Независимо от того, что я сделал, сколько хлама вычистил — это лишь капля в океане.
Тяжелые мысли для парня, подобного мне, уставшего и побитого, с затекшими от веса девочки руками.
Вспыхивающие огни заставили меня оглядеться. Вход в один из переулков между зданиями был затянут полицейской лентой. Четыре автомобиля с синими крутящимися сиренами были припаркованы на улице, вокруг переулка. Несколько медиков несли носилки с закрытыми телами на них. Фотокамеры освещали улицу белыми вспышками.
Я остановился в замешательстве.
— Что? — пробормотала девочка.
— Полиция. Возможно я должен передать им тебя.
Она утомленно пожала плечами.
— Они просто отведут меня домой. Мне все равно, — она снова обвисла у меня на руках.
Я сглотнул. Асторы являются чикагской элитой. У них имеется достаточно влияния, чтобы взять за задницу будущего частного сыщика и убрать его куда подальше на долгое-долгое время. И они могут позволить себе лучших адвокатов.
«Это паршивый мир» — сказал мне тихий, холодный голос: «Хорошие парни в нем не побеждают, если у них нет дорогого поверенного. Ты окажешься в тюрьме, прежде чем успеешь моргнуть»
Мой рот искривила ожесточенная усмешка, когда женщина, одна из копов, одинаковых в своей униформе, бросила на меня пристальный хмурый взгляд. Я отвернулся и пошел в другую сторону.
— Эй! — окликнула полицейская. Я продолжал идти. — Эй! — крикнула она снова и я услышал шум ее быстрых шагов по тротуару.
Я зашел в темноту и поспешно свернул в первый же проулок. Тени позади груды корзин создавали прекрасное убежище и я скрылся там вместе с девочкой. Я присел и ждал в темноте, в то время как шаги полицейской приблизились и отдалились. Я ждал, чувствуя, как напряжение и тьма давят на мою кожу, впитываются в мою плоть. Девочка дрожала в моих руках, но не двигалась.
— Просто оставь меня, — наконец шепнула она. — Перейди через мост. Если меня с тобой не будет, ты ведь сможешь?
— Да, — сказал я.
— Так иди. Я подойду к полицейским, после того, как ты уйдешь. Или сделаю что-то вроде того.
Она лгала. Я не знаю, как я это понял, но был уверен.
Она пошла бы к мосту.
Говорят, храбрость заключается в том, что ты делаешь то, что должен, несмотря на свой страх. Но, мне кажется, храбрость намного более сложна. Когда мы повержены, она заставляет нас вновь подняться с земли. Совершить последнюю попытку, даже если ни желания, ни сил уже не осталось. Хотя, может быть, это простое упорство. Я не знаю. Это не имеет значения. Для меня.
Я — волшебник. Я не принадлежу этому.
Наш мир, конечно, сплошное болото. Это удовлетворяет и троллей, и вампиров и всех тех, отвратительных, потусторонних существ, что часто посещают наши кошмары (в то время как мы прижимаем к груди книги по физике и уверяем самих себя в том, что они не существуют), но я не таков.
Я вздохнул в темноте и спросил:
— Как тебя зовут?
Мгновение она молчала, прежде чем прозвучал ее неуверенный голос:
— Фейт. (faith — вера, англ.)
— Фейт, — я улыбнулся так, чтобы она почувствовала улыбку в моем голосе. — Меня зовут Гарри Дрезден.
— Привет, — прошептала она.
— Привет. Ты когда-нибудь видела что-нибудь вроде этого?
Я изогнул чашей ладонь, вызвал немного оставшейся силы, и бросил её в кольцо, засиявшее теплым, полыхающим светом. Он осветил лицо Фейт и я увидел мокрые полоски от беззвучно текущих слез на ее щеках.
Она покачала головой.
— А теперь, позволь показать тебе ещё кое-что, — я снял кольцо со своей руки и надел Фейт на большой палец, где оно болталось почти свободно. Свет погас, поскольку я перестал поддерживать его, оставив нас в темноте.
— Батарейка кончилась, — буркнула девочка. — А у меня нет денег на другую.
— Фейт, ты помнишь самый лучший день в своей жизни?
С минуту она молчала, затем промолвила бесцветным шепотом:
— Да. Рождество. Когда Гремма ещё была жива. Гремма была добра ко мне.
— Расскажи мне об этом, — сказал я убеждающе и накрыл ее руку своей.
Я почувствовал, как она пожимает плечами.
— Гремма приехала в Сочельник. Мы играли — она играла со мной. А потом мы сидели под Рождественской елкой, поджидая Санта Клауса. Она позволила мне открыть один подарок до Сочельника. Тот, который она приготовила для меня.
Фейт прерывисто вздохнула
— Это была куколка. Куколка, похожая на настоящего ребенка. Мать и отец купили для меня набор Барби, всю линию, выпущенную за тот год. Она говорили, что если бы я оставила их в первоначальных упаковках, тогда позже их можно было перепродать за большие деньги. Но Гремма слушала меня и знала, что я действительно хочу, — в ее голосе появилась легкая улыбка. — Гремма заботилась обо мне.
Я шевельнул рукой и мягкий розоватый свет полился из кольца — любящее, нежное сияние. Фейт задохнулась от неожиданности, а затем восхищенная улыбка расцвела на ее лице.
— Но как? — пролепетала она.
Я улыбнулся ей:
— Магия. Самая лучшая её разновидность — немножко света в темноте.
Она вглядывалась в меня, изучая лицо и глаза. Я уклонился, стараясь не встретиться с этим пристальным взглядом.
— Мне ведь нужно вернуться, правда? — спросила она.
Я отвел выбившуюся прядку с ее лба.
— Есть люди, которые любят тебя, Фейт. Или когда-нибудь будут. Пусть ты не видишь их рядом с собой — прямо здесь и прямо сейчас, они существуют. Но если ты позволишь тьме застить глаза, то можешь их никогда не найти. Лучше иметь с собою в пути немного света. Как думаешь, ты сможешь это запомнить?
Она кивнула мне, а кольцо освещало ее лицо.
— Всякий раз, когда тьмы станет слишком много, вспоминай хорошие времена, что у тебя были, хорошие вещи, которые у тебя есть. Это поможет, я обещаю.
Она прижалась ко мне в простом, доверчивом объятии. Я почувствовал, как мои щеки нагреваются. Блин!
— Нам нужно идти. Мы должны перейти через мост и встретить моего друга Ника.
Она сразу же заволновалась и прикусила губу.
— Но тролль…
Я подмигнул:
— Оставь его мне.
Девочка не казалась такой тяжелой, когда я нес ее назад. Я изучал мост, по мере того, как мы приближались. Возможно, если удача повернется ко мне, я успею перебежать мост безо всяких троллей.
Ага. А возможно, я однажды приду в художественный музей и стану хорошо образованным.
Мосты — специальность троллей. Какая магия или просто способность в том виновна, неизвестно, но никогда нельзя пересечь мост, не столкнувшись с троллем. Такова жизнь, я думаю.
Я поставил девочку на землю рядом с собой и шагнул на мост.
— Ну, Фейт, — сказал я. — Что бы ни случилось, ты должна перебежать этот мост. Мой друг Ник подъедет с минуты на минуту.
— А как же ты?
Я отвесил ей небрежный поклон.
— Я - волшебник. Я смогу справиться с ним.
Фейт одарила меня в высшей степени скептическим взглядом, а потом нащупала мою руку. Ее пальчики казались очень маленькими и теплыми в моей ладони и волна свирепой решимости прокатилась сквозь меня. Может случиться всякое, но навредить этому ребенку я не позволю.
Мы вышли на мост. Те немногие фонари, что ранее светили, теперь потухли. Работа Гогота, несомненно. На мосту правила ночь, а где-то под нами булькала Чикагская река, гладкая и холодная.
— Мне страшно, — прошептала Фейт.
— Он — всего лишь хулиган большого размера, — сообщил я ей. — Осади его и он отступит, — я надеялся, очень сильно надеялся, что не ошибся.
Мы продолжали идти и обошли люк в середине моста, причем я поместил себя между девочкой и входом в логово тролля.
Гогот наверняка рассчитывал на это.
Услышав крик Фейт, я повернул голову и увидел толстую, волосатую руку тролля, протянутую к нам, в то время как сам тролль огромным, жирным пауком висел на краю моста. Я зарычал и опять ударил его ногой по пальцам, отчего тролль гневно взревел. Фейт была свободна и я почти швырнул ее к дальней стороне моста.