Рэчел оставалась в спальне Мэтью почти целый час. Когда она вышла оттуда с халатом Мэтью в руках и с собакой, следующей за нею по пятам, глаза ее распухли и покраснели от бесконечных слез, пролитых по человеку, который был для нее дороже всех на свете.

Она медленно опустилась по лестнице, прошла вестибюль и в последний раз обернулась, прежде чем закрыть за собой дверь. Эта страница ее жизни перевернута, и она должна принять это как факт, сколь бы мучительным он ни был.

Возвращаясь в большой дом, Рэчел бросила взгляд на огромный дуб возле загона для лошадей. Под ним семья Деверо намеревалась воздвигнуть каменный монумент в честь сына, не имея возможности захоронить его тело в семейном склепе.

Рэчел машинально взбиралась по ступенькам в отведенную ей спальню. Кольцо, предъявленное ей Барретом в доказательство гибели Мэтью и завернутое в ее носовой платок, она оставила в гарсоньерке. Его место там, среди остальных вещей Мэтью.

Она не заметила, что собака следует за ней по лестнице, пока не вошла в комнату. Вагер удобно расположился на ковре, следя глазами, как Рэчел складывает халат и прячет в свою изящную дорожную сумку. Она была уверена, что Фрэнсис не станет возражать.

Первоначально Рэчел собиралась переночевать здесь и вернуться в Новый Орлеан утром. Но теперь она не могла поступить так, потому что у нее появилось одно неотложное дело.

Она позвонила служанке и попросила передать кучеру Деверо, чтобы он подавал экипаж как можно быстрее.

Слуга поспешил выполнить ее распоряжение, а Рэчел собрала оставшиеся вещи. Пес внимательно следил за ней.

Она присела к секретеру и написала записку родителям Мэтью, объясняя причины своего внезапного отъезда и обещая навестить их через пару недель. Закончив, она положила записку так, чтобы ее непременно увидели.

Взяв сумку, Рэчел ласково посмотрела на собаку.

— До свидания, Вагер. — С этими словами она повернулась и, распахнув дверь, поспешила вниз.

Когда она спустилась, коляска уже ждала ее и кучер помог ей уложить сумку. Усевшись в коляску, она услышала рычание. Вагер рвался в экипаж, по-видимому решив повсюду следовать за ней.

Кучер попытался отогнать его, но пес не подчинился. Он оскалил свои огромные клыки и угрожающе рявкнул. Кучер отступил.

Рэчел протянула руку и погладила собаку по голове.

— Хорошо, — ласково пробормотала она, — ты поедешь со мной.

— Вы хотите взять этого дьявола с собой, мисс Рэчел? — спросил кучер, бросив на собаку враждебный взгляд.

— Да, — ответила она с грустной улыбкой.

Пес Мэтью теперь выбрал ее в хозяйки и, как его не удерживай, не покинет ее. «Что ж, — решила Рэчел, — все правильно». Вагер принадлежал Мэтью, она тоже. Теперь они принадлежат друг другу.

Пока коляска несла ее домой по той же дороге, что вела и на Ривер-Роуд, Рэчел поглаживала собачьи уши, изо всех сил сдерживая слезы, готовые снова хлынуть из ее голубых глаз.

— Пожалуйста, если можно, подождите меня здесь. Я не задержусь надолго, — попросила Рэчел кучера.

— Хорошо, мисс Рэчел, — ответил тот, помогая ей выйти из коляски.

Вагер ринулся было за ней, но Рэчел, повелительно вытянув руку, сказала: «Сидеть», и пес послушно уселся.

На небе громоздились тучи, похоже было, что на город скоро обрушится гроза. Воздух был еще более тяжелым и влажным, чем обычно. Больше всего Рэчел хотелось принять прохладную ванну и вздремнуть, но ее дело не терпело промедления.

Она постучала в дверь дома Доминики дю Лак. Служанка, которую Рэчел видела в прошлый раз, отворила ей. Она пригласила девушку войти и добавила, что Доминика вот-вот вернется. Она ушла в церковь помолиться за упокой мистера Мэтью.

Проводив Рэчел в гостиную, служанка удалилась, чтобы принести ей чего-нибудь выпить. Не прошло и пяти минут, как она вернулась и подала Рэчел высокий стакан.

— Благодарю вас, — сказала Рэчел и осторожно попробовала напиток. — М-м-м, вкусно, — пробормотала она. — Что это?

— Мятный джулеп. — Служанка усмехнулась одним уголком рта. — Я бегу до кухни, мисс, кабы мой суп там не сгорел.

Рэчел сидела, спокойно потягивая напиток. В ее ридикюле находился предмет, взятый ею из комнаты Мэтью специально для Доминики. Это был мужской носовой платок. Белоснежный льняной платок с вышитыми инициалами «М. Дж. Д.» — Мэтью Джастин Деверо. Обследуя комнату Мэтью, Рэчел нашла в одном из ящиков несколько таких платков и подумала, что Доминике скорее всего хотелось бы иметь какую-то вещицу на память о ее первом любовнике.

Входная дверь отворилась, и Рэчел поднялась с дивана, на котором сидела, поставив стакан на стоявший рядом столик.

— Доминика, — позвала она.

Секундой спустя в дверной арке появилась Доминика.

— Мисс Галлагер, — сказала она, снимая шляпку. Она была черная, так же, как и платье Доминики.

— Меня зовут Рэчел, разве вы забыли? — мягко напомнила девушка и, повинуясь внезапному порыву, обняла мадемуазель дю Лак.

На минуту застыв от изумления, та горячо обняла ее в ответ. Общая печаль сблизила их.

— Его семья отслужила заупокойную службу сегодня утром, и я была поражена, не обнаружив вас, — сказала Рэчел.

Доминика тяжело вздохнула и уселась на диван рядом с Рэчел.

— Послушайте, мисс Рэчел, вы должны понимать, что с моей стороны было бы неразумно и неправильно появиться там сегодня. Тем более, — добавила она, — что меня не приглашали и не ждали.

— Но вы были спутницей его жизни, — упорствовала Рэчел, — вы были так близки с ним. — Как ни тяжело было Рэчел сознавать это, она не могла закрыть глаза на правду.

— С ним — да, — согласилась Доминика, — но не с его семьей.

Нотка горечи послышалась Рэчел в ее словах.

— Извините, — поспешно произнесла она.

Доминика улыбнулась:

— Вам не за что извиняться, Рэчел. Такова новоорлеанская действительность. Я была для Матьё, — она произносила его имя на французский манер, — подружкой на стороне и была довольна и даже горда этим. Я прекрасно знаю правила игры, знаю, что мне дозволено, а что нет. — Она с философским видом пожала своими красивыми плечами.

— Однако…

— Здесь не может быть никаких «однако», Рэчел, — перебила Доминика. — Я знала, на что шла, когда сговаривалась с Матьё.

— Я принесла кое-что, думая, что вам приятно будет это иметь, — сказала Рэчел, открывая сумочку и вынимая платок.

— Платок Матьё, — проговорила Доминика, разглаживая его.

Рэчел кивнула:

— Я нашла его сегодня утром у него в спальне в гарсоньерке, — голос ее слегка задрожал, — и решила, что вам, быть может, хотелось бы иметь какую-нибудь его вещь на память, если у вас ничего такого нет.

— С тех пор как мы расстались, у меня есть лишь воспоминания.

— Теперь они есть и у меня, — сказала Рэчел. — Воспоминания. — Она дотронулась до медальона. — Да еще несколько предметов, которые я буду беречь как зеницу ока до самой смерти. Хотя я с радостью отдала бы их все за лишний день с ним, — страстно добавила она, и доселе сдерживаемые слезы полились по бледным щекам.

Тогда Доминика раскрыла ей свои объятия и дала волю собственным слезам, горестно оплакивая того, кого любили они обе.

Доминика плакала над ушедшей любовью и потерей доброго друга, Рэчел — над любовью и разбитой жизнью.

Вечером того же дня Рэчел закрылась у себя в комнате, не желая никого видеть. Родители удивились ее скорому возвращению, но еще больше они были поражены, увидев в ее экипаже огромного пса. Устрашающего вида животное вело себя с Рэчел как добродушный щенок. Девушка объявила, что отныне собака принадлежит ей.

Вернувшись домой, она поднялась к себе и заперла дверь, упорно отказываясь от разнообразных лакомств, которые Лизль не менее упорно пыталась в нее впихнуть. Остаться одной — это все, чего она желала. Наедине с воспоминаниями, с мыслями о том, как все могло бы быть, о том, как все должно было быть.

Гроза наконец разразилась. Хлынул дождь, небо то и дело озарялось вспышками молний. Девушка стояла у окна, вдыхая пропитанный влагой воздух.