— Ты хочешь сказать, что все эти деньги растрачены в связи с твоим неправильным управлением делами?

— С тех пор мы с Люси управляли делами вдвоем. Благодаря ей мы расплатились с моими долгами и разобрались с другими самыми безотлагательными выплатами. Мы приобрели различное необходимое оборудование и до конца года были уже в прибыли. Будь она жива, то не только плантация, которую она помогла возродить, но и деньги, ставшие ее доходом, были бы совместной собственностью. Но она… ее нет.

— Как это влияет на причитающиеся ей деньги?

— Это значит, что на момент ее смерти мы были практически неплатежеспособны. Это значит, что наши долговые обязательства, наши долги превышали наши активы. Это значит, что наше имущество в таком виде, в каком оно было, являло собой не что иное, как не оплаченные и не могущие быть уплаченными долги.

— Но они ведь уплачены?

— Да, операция последнего года наконец-то устранила последние ссуды, которые нам пришлось сделать, чтобы оплатить закладные. И впервые Синди Лу — свободна. Но по закону это никак не влияет на долю твоей матери в общем имуществе.

— Мы еще посмотрим, может быть, найдется какой-нибудь закон на свете!

— Посмотрим. Вообще-то об имуществе твоей матери все знает судья Кретьен. Он назначил оценщика, тот задокументировал свой рапорт насчет имущественной несостоятельности твоей матери. Но, поскольку ты находился за границей, я попросил его задержать дела. Так что, если тебе угодно опротестовать документы, ты в любое время можешь это сделать. А пока, поскольку плантация платежеспособна, я наконец смог ликвидировать судоходную компанию, и ни один суд не заставит меня отдать тебе хоть часть этого. Я приготовился ко всему.

— Кому же останутся твои деньги?

— Ларри. Я оставляю ему их как его воспитатель. Мы составили договор с твоей бабушкой… после похорон… Ларри станет наследником всей Синди Лу.

— Воспитатель?

— Ну, опекун, если тебе больше нравится это слово. Однако в Луизиане опекуна несовершеннолетнего называют воспитателем. Я не думаю, что барристеру следует это объяснять.

— Выходит, ты не можешь стать законным опекуном моего племянника?

— Я — нет. Официально. Но я разговаривал с судьей Кретьеном из окружного суда и также написал об этом деле миссис Винсент. Миссис Винсент, отвечая мне, заверила, что ее муж согласен и полностью удовлетворен таким положением дел. Насколько тебе известно, мистер Винсент парализован. Однако, к счастью, его разум абсолютно ясен.

— Неужели он единственный, кто мог бы возражать?

— Совершенно верно, с тех пор, как твоя бабушка уже заверила меня, что она не возражает. Ну как, может быть, теперь ты признаешь мою правоту?

Они посмотрели друг другу в глаза. Бушрод пожал плечами.

— Насчет моей доли с вырученных денег от сегодняшней сделки, — ответил он. — Но, полагаю, я могу просто просмотреть бухгалтерские книги, так, ради формальности. Чтобы еще раз проверить расчеты.

— Безусловно. Вообще-то по моей просьбе Валуа Дюпре приготовил свидетельство, заверенное у нотариуса. Он был уверен, что ты этого потребуешь, и у тебя есть полное право перепроверить расчеты.

— Конечно, проверю. Ну, раз мы подошли к этой точке беседы, то мне хотелось бы услышать от тебя заявление о том, что ты признаешь мои права на владение частью этой плантации.

— Ты не владеешь ни дюймом этой плантации. И никогда не будешь владеть. Ты письменно согласился, что, если Амальфи и Сорренто останутся твоей собственностью, то ты отказываешься от любых притязаний на долю в Синди Лу.

— Как ты уже сказал несколько минут назад, совершенно верно. Но все-таки ты делаешь ошибку, причем огромную. Я владею всей задней частью плантации, той полоской земли, что идет вдоль ручья, где Кэри когда-то искала сокровища… да так и не нашла! — Вдруг из сада донесся неприятный, пронзительный крик. Бушрод подпрыгнул. — Боже, ну почему ты не избавишься от этих проклятых павлинов?! От такого шума даже праведник напьется!

— Ну, ты меня просто изумляешь, — медленно произнес Клайд. — Не тем, что спрашиваешь о павлинах. Я знаю, тебе они не нравятся, зато их любит Ларри, и я буду их держать. Меня удивляют твои слова о той полоске земли. Мне известно, что старик Дюпре не продавал тебе этой собственности, а никто другой не имеет на нее права. На этот раз, похоже, ты не лжешь. Выходит, кто-то облапошил тебя. Вместо того чтобы продать тебе золотой слиток, или алмазный прииск в Бразилии, или ключ к реке, кто-то продал тебе кусок Синди Лу, который не стоит ни цента. Превосходно!..

— Его продал мне штат Луизиана! Я приобрел его за налоги. Если ты думаешь, что можешь подшучивать над этим, то милости прошу!

— Я не собираюсь над этим шутить. Однако мне хотелось бы узнать поподробнее.

— С радостью объясню. Дюпре обнаружил гравийную насыпь, оказавшуюся намного лучше твоей. Она находится неподалеку от Нового Орлеана — на реке Танджипахоа, совсем рядом с песчаной отмелью. Ну, и очень просто понять, как Дюпре все это рассчитал. Здесь находится участок земли возле ручья, и этот участок никому не стоил ни цента, если не считать гравия. Он не захотел попусту тратить на него деньги. Естественно, он не собирался продавать тебе его обратно, да и никому, собственно, этот участок не был нужен. Тогда он решил отдать его штату, передать за налоги. Мой тесть, не говоря уже о моей дражайшей супруге, довольно скупо снабжал меня деньгами, однако, так или иначе, мне удавалось все же иметь некоторую наличность. Поэтому у меня хватило денег, чтобы, не долго думая, купить этот участок, причем за гроши. Теперь он мой. Понимаешь? Часть Синди Лу принадлежит мне! И я вызываю тебя на игру в покер, где ставлю кусок земли у ручья, а ты против него — остальную плантацию. Вот и поглядим, чья возьмет!

— И ты полагаешь, я соглашусь на этот бред? В конце концов, ты сам только что назвал свой участок ничего не стоящим, за исключением этого гравия. А похоже, никому в этих краях гравий не нужен.

— Да, я так говорил, и это правда… в общих чертах. Но поскольку это дело касается тебя, то получается так, что этот участок имеет и другую цену. Ведь именно там вы с Кэри проводили столько времени, и все там связано с нею в твоих мыслях… Может быть, там и есть сокровища. Ну, я имею в виду те, за которыми охотились вы с Кэри. Но ты должен признать, что это весьма и весьма сомнительно. Тем не менее ничего сомнительного нет в том, что этот клочок земли может стать золотой жилой для меня. Я смог бы открыть там игорный дом, салон, танцевальный зал, может быть, номера наверху. И все это по соседству с Синди Лу, вернее, на земле, раньше принадлежащей Синди Лу. Ну, что ты скажешь на это?

Клайд покачал головой и несколько минут стоял, погруженный в размышления.

— Не знаю, — спокойно ответил он наконец. — На мой взгляд, если бы я был героем, то назвал бы подобное предприятие неподобающим для офицера и джентльмена. Но, будучи старым речным игроком, я смотрю на это иначе. Я просто не понимаю, зачем тебе надо рисковать такой золотой жилой, какую ты только что описал, против доли на плантации. Ведь игорный притон, пивная и публичный дом принесли бы намного больше выгоды. Ставки здесь явно неравны.

— Тогда назови твои ставки.

— Хорошо. Я сыграю с тобой в покер на твой участок у ручья. И письменное заявление от тебя, в котором ты признаешь имущественную несостоятельность твоей матери на момент ее смерти. Против этого я ставлю передачу тебе доли со всех доходов Синди Лу, начиная с этого времени.

— И какова эта доля?

— Треть от всего, что ежегодно будет переходить к Ларри или ко мне, как к его воспитателю. Даже ты должен понимать, что его-то я не стану обманывать.

— А что это за идея о признании несостоятельности моей матери?

— Когда имущество твоей матери было оценено как несостоятельное, судья Кретьен захотел, чтобы ты присутствовал. Это для того, чтобы ты смог, если бы захотел, принять свою долю несостоятельного имущества. Я попросил его попридержать это дело до твоего возвращения. Если ты подпишешь признание этой несостоятельности и подтверждение факта отсутствия общности имущества, то судья Кретьен может вынести решение о том, что на это имущество больше нет претендентов, как это было на момент смерти твоей матери… Итак, это против трети всех доходов с Синди Лу во все времена. Что скажешь?