Джули кивнула.

— Они были посланы моей бабкой.

— Триб что-то говорил об этом. Но он нам не сказал, почему.

— Это очень просто. Моя бабка, донья Анна продала меня одному из своих соседей.

У Мика отвисла челюсть.

— Хочешь немного кофе?

Мик весь встряхнулся, как большая собака после купания. Подавшись вперед, он с трудом выговорил:

— Нет, я не хочу кофе; и о чем, черт возьми, ты говоришь? Твоя бабка продала тебя?

— Si, — кончиками пальцев Джули потрогала кофейник. — Он все равно еще не готов.

Она вздохнула и посмотрела ему прямо в глаза.

— Донья Анна, мать моей матери — очень могущественная женщина.

— И что же?

— Она хочет стать еще более могущественной.

— Это ничего не объясняет…

Джули откинулась назад, на один из валунов. Она не особенно любила говорить о своей семье, но сейчас подумала, что, может быть, стоит это сделать. Кофе с наркотиком еще не выпит. Кроме того, подумала девушка с внезапной надеждой, если Мик будет знать, почему собственно у нее нет желания возвращаться домой, в свою семью, то… может быть, очнувшись от наркотического сна, он посочувствует ей и не так уж разозлится.

Он запустил пальцы в свои рыжие волосы. Когда их взгляды встретились, у Джули перехватило дыхание. Свет костра отражался в его зеленых глазах, освещая глубину страсти, которой она прежде не замечала…

— Ну? — подогнал он.

Девушка тяжело вздохнула и приказала себе быть спокойной.

— Si. Несколько дней назад я получила известие от… — она остановилась, взглянула на него и вкрадчиво сказала: — …От одного знакомого в Мексике. Он, я имею в виду своего знакомого, подумал, что я должна знать, что моя бабка, донья Анна, устроила помолвку между мной и ее соседом, доном Виценте Альваресом.

Напрягшееся тело Мика немного расслабилось.

— Ты имеешь в виду, что она выбрала для тебя мужа?

— Si. Да.

— Ну, это не совсем то же, что «продала», — мягко сказал он, не спуская с нее глаз.

Слабая улыбка тронула губы Джули, она плавно покачала головой.

— Здесь разница только в названии, Мик.

Лениво перебирая пальцами складки своей юбки, девушка продолжала:

— Донья Анна хочет получить право собственности на огромный участок земли, граничащей с ее ранчо. Она потратила несколько лет, чтобы завладеть этой землей.

— Как это?

— А так. Земля принадлежит дону Виценте.

— О!

Он задумчиво потер челюсть.

— Si. Тот мой мексиканский знакомый сообщил мне, что дон Виценте наконец-то согласился продать эту землю донье Анне.

Она пожала плечами и печально улыбнулась:

— Я — цена, которую она должна заплатить.

— А ты не хочешь выходить замуж за этого дона?

— Нет, — вздохнула Джули, — он так же стар, как моя бабка. Его глаза слезятся, как у старой собаки, когда он смотрит на меня… — Она взглянула на мужчину, сидящего напротив, и увидела, что его рука, лежащая на колене, сжалась в кулак. Потом тихо добавила:

— Он толстый, и у него влажные ладони.

Долгое время они оба молчали. Пламя отбрасывало дрожащие отсветы. Вдалеке завыл одинокий волк.

Обхватив себя руками, девушка ближе придвинулась к теплу огня. Ее не удивило долгое молчание Мика. Она догадывалась, о чем он думает. О том же, о чем подумал бы любой, кто не знает ее семью. Сама Джули давно привыкла к мысли, что ее семья не такая, как другие. Но было так унизительно признаваться другим, как мало твой отец и твоя бабушка думают о тебе.

— Что? — переспросила Джульетта сообразив, что Мик говорит с ней.

— Я говорю, — повторил он, нахмурившись, — что твой папа говорил нам о плане твоей бабки.

Ее губы дрогнули. Не было смысла лгать об отце. Если Мику все же удастся привезти ее в Техас, он сам встретится с Патриком Микаэлем Даффи и все поймет.

— Мой папа, как ты его называешь, просто обезумел, стараясь помешать этому замужеству.

— Я так и предполагал, — кивнул Мик, успокоившись.

Она мотнула головой, подалась вперед и осторожно дотронулась до кофейника; затем, убедившись, что кофе готов, взяла две чашки. Наливая черную жидкость, Джульетта продолжала:

— Совсем не из-за любви ко мне старается отец держать меня подальше от бабки.

— Что ты хочешь этим сказать?

Мик взял предложенную чашку и снова сел.

— Он испытывает родственных чувств к донье Анне еще меньше, чем я. Он наслаждается стычками с ней, получает огромное удовольствие от того, что рушит ее планы.

Джули поднесла чашку к губам, затем, притворно обжегшись, поставила ее на землю рядом с собой. Мик покачал головой:

— Не придавай этому значения, Джули.

Он сделал глоток кофе, и его лицо перекосилось. Девушка затаила дыхание. От беспокойства возникла какая-то противная дрожь в животе. Неужели вкус опия настолько силен? Невероятным усилием ей удалось придать спокойствие своему голосу, когда она спрашивала:

— Что-нибудь не так? У моего кофе такой отвратительный вкус?

— Хм? — его брови изогнулись. Он долго глядел в чашку, потом снова посмотрел на нее. — Нет, как раз такой, как я люблю. До того крепок, что свалит быка.

Джули вздохнула, спрятав улыбку. Он сделал еще глоток и кивнул на ее все еще полную чашку:

— А ты не собираешься пить?

— А? — девушка смотрела на свою чашку и судорожно соображала. Наконец сказала:

— Нет, — и поспешно добавила: — я устала и хочу поскорее лечь, а это не даст мне уснуть.

Он кивнул, и Джули отметила про себя, что лгать ей становится все легче; надо бы побеспокоиться о своей грешной душе.

— Ну, как знаешь, — согласился Мик и облокотился на камень. — Уж если говорить об усталости, — добавил он с длинным вздохом, — я так разбит, что едва могу пошевелиться. Хелли засунула немного печенья вон в тот мешок. Ты не подашь его мне?

Его веки уже отяжелели. Было просто удивительно, как быстро подействовал наркотик. Наблюдая одним глазом за своим полусонным стражем, Джули быстро вскочила на ноги. Ей понадобилась одна или две минуты, чтобы найти печенье, и, вернувшись, она с удовольствием заметила, что Мик наливает себе в чашку еще кофе.

Он взял из ее рук пакет с печеньем и недоверчиво, спросил:

— Что заставляет тебя думать, что твой отец не любит тебя?

Она вскинула голову:

— Позволит ли человек, любящий свою дочь, продать ее замуж за такого человека, как дон Виценте?

— Разумеется, нет. Но ты же сама говорила, что он и нанял нас как раз для того, чтобы защитить тебя от людей твоей бабки.

— Верно. Но сделал он это по другой причине.

— Он всегда был таким?

Джули опустила глаза. Было слишком унизительно смотреть ему в лицо и говорить о своем отце.

— С тех пор, как мне исполнилось шесть лет, мой отец почти не имеет дела со мной.

— А что случилось, когда тебе было шесть?

Ее губы плотно сжались, она несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь удержать нахлынувшие слезы.

— Моя мама умерла.

— Ох, прости!

Уголком глаза Джули увидела, как он снова наполнил чашку, и почувствовала дрожь беспокойства, распространившуюся по всему телу. Господи, помилуй! Не слишком ли он много пьет? Кто бы мог подумать, что человек будет пить столько кофе в такой поздний час?

— Ну, я все равно ничего не понимаю! — пробормотал Мик, и девушка заметила, что его слова звучат несколько невнятно. — Только, — продолжал он, растягиваясь на своем тюфяке, — если кто-нибудь попытается проделать подобное с нашей Хелли — мы, братья, быстро обучим их хорошим манерам!

Мик поерзал на жесткой подстилке, улегся поудобнее и надвинул шляпу на глаза.

— …Да, мадам, никому не позволим сделать дурное Хелли! — он пробормотал еще что-то неразборчивое, затем прошептал: — Спокойной ночи, Джули.

— Спокойной ночи, — ласково ответила она, с затащенным дыханием наблюдая за ним.

Джули вспоминала его слова, и ей хотелось плакать. «О, да, разумеется, никто даже не попытается причинить вред Хелли или любому другому, о ком заботятся Бентины. Как должно быть здорово знать, что тебя так любят! Как прекрасно быть таким, каким хочешь, и в то же время не сомневаться, что тебя все равно любят, неважно, за что».