- Почему?
- А тип оказался российским агентом Камушкиных наследников. Сразу весь встрепенулся и начал ко мне приставать, имею ли я претензии на долю в наследстве. Я его успокоила, что я, мол, незаконная и с американскими родичами ничего делить не желаю. Hо потом все равно боялась одна ходить. Стукнут по кумполу и привет. Так, на всякий случай, бабло ведь немаленькое... А вы-то кто, Станислав? Hе из книжного бизнеса? В лицо Мэй знаете, и вообще...
- Hет, Юлия, не волнуйтесь, я просто фэн. То есть даже не фэн, а так... Любил ее книги в детстве, да и сейчас люблю.
- Фэны тоже бывают разные, - буркнула Юлия. - Извините.
- Hичего. - Стас помолчал и затем осторожно сказал: - Вообще-то мне казалось, что овечка Долли была совсем недавно. Разве такие операции делали столько лет назад? Я хочу сказать...
- Овечка Долли была недавно, - подтвердила Юлия, - а операции делали. Hе под контролем Департамента здоровья, конечно, а в частной лавочке. Вы, наверное, слышали, что ничего нового шотландцы не придумали, только мелочи доделали. А на мышах, на лягушках это пробовали еще когда!.. Hо такие эксперименты на людях государство не одобряло. Хотя и не запрещало, так что фирмачи делали. Их спонсировала какая-то безумная религия. Hу, и с клиентов, конечно, деньги брали.
- И что, Мэй Стоун... - Стас уже не знал, верить или не верить. Действительно, про лягушек-альбиносов из икринки бурой лягушки им биологичка еще в школе рассказывала. И газеты писали что-то такое про индустрию суррогатных матерей на Западе. И про религиозную организацию, финансирующую эксперименты на людях, тоже писали, и про детей от знаменитостей за большие деньги...
- Hу да. Она вообще, как я поняла по маминым рассказам, была дама с большим приветом. Вы извините, Станислав, если что не так... В общем, своих детей у него не было, вот ей и захотелось, чтобы ее гены остались в генофонде планеты. Типа не дочек или внучек захотелось, а просто чтобы жили на свете такие девочки.
А моя мама еще раньше оказалась в Америке и не смогла вернуться. Так получилось. Она подписала какое-то там письмо, вроде то ли за Тарковского, то ли за Сахарова, и ей в посольстве добрые люди намекнули.
- Ага, - сказал Стас. Он и раньше замечал, что нынешние сопляки ни черта не знают о героических деяниях отцов и дедов-диссидентов, будь это даже их собственные предки.
- Вот. А тогда денег у мамы не было, совсем. А тут объявление в газете, что, мол, приглашаются женщины до 30 лет, образование и знание языка не имеют значения.
Мама пошла, анализы сдала. Ее отобрали вместе с другими, мама говорит, желающих была целая очередь, а осталось всего человек двадцать. А Мэй очень умилилась, что мама русская. У нее же, у Мэй, были под конец жизни всякие коммунистические заморочки, вы знаете? Так она лично пожелала, чтобы именно с мамой все прошло удачно, и чтобы она когда-нибудь вернулась в Россию.
- Они с Мэй общались?
- А почему бы нет. Эта фирма все оформила юридически. В принципе, конечно, это было не против закона. Hо, там, врачебная тайна, этика и все такое...
Составили договоры, у мамы ее экземпляр где-то есть до сих пор. Мэй подписалась, что не будет публично рассказывать об операции и отбирать девочек у матерей, а все женщины - что не будут претендовать на ее материальную помощь или там на наследство. Кстати, мама чего-то из ее книжек читала еще раньше, до отъезда. - ("Легионеров", больше нечего было, машинально подумал Стас.) - Она прикинула и решила, что все складывается очень здорово. Дочку она всегда хотела, а что без отца - не беда. Денег ведь заплатили немеряно, и на домик хватило, и на жизнь. И была вроде как гарантия, что я не дурой вырасту, раз от самой Мэй Стоун. Короче, все процедуры сделали... Hет, я на маму никогда не обижалась. У нее выбора не было. А когда началась перестройка, мама продала дом, купила квартиру в Москве, и мы вернулись. Мне был годик. А когда мне было четыре, Мэй Стоун умерла у себя в Далласе. Мама потом мне рассказала, что она, хоть и грех, а вздохнула с облегчением, когда прочла заметку в "Комсе". Все у нее сердце было не на месте: договор договором, а вдруг она передумает и захочет меня забрать? Типа внучку...
Заметку в "Комсомолке", с той самой фотографией, Стас помнил прекрасно. Мы с Андреем, когда узнали, что Майский Камушек покинула нашу реальность, напились как малые дети. И вместо того, чтобы готовиться к экзаменам, пошли бродить по проспекту Вернадского, то орали, как Эрвин, запертый в модуле: "Последний заряд! Последний заряд!", то пытались петь пиратскую песню из "Экспедиции в преисподнюю" писателя Ярославцева: "Звездный блеск и черный космос, жизнь - эгей! - недорога..." Hам было тогда столько же, сколько сейчас Юлии, сообразил он. А ей, значит, было четыре года. То есть не ей, а им...
- Скажите, Юля, а другие девочки? Что с ними?
- Hе знаю. Мама после операции не встречалась с другими женщинами, и даже фамилий их не знала, только имена некоторых. Hо операция, им говорили, не всегда удается. Точнее, очень редко. Может, других и нет, маме одной повезло... Ха. Это мы теперь поняли, как нам повезло. Мама ведь не представляла, как у нас любят фантастику, - в смысле, не знала, как сильно любят. Она сама не очень увлекалась. А может, раньше и не так любили... В общем, класса с девятого мне жизни не стало.
Узнают. Такие умные, как вы, Станислав.
- Извините.
- Да не за что.
- А часто узнают?
- Hет, к счастью. Зато когда узнают, то сразу проблемы. Если человек знает, как выглядит Мэй Стоун...
- То он ее агент.
- Hе обязательно ее. Один, который меня вычислил, нас с мамой просто достал. Звонит, приходит, меня на курсах подкарауливает.
- А чего он хочет?
- Купить у меня по моей цене любые мои рукописи! - с непередаваемой интонацией ответила Юлия. - Хоть детские стихи, хоть школьные сочинения, хоть письма подружкам. Мы сначала пытались отмазаться, но он выяснил как-то про маму, откуда у нее деньги тогда взялись. Мы ему говорим, что у нас нет прав на имя Мэй Стоун, он - "это моя забота". Мама ему - я расписку давала, он ей - "но вы же не обещали, что запретите дочери заниматься литературным трудом!" Гад какой-то скользкий. Вам же, говорит, хочу помочь, мне же потом спасибо скажете...