И для большей убедительности Грейдон оторвал сэра Мэргейта от земли и на глазах изумленных участников пикника швырнул его в Темзу.

Лили попыталась уйти, но Грейдон схватил ее за руку и повернул к себе. Оба выглядели разозленными.

– Собирайте свои вещи, леди Лилиан. Мы уезжаем.

Как он посмел! – думала леди Лилиан, испепеляя его взглядом. Никто не имеет права вмешиваться в ее дела. Не обращая внимания на то, что к ним были прикованы любопытные взгляды десятка пар, Лили высвободилась и сделала выразительный жест рукой: «Нет!»

Грейдон притворился, будто не заметил этого.

– Я поговорю с вашей тетушкой, – твердо сказал он, – и извинюсь перед леди Стрэтуэй. А теперь ступайте и соберите ваши вещи.

«Нет», – снова ответила она жестом.

– Лили, – тихо сказал он, стараясь не терять самообладания на глазах у публики, – если вы не хотите стать свидетельницей того, как сэр Мэргейт и я будем драться на лужайке, тогда рекомендую вам собрать ваши вещи и уехать со мной. Сейчас же. Пока он не выбрался на берег. Потому что, если он удержится на ногах без посторонней помощи, я убью его.

Лили отправилась собирать свои вещи. Через несколько минут ей помогли подняться в высокий фаэтон лорда Грейдона. Она бросила взгляд на остолбеневших зрителей. Леди Стрэтуэй, поддерживаемая с двух сторон дочерьми, неутешно рыдала в платочек, а тетя Маргарет еще не успела отойти от своей приятельницы, которой начала представлять Лили, когда разыгрался весь этот спектакль. Подле них стояла Изабель под защитой могучего лорда Долтри. Лили посмотрела вдаль, туда, где несколько мужчин вытаскивали из реки сэра Мэргейта. Он промок, но был цел и невредим, доказательством чему служила ярость, написанная на его лице. Увидев это, Лили вдруг обрадовалась тому, что покидает идиллическое место, выбранное леди Стрэтуэй для пикника.

Как только коляски, преграждавшие им путь, убрали, лорд Грейдон направил вперед свой легкий фаэтон. Первые минуты они ехали молча. Лили раздумывала над тем, как лучше выразить ему свое неудовольствие. В голову ей приходили разные способы: начиная от битья зонтиком (излюбленный метод Изабель, когда ее выводили из себя) и кончая намерением не разговаривать с ним вообще и никогда больше его не видеть после того, как он привезет ее домой.

Но это, рассудила она, немного поостыв, невозможно. Может быть, ей удалось бы выдержать один день, не видя его. Возможно, даже два или три. Но не больше. Ей будет отчаянно не хватать его. Ведь достаточно одного звука его голоса, чтобы ее сердце радостно забилось. Каким-то образом она совершила ужаснейшую глупость: влюбилась в мужчину, который уже любил другую женщину. В мужчину, который никогда не выйдет за рамки дружеских отношений. Да и дружбу он завел с ней только ради ее дорогого брата.

Это было ужасно. Лили мечтала о том, что в Лондоне произойдет много хорошего, но никак не думала, что влюбится. Уже давно она пришла к выводу, что у нее никогда не будет мужа, потому что ни один мужчина не захочет иметь немую жену. Она смирилась с этим и соответственно придумала свой план. Если Эрон никогда не женится, она займет место хозяйки Кардемор-Холла и посвятит себя тому, чтобы сделать поместье таким, каким он хотел его видеть. Если же Эрон все-таки женится, она попросит брата поселить ее поблизости от школы для глухонемых, которую открыл ее бывший учитель, мистер Чарльз Кассин. Может быть, кому-то покажется странным, что дочь графа и сестра графа займется учительством, но для нее это станет смыслом жизни.

Всего несколько дней назад Лили ограничивалась этими планами. Но сейчас поняла, что могла выбрать другой путь. Она могла стать возлюбленной какого-нибудь мужчины. Лорд Грейдон объяснил такие вещи довольно доходчиво, дав ей понять, что высшее общество не особенно возражает против того, что какая-то леди благородного происхождения имеет любовника. Или даже многих любовников. Он ничего не говорил о незамужних дамах, но к таким, как она, лишенным перспективы выйти замуж, должно же быть снисхождение. А с того вечера в Воксхолле Лили начала понимать, что мужчины не просто любовались ею, а имели на нее совсем другие виды. Она могла не только обрести любовника, но и выбирать из десятка мужчин. Сэр Мэргейт почти не скрывал своих намерений, но он ей не нравился. Существовал только один мужчина, возлюбленной которого она согласилась бы стать, если бы он ее попросил об этом.

Граф Грейдон.

Однако не следует опережать события, подумала Лили, посмотрев на Грейдона, на его каменное лицо и стиснутые зубы. Он не просил ее стать его возлюбленной, а из-за его тесной дружбы с ее братом, может быть, никогда и не попросит.

Грейдон, казалось, почувствовал ее взгляд, но не посмотрел в ее сторону. Вместо этого он постепенно замедлял ход коляски, пока наконец не остановил ее посреди дороги. Он молча сидел, не поворачиваясь, с вожжами в руках. Прошла целая минута, прежде чем он слегка наклонил голову.

– Я хотел принести свои извинения, но не знаю, с чего начать. Никогда в жизни я не вел себя так ужасно. Я не жалею о том, что искупал сэра Мэргейта в реке: он это заслужил, но мне очень жаль, что своими действиями я причинил неприятности – и немалые – вам и вашей семье. Если случившееся непереносимо для вас, я почту за честь все уладить.

Она не очень хорошо поняла, что он имел в виду. Если Эрон не сможет уладить то, что произошло, она сомневалась в том, что это сможет сделать кто-нибудь другой. Одно она знала твердо: граф Грейдон должен уяснить, что не может бороться вместо нее. Он не мог изменить существующего положения вещей или подарить ей способность разговаривать с такой легкостью, как другие. Даже если она станет его возлюбленной, он не сумеет оградить ее от пристальных взглядов и шепота за спиной.

Дотронувшись до плеча Грейдона, чтобы обратить его внимание, она твердо посмотрела в его полные раскаяния глаза.

– Эт-то м-моя п-проб-блема.

Он моргнул и сел очень прямо.

– Вам самой с этим не справиться, – сказал он. – Я согласен, что должен был найти более достойный выход из этой ситуации, но с вашей стороны было бы глупо даже пытаться делать это. Меня бросает в дрожь от одной мысли, что могло случиться, если бы этой грязной твари удалось завлечь вас одну в лесок. Вы не смогли бы даже позвать на помощь.

Она пробовала возразить, но он твердо покачал головой.

– Нет. Вы больше никогда не будете общаться с сэром Мэргейтом. Ни на одном приеме, на котором можете оказаться вместе. Вы будете держаться в стороне от него. Всегда.

Лили раскрыла золотой футляр, висевший на ее запястье, и вынула листочек, но Грейдон протянул руку и остановил ее.

– Не стоит спорить, Лили. Если вы не будете держаться подальше от Мэргейта по моей просьбе, я позабочусь о том, чтобы ваш брат повлиял на вас. А если я передам лорду Кардемору хотя бы половину того, что сказал мне этот наглец, будьте уверены, что вам придется немедленно собираться в Кардемор-Холл, а сэру Мэргейту сильно повезет, если к этому времени он еще останется в живых. – Сжав вожжи в кулаке, Грейдон сердито взглянул на нее. – Почему вы продолжали сидеть с этим типом, слушая его вздор, если прекрасно знали, что всего одно слово, один взгляд – и я бы оказался рядом с вами?

Ее горло так болело и горело, она была так напряжена, что каждое слово приносило ей острую боль.

– Эт-то н-не в-ваша з-заб-бота, а т-только м-моя!

Его красивое лицо окаменело.

– С этого момента нет. Впредь я не позволю вам попадать в такое положение.

Грейдон отвернулся, и они снова тронулись в путь, не проронив ни слова до самого Уилборн-Плэйса.

Не будь фаэтон таким высоким, уязвленная Лили выпрыгнула бы из него, чтобы лорд Грейдон не прикасался к ней. Но он взял ее за талию и поставил на землю, не отпуская рук.

– Лили, – сказал он нежным голосом, в котором слышалось такое раскаяние, что она не стала вырываться. – Вы не пригласите меня на несколько минут? Прошу вас. Я очень хочу объяснить вам, почему я…