Лорд Хэнби взглянул на внушительную фигуру лорда Долтри, глаза его округлились, и он смиренно произнес:

– Меня вполне устроит кадриль, леди Изабель. Доброго вам дня, миледи. Грейдон. Долтри.

– Да вы просто невоспитанный, самоуверенный хам! – воскликнула Изабель, как только лорд Хэнби ускакал. – Как вы осмелились солгать!

Лорд Долтри посмотрел на нее с высоты своего роста.

– Я довольно хорошо отношусь к Хэнби. Во всяком случае, настолько, что хочу оградить его от дикой провинциалки, которая способна загнать одну из самых лучших его лошадей. Пока этот простофиля не растаял от взмаха ее ресниц.

Изабель вскинула зонтик с явным намерением опустить его на голову лорда Долтри.

Лили, охнув, наклонилась вперед, чтобы остановить Изабель, но лорд Грейдон с улыбкой перехватил ее руку.

– О, леди Гамильтон и мисс Гамильтон! – воскликнул он, когда очередной экипаж поравнялся с ними. – Какой приятный сюрприз.

– Лорд Грейдон! Действительно сюрприз, – обрадовалась сидящая в экипаже красивая женщина средних лет. Очаровательная молодая женщина, сидящая рядом с ней, улыбнулась сначала лорду Грейдону, а потом Лили. – Вы не представите нас вашим спутникам?

– С удовольствием, – сказал лорд Грейдон, а Изабель опустила свой зонтик.

Не прошло и пятнадцати минут, как Лили уже прогуливалась под руку с мисс Гамильтон в Кенсингтон-Гарденс, среди райского многоцветия. Рядом с ними шла леди Гамильтон в сопровождении лорда Грейдона. На некотором расстоянии от них, сзади, шли Изабель и лорд Долтри, и до Лили доносился их жаркий, но, к счастью, не слишком громкий спор.

Фрэнсис Гамильтон была почти одного возраста с Лили и очень похожа на друзей, которых Лили и Изабель оставили в Сомерсете. Эту милую приветливую девушку с золотыми кудрями и теплыми карими глазами нисколько не беспокоила немота Лили. Она быстро забирала записки, которые писала Лили, и разговор тек без пауз, словно Лили произносила слова, а не писала их. К тому же она прекрасно понимала жесты.

– Я очень надеюсь, что вы и леди Изабель сможете прийти на вечер для узкого круга, который моя мама устраивает на следующей неделе, леди Лилиан, – сказала мисс Гамильтон. – В основном соберутся литераторы, но мы будем также музицировать и играть в карты, так что, я уверена, вы обе получите удовольствие. Конечно, это не идет ни в какое сравнение с балом, который леди Пэбуорт дает сегодня. Надеюсь, что вы с вашей родственницей придете? О, отлично! Скажите, что вы собираетесь надеть. Я так рада, что мне не надо наряжаться в белое в этом сезоне. Мне смертельно надоел этот цвет.

У мисс Гамильтон был такой голос, какой всегда нравился Лили. Чистый, звучащий как колокольчик, мелодичный.

– Пожалуйста, скажите мне, какого цвета будет ваше платье? – спросила мисс Гамильтон. – Впрочем, вы такая красивая, что вам пойдет любой цвет.

От этого комплимента щеки Лили вспыхнули. Она улыбнулась Фрэнсис Гамильтон и покачала головой.

Мисс Гамильтон сжала ее руку и сказала серьезно:

– Это действительно так. Вы согласны, милорд?

– Конечно, согласен, – проговорил лорд Грейдон.

Лили не думала, что другая пара подошла к ним настолько близко. Она смущенно отстранилась и, подойдя к кусту роз, покрытому бело-розовыми цветами, сначала дотронулась до одного из светлых лепестков, а потом слегка приподняла юбку.

– Очень-очень мило, – одобрительно заметила мисс Гамильтон. – Умница, что выбрали такой красивый цвет. Вроде бы белый и в то же время не совсем белый. Как я хотела бы, чтобы мы додумались до этого, мама, когда у меня был первый сезон, а не покупали только белые платья.

Лорд Грейдон улыбнулся девушке и взял ее изящную руку.

– Вы мне очень нравились в этих платьях, – проговорил он, сердечно глядя на нее. – Вам идет белый цвет. – Склонив голову, он нежно поцеловал ее руку, которую все еще держал, и долгим взглядом посмотрел в глаза мисс Гамильтон.

Щеки Фрэнсис порозовели, по лицу разлилось удовольствие. Леди Гамильтон с одобрительной улыбкой смотрела на них.

Стоя неподвижно, Лили наблюдала за этой сценой, чувствуя себя так, словно была невидимкой и не принимала ни в чем участия. Они любят друг друга. Лорд Грейдон и мисс Гамильтон. А еще она поняла, что вряд ли было простым совпадением то, что они встретились сегодня здесь, или то, что мисс Гамильтон была так приветлива с ней.

Неужели они считают меня дурочкой? – подумала она с неожиданной яростью. Было достаточно скверно, что лорд Грейдон и лорд Долтри проявили неискренность, приглашая ее танцевать, но эта… эта доброжелательная жалость, эта показная доброта… были ненавистны ей! Она подумала о том, что ей следовало испытывать благодарность к лорду Грейдону за то, что он так старался ради нее, но почему-то не испытывала. Почему он это делал? Что заставляло его так себя вести?

– Вы… – услышала она сердитый голос Изабель, когда она и лорд Долтри подошли поближе, – самодур и тупоголовый хам.

– Да, но я по крайней мере способен ездить верхом, не загоняя лошадь до полусмерти, – ответил он. – Леди Изабель, – добавил он ледяным тоном.

Лили еще никогда не была так рада горячему нраву своей родственницы, как сейчас. И когда лорд Грейдон сказал с усмешкой: «Может быть, нам лучше уйти, пока в Кенсингтон-Гарденс не разгорелась война», она с готовностью позволила ему проводить себя до коляски.

Что-то случилось, подумал Грейдон, наблюдая за леди Лилиан Уолфорд, стоявшей в противоположном конце бального зала лорда и леди Пэбуорт. Что-то очень неприятное.

Она была красива неземной красотой в своем воздушном платье, цвет которого действительно очень напоминал те розы, с которыми она так очаровательно сравнила платье сегодня днем. Он прекрасно помнил тот момент, когда она рукой, затянутой в перчатку, показала на крошечные лепестки. Тогда она в последний раз улыбнулась ему, в последний раз взглянула с откровенной дружелюбностью, которую он находил такой милой. Казалось, что с тех пор прошла целая вечность.

Она вводила в заблуждение своим платьем тем не менее. Это было не просто розовое бальное платье. Это было творение, призванное символизировать зарю прекрасного нового дня. Тюлевая верхняя юбка была расшита сотнями… чего?.. бриллиантов?.. Каждое движение сопровождалось сиянием, сравнимым со звездами, затухающими в отблеске яркого утреннего света.

Волшебный эффект. Впрочем, оденься леди Лилиан в мешковину, все равно восхищенные взгляды всех присутствующих мужчин были бы прикованы к ней. Но дальше восхищения дело не шло. Бал длился уже более двух часов, а она еще ни разу не танцевала. Даже с ним.

Грейдон подошел к ней с намерением осуществить свое право на вальс и остался стоять с протянутой рукой, с застывшей на губах обаятельной улыбкой. Он выглядел и чувствовал себя дураком, не зная, что ему делать. Никогда раньше ему не приходилось быть отвергнутым, когда он приглашал кого-нибудь танцевать. А она… она просто смотрела на него – пристально и вроде бы с отвращением. Она даже не написала ему записки на листочке из ее золотого футляра, как делала многократно в течение дня. Она пренебрежительно общалась с ним через леди Изабель, которая явно была в замешательстве оттого, что леди Лилиан заявила, что ему совсем не обязательно танцевать с ней.

Не обязательно, сердито думал Грейдон, наблюдая за ней. Что, черт возьми, это значило? У него было столько неприятностей из-за нее, а она теперь без всяких причин отталкивала его. От одной мысли о том, через что ему пришлось пройти, чтобы гарантировать ей несколько танцев, его руки сжались в кулаки. Сиборн Мэргейт даже имел наглость заявить, что будет танцевать с немой леди Лилиан, только если Грейдон продаст ему свою черную охотничью собаку, которую он приобрел в прошлом году. И вот теперь оказалось, что эта жертва напрасна. Она отвергла Сиба так же холодно, как и всех остальных.

Приятно было полюбоваться, как спесивому красавцу лорду Мэргейту первый раз в жизни отказали. Он выглядел совершенно сраженным. Однако Грейдона это не очень утешило, ему хотелось свернуть нежную шейку неблагодарной леди Лилиан.