решающий бой: «Турки, увидев, что наши люди и лошади сильно изранены и нам нанесен большой урон, перекинули луки за спину и, освободив правые руки, бросились на нас со всей свирепостью, вооруженные мечами и булавами»[111].

Итак, если эта тактика была безусловно хорошо известна византийцам, которые могли предупредить о ней латинян, прежде чем те переправились через рукав св. Георгия (Brachium Sancti Georgii), то у последних, в лучшем случае, были лишь теоретические знания. Однако некоторые крестоносцы, которые ранее уже совершали паломничество в Иерусалим, имели некоторое представление о стране и военных обычаях ее обитателей, тогда как другие воевали в Испании, где мавры использовали очень похожую тактику.

Турки сражались на земле, где они жили уже в течение целого поколения, в привычном климате. Правда, их людские ресурсы были ограничены из-за частых столкновений между различными племенами, которые не сумели вовремя объединиться перед лицом завоевателя, о чьих амбициях турки ничего не знали. К тому же в Сирии местные эмиры вели весьма независимую политику, а южная Палестина только что перешла, по крайней мере частично, под власть фатимидского Египта.

Мы ничего не знаем о политических целях Урбана II: хотел ли он добиться только свободной дороги в Иерусалим (via hierosolymitana) или же вновь завоевать для папства израильскую землю, которая, как он знал, некогда была 'астью Римской империи. Больше известно о средствах, которые Урбан II рассчитывал использовать для осуществления похода: предполагалось собрать армию из нескольких тысяч испытанных воинов, добровольцев, набранных в основном в Южной Франции. Духовное и политическое руководство этим войском возлагалось на папского легата Адемара Монтейского, епископа Пюи, и его помощника – пятидесятилетнего Раймунда V Сен-Жильского, графа Тулузы, человека опытного и благочестивого. Возможно, папа надеялся, что этот экспедиционный корпус, сходный по составу с войском, собранным тридцатью годами ранее Вильгельмом, герцогом Нормандским, для захвата Англии, сможет получить необходимое снаряжение и подкрепление от византийских войск. В действительности же «воинство Божье» только отчасти соответствовало этому плану. С одной стороны, в крестовом походе участвовали вожди с сиюминутными политическими, а вовсе не религиозными амбициями; с другой стороны, рыцари из многих регионов Запада так быстро отозвались на проповедь, что появилось много других армий: армия нормандцев из Южной Италии и Сицилии; армия Северной Франции под командованием Роберта Коротконогого, герцога Нормандии, Стефана, графа Блуа, и Роберта II, графа Фландрии; армия под командованием Гот-фрида Бульонского, или лотарингская армия, состоявшая из валлонов, французов, фламандцев и немцев, к которой можно причислить маленький отряд Гуго Великого, графа Вермандуа, брата французского короля Филиппа I. Более того, к движению примкнули «народные» массы: часть простолюдинов направилась к Константинополю раньше официального выступления (назначенного на август 1096 г.) и начала поход, прозванный «народным», под руководством Петра Отшельника и Вальтера Голяка, часть присоединилась к настоящим армиям. Эти отряды простолюдинов были одновременно подмогой и помехой: разумеется, их присутствие было обременительным для армии, так как замедляло ее продвижение, затрудняло поддержание дисциплины и постоянно создавало трудности со снабжением продовольствием, но они являлись вспомогательными силами, пехотинцами, которые часто были необходимы. В «народном» крестовом походе (и том, что от него осталось, после того как большинство его участников были уничтожены турками осенью 1096 г.) участвовали не только безоружные (inermes), но даже дети и женщины; именно из этих бедняков был сформирован отряд тафуров (tafurs), которые, словно одержимые, без копий и щитов противостояли туркам в первых рядах. Рассчитывавшие только на свои физические силы и вооруженные простыми палками, они наводили ужас на противников (турки считали их пожирателями трупов). Однако бедняки выполняли не только военные задачи; с помощью низшего духовенства им удавалось поддерживать дух крестового похода, оживлять его, когда после завоевания Антиохии и Сирии религиозное рвение грозило угаснуть. Без их действий предводителям, быть может, все наскучило бы и они могли бы отказаться от высшей цели.

Армии крестоносцев (exercitus Dei) подразделялись в основном на три группы: франков, провансальцев, нормандцев Южной Италии, – хотя в силу обстоятельств на поле битвы они умели действовать слаженно. Символом их единства был кресты из ткани, нашитые на одежду, которые защищали их и напоминали об их двойной миссии – священной войне и паломничестве[112].

Было ли у крестоносцев численное превосходство? В источниках не сохранилось никакого неоспоримого свидетельства на этот счет: поведав о неисчислимых толпах, составлявших армию крестоносцев, напротив, упоминают, что ей угрожала опасность быть сметенной еще более многочисленными язычниками. Тем не менее, надо полагать, что если вспомогательные отряды были довольно большими, то число рыцарей, напротив, достигало лишь нескольких тысяч, и иногда только несколько сотен из них имели лошадей, чтобы участвовать в массовой атаке[113]. Кроме того, вопреки щедрым обещаниям, помощь от византийского императора оказалась довольно скромной: отряд под командованием Татикия, оружие и немного продовольствия. Это повлекло за собой серьезные проблемы снабжения и вооружения. Чтобы пополнить резерв лошадей, приходилось прежде всего рассчитывать на добычу.

С другой стороны, примечательно, что в течение 2 лет и 4 месяцев, пока длился поход, крестоносцы не получили практически никакой помощи с Запада. Из-за дезертирства, смертей, болезней и ранений их мощь постоянно уменьшалась. Они оставили более или менее крупные отряды в завоеванных городах и крепостях. Армия, победившая при Аскалоне, была значительно слабее армии, одержавшей победу при Дорилее[114]. Впрочем, некоторую помощь смогло оказать и христианское население, жившее на Востоке. По крайней мере, действия английской и генуэзской флотилий и пирата Гинемера Булонского свидетельствуют об явном господстве на море. Успех крестоносцев тем более удивителен – ведь им не оказали содействия ни германский император, ни короли Франции и Англии. Несомненно, они надеялись, что их поход будет более легким и, главное, недолгим (так, после захвата Никеи граф Блуа написал своей жене, что, если не считать задержки в Антиохии, до Иерусалима осталось пять недель пути)[115]. Латиняне умели не только использовать ударную силу для победы в полевом сражении (bella campestra, proelia), но и вести хитроумную осаду с помощью сложных осадных машин. Отметим также упорство крестоносцев и последовательность их усилий, что было довольно необычным в Средние века, когда воины легко падали духом (карта 2).