— Анита, дорогая, выглядишь божественно, как всегда. Я уж начал забывать твою сногсшибательную красоту.

— Йен, дорогой, я так: рада тебя видеть.

Йен Кларк поцеловал ее щеку и прошептал:

— Ты оставишь меня на ночь, если я пообещаю вести себя хорошо? Я смею надеяться?

— Ты такой обманщик.

— В этом мое обаяние.

Йену Кларку, англичанину, было под тридцать. На не очень красивом лице сохранялось вечное вопросительное выражение. Волосы модно подстрижены. Но он был по-своему привлекателен, было в нем что-то от встревоженной птички, что притягивало людей. И все же, как и все его соотечественники, Йен раздражал Аниту. Она не принимала англичан, считая, что фасад скрывает за собой пустоту.

Прошлой зимой Анита несколько раз переспала с Йеном. Все было спокойно и вежливо, катастрофы не произошло, ничего страшного не случилось, однако не было и ничего чудесного или хотя бы интересного. Все прошло как-то механически, как будто они проводили показательный урок по технике любви перед студенческой аудиторией. К тому же тазобедренная кость Йена очень больно давила ей на бедро, а ее попытки как-то изменить позу привели лишь к тому, что кость стала давить ее нежное тело в другом месте.

Начнем с того, что она переспала с Йеном, стараясь выбросить из головы Джека Бейли. Анита тогда повстречала Джека и ощутила опасные симптомы того, что она безнадежно влюбляется в него, тогда как не было ни малейшего признака, что Джек испытывает к ней такие же чувства. Однако после нескольких ночей с подарком Англии колониям готова была встретить лицом к лицу любую катастрофу, которая ждала ее в объятиях Джека Бейли; не просто готова, жаждала ее, и как только они с Джеком преодолели несколько серьезных препятствий (его огромный пенис и ее бактерии), сексуальная жизнь стала чудесной, даже если не говорить о достижении первого оргазма.

Анита вспомнила этот оргазм во всех бесстыдных деталях. Она вышла из себя до такой степени, что закричала изо всех сил:

— Боже! Трахай, трахай меня, пожалуйста, не останавливайся!

Потом она была так ошеломлена грубостью своих слов, что даже во время сотрясавших ее конвульсий покраснела до корней волос и облилась потом.

Когда связь с Джеком распалась, некоторые вещи омрачали ее дальнейшие развлечения. Во-первых, было непреодолимое чувство, что Джек ждал от нее большей инициативы, большей изобретательности, большей энергии в постели, но она не знала, что предпринять, кроме повторения своего успеха с Терри Радомски во время учебы в школе. Джеку, в общем, нравились эти опыты, но иногда она чувствовала его раздражение, а однажды он грубо оттолкнул ее голову и сказал:

— Не сейчас, милая.

Это изумило ее, равно как и его молчаливое, но непреклонное ожидание каких-то действий.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала? — наконец-то спросила она.

— Для разнообразия ты хочешь лечь сверху?

Анита согласилась, но ей не понравилось. Она не знала, что в этом случае делать, и эта поза казалась ей неестественной для женщины. Его просьба обидела, но Анита храбро пыталась симулировать восторг, которого не испытывала. В это время она думала, что будет покоряться любым прихотям Джека Бейли до тех пор, пока… Почему она должна стыдиться своих мыслей? Они весьма серьезны. До тех пор, пока не станет миссис Джек Бейли и не сможет сама выбирать форму удовольствия.

Еще одним поводом для разногласий было желание Джека заниматься любовью во время месячных. Анита и не слышала о подобном. Она была в шоке. Настолько, что даже поделилась сомнениями с Симоной, но реакция подруги была по меньшей мере бездушной.

— Это не так страшно, — заметила Симона. — Он же не съест тебя. Пусть попробует поцеловать.

Именно тогда Анита решила, что Симона безнадежно испорчена, хотя в приливе болезненной зависти подумала, что подружка лучше ее, более раскованна, меньше связана суровыми правилами того, что хорошо и что плохо, тогда как у самой Аниты были спутаны руки и ноги, она была прикована к миру старомодных идей и представлений. Анита ощущала, что ее заставляли отречься от идеи материнства, чтобы скакать в постели, как сексуальной маньячке, мысли которой ограничены следующим оргазмом. Она мыслила шире. Сексуальную близость воспринимала серьезно, это был драгоценный дар, самый драгоценный, это была часть ее личности, и она не могла тратить его попусту в бездумных удовольствиях. Нет, это не для нее, ее сексуальные желания и супружеские чувства были тесно переплетены, и с этим она ничего не могла поделать. Анита отчаянно пыталась объяснить свою позицию Джеку.

— Извини, милая, — отвечал он. — Я дважды разводился, и мне совсем Не улыбается еще кому-то платить алименты.

— Я знаю, что сделаю тебя счастливым.

— Счастье вызывает запоры.

(Все пилоты помешаны на дерьме.)

— И это все, что ты можешь сказать?

— А недостаточно?

— Тебе не одиноко жить? — (Она собиралась кормить его самыми изысканными блюдами, когда они станут мужем и женой… У нее самой слюнки текли при мучительной мысли о замужестве.)

— Одиночество — естественное состояние, — изрек Джек. — А вот брак — нет.

— Если можно, мне виски с содовой, — сказал в эту секунду Йен.

Секс и выпивка, выпивка и секс. И мужчины думают только о них? Когда она вернулась с бокалом, то спросила, с кем из девушек он хотел бы познакомиться.

— Другими словами, ты даешь мне от ворот поворот? — насмешливо спросил Йен.

Это было еще одно, что она не любила в англичанах: их постоянный юмор. Они вечно шутили, считая себя очень остроумными даже тогда, когда их замечания были явно неуместными. Но факт был тот, что она не интересовала Йена, он искал богатую девушку, о чем рассказал сам. После первой же совместной ночи произнес:

— У тебя чудная задница. Как жаль, что ты бедная работающая девушка.

Когда она спросила, что он имеет в виду, Йен вздернул бровь и жестко ответил:

— В этой стране я ищу только одно, дорогая, — девушку с деньгами. Ты же не думаешь, что я буду пахать на сраном телевидении всю оставшуюся жизнь?

Анита сказала, что так не думает, но почувствовала себя глубоко оскорбленной из-за того, что он выбрал такой интимный момент, чтобы сообщить ей, как ему плевать на нее. Хуже не бывает, считала она, если тебя оскорбляют, когда ты голая. Оскорбление ощущаешь с двойной силой.

— Ты настоящий мерзавец, — сказала Анита, когда это случилось с ней, ощутив некоторую гордость за то, что впервые в жизни произносит эти слова мужчине в лицо.

— Да не впадай в ярость из-за моей честности. Людям незачем обманывать друг друга, особенно если речь идет о деньгах, как сейчас.

Анита от гнева не нашлась с ответом, оскорбление было столь сильным, что она не могла даже заплакать. Ее вычеркнули по финансовым соображениям, или в расчет принималось и социальное положение? В конце концов, что такое стюардесса? Небесная официантка, что бы ни болтали рекламные объявления о наборе на эту работу. Она бы смирилась, если бы Йен сказал, что не любит блондинок, или что у нее маленькая грудь, или что она слишком похожа на его мать, но выбросить ее потому, что у нее нет денег, доходов, наследства, — это уж слишком. Это было так не демократично, так не по-американски, поэтому она напомнила себе, что Йен — не американец и не уважает американских ценностей. Последнее соображение позволило ей простить его тупость.

— Ты все еще на телевидении? — спросила Анита, решив, что в черном свитере и твидовой куртке он выглядел как никогда хорошо.

— Да. Всегда было мерзостно, а сейчас еще хуже. А ты? Все еще подаешь еду над Атлантикой и меняешь пеленки младенцам?

— Верно.

Странно, но у нее сейчас не было обиды на Йена. Возможно, потому, что, увидев его впервые в этом году, она поняла, как он раним, как несчастлив в работе, которую ненавидел (помощник режиссера дневной викторины), как хочет найти богатую невесту, что совсем не так легко, как он думал, покидая берега Англии три года тому назад.