Беретка была чуть великовата ей, и когда она устало коснулась виском стены, стала медленно сползать на глаза. Она зябко поежилась, запахиваясь в короткий, не по сезону легкий, плащ, и открыла глаза.
- Ты куда сейчас? - спросила она. Спросила так, словно прежнего разговора не было, словно она только что увидела меня и решила узнать, долго ли я буду ее попутчиком.
- На дачу.
- Это далеко?
- Нет, - я назвал станцию, она кивнула. И спросила негромко:
- К кому-то?
- От кого-то. Вернее, от кого-нибудь.
- Значит, все еще один.
Я пожал плечами.
- Тебе проще быть одному... в тридцать лет.
- Я не знаю. Наверное.
- Наверное, - повторила она. - И все же странно.
- Что странно?
- Мы встретились. Случайно. Там, где наши пути не должны были пересечься никогда. За эти шесть лет они ни разу не пересекались, хотя и ты, и я жили, до недавнего времени, в одном городе, в одном районе. А тут, когда мы с мамой переехали... - она замолчала. И неожиданно произнесла: Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем мы встретимся вновь?
- Быть может, столько же, - помолчав, ответил я.
- Или нисколько. Вообще нисколько, - и не дав мне ответить, спросила: - Ты сейчас никуда не торопишься?
- Нет. Если ты хочешь, чтобы я проводил тебя...
Она покачала головой.
- Я хочу другого. Я хочу, чтобы ты зашел к нам. Ненадолго, на час-полтора, самое большее. Просто посидеть, поговорить. Я познакомила бы тебя с мамой, ты ведь никогда не видел ее прежде. А потом я проводила бы тебя до станции, если хочешь.... - новая пауза. - Только я хотела бы просить тебя об одной услуге, если не сможешь, ответь сразу, и я... и мы увидимся еще через шесть лет. Или... - она замолчала.
- Я слушаю тебя.
- Я буду называть тебя другим именем.
- Каким? - спросил я, хотя мог бы не спрашивать.
- Человека, который любит меня. Который не может оставить меня у себя. Который провожает до вокзала каждый раз, когда я бываю у него... каждую субботу и иногда на праздники....
Я молчал.
- Тебе ничего не надо будет говорить: ни о себе, ни обо мне. Просто поддержи мой разговор. Он никогда публично не обнимал и не целовал меня, в этом плане он сдержан и старомоден, так что твои чувства тоже останутся при тебе. Он совсем другой человек.
- Я понял.
- Вряд ли. Просто прими это. И еще одно - он очень любит меня.
- Хорошо.
Она вздрогнула и напряглась.
- Что хорошо?
- Я согласен. Но твоя мама узнает меня по голосу. Ведь в свое время я почти каждый день звонил тебе.
- Через день, - напомнила она. - А день звонила я. И потом... ты всегда приглашал меня к себе. Ведь у меня дома была мама.
- Да, верно, - медленно произнес я. Поезд стал замедлять ход. - Это твоя станция?
- Да, - она протянула руку. - Пойдем.
Я взял ее под ругу. И мы вышли на перрон. А когда уже подходили к дому, я произнес:
- Не надо меня провожать. Мне кажется, это лишнее.
- Только до калитки, - сказала она.
- Да. Только до калитки.
И, сказав так, она подошла к калитке и открыла ее. И сказала в темноту сада, порывисто и звонко:
- Мама, это я, - и добавила спустя мгновение, точно застрявший в горле комок проглотив: - Мы пришли.
С крыльца донеся странный скрип, будто что-то покатилось. И я увидел женщину, поседевшую слишком рано для своих лет, кутающуюся в пуховый платок. Она медленно повертывала кресло-каталку в сторону ступенек, сбегавших с крыльца.
- Это моя мама, - шепотом произнесла она. И представила меня новым, непривычным именем, услышав которое, я отчего-то вздрогнул.
- Мама, - продолжила она, - это он. Я тебе говорила о нем.
Мы поздоровались; я склонил голову и пожал протянутую мне тонкую пергаментно сухую руку, в которой столь явственно, как пойманная в плен бабочка, трепетала жилка пульса, что невольно становилось не по себе.
- Я очень рада вас видеть, - сказала мама. - Жаль, вы раньше не могли к нам зайти.
Моя спутница взялась за ручки кресла и покатила его в дом. Я вошел следом.
- Не надо, доча, я сама. Ты проводи лучше своего кавалера в гостиную. А я чай принесу, он только что вскипел, вас дожидается. -И с порога кухоньки мама крикнула, обращаясь ко мне, - Все же, как хорошо, что вы нашли время зайти к нам.
- Раньше не получалось, - произнесла она за меня. - Только сегодня смог вырваться. Мама, он всего на несколько часов, с тобой познакомиться. Я же тебе говорила....
- Да, доча, я помню.
- Он не сможет остаться. Так получилось, что сегодняшний вечер свободен, а потом... - она замолчала, не договорив.
- Я понимаю, - голос, доносившийся из кухни, заметно ослаб. - Жаль, что вы не сможете остаться у нас. Скажите, - мама появилась в дверях кухни с подносом, закрепленном у подлокотника; на подносе стояли чашки, заварочный чайник, сахарница. - Скажите, а нельзя ли вам будет как-нибудь отпроситься или, к примеру...
- Мама, я же говорила тебе.
- Я помню, доча, просто...
- Простите, действительно не могу. Рад бы, но... я к вам всего на часок и вырвался. Вы уж не обижайтесь, что так получилось, иначе просто не выходит.
- У него обстоятельства, - добавила она. Мама кивнула, подъехав к столу, она стала расставлять чашки. Дочь поспешила помочь ей.
- Я поставлю, ты лучше принеси варенье из холодильника, я про него совсем забыла. Крыжовенное. Вы любите крыжовенное варенье?
Я кивнул, глядя как ловко пергаментные руки управляются и с колесами кресла-каталки и, одновременно, с приборами, расставляемыми на столе. Навык, полученный поневоле, без которого невозможно будет уже обойтись. Дочь принесла банку варенья, блюдечки, ложечки. Расставив все, подошла ко мне, склонилась, шепнула в самое ухо.
- Это случилось три года назад. Несчастный случай.
Я сидел, замерев.
- Поэтому мы переехали сюда. Сам знаешь, город не приспособлен для кресла-каталки. В городе могут жить только нормальные, полноценные люди. Люди с возможностями, - ее глаза заблестели.
- Я знаю.
- А здесь мама работает библиотекарем. Тут недалеко, всего четыре дома. Обратно, иной раз, если я задержусь на работе, она добирается сама, сказала она не без гордости. - Она все хочет делать сама. Как прежде.
- Да вы накладывайте варенье, - пригласила меня мама. - Не стесняйтесь. Доча, принеси салфетки, они в шкафчике. А вы будьте как дома. Вы чай с сахаром пьете?