Лили слегка содрогнулась и покачала головой. Она не могла заставить себя разговаривать с его близкими своим безобразным скрипучим голосом. Она могла позволить себе это только с ним. С другими ей легче было притворяться немой. Это доставляло боль, но гораздо меньшую, чем отвращение, которое вызывал у собеседников ее голос.

– Ну, раз вы не хотите разговаривать, я принес вам это. – Он достал из кармана один из ее маленьких золотых футляров для бумаги.

– О! – воскликнула она и нетерпеливо схватила футляр. Она страдала оттого, что не могла писать. Это был ее единственный способ общения со многими людьми и во многих обстоятельствах.

– Мне передала это леди Маргарет, когда приходила сегодня утром. Она не была уверена, что футляр разрешат оставить, если она отдаст его прямо вам. Боюсь, что все равно его придется прятать.

– С-спасиб-бо, – сказала она, привычно, без труда открывая изящный золотой футлярчик. – Я т-так ему рад-да.

– Вы лучше спрячьте его, пока к нам не нагрянули сиделки. Мне кажется, я слышу их шаги. Интересно, чем они закутают вас, моя бедняжка.

Уж действительно закутали так закутали, подумал Грейдон спустя несколько минут, наблюдая, как мать и сестры хлопочут вокруг девушки. Сколько одеял и подушек! Лили стала похожа на красивую пушистую мумию. Он сомневался в том, что она была в состоянии пошевелить рукой или ногой.

Мать и сестры расположились рядом со скамейкой на удобных стульях и защебетали все трое на свою излюбленную тему о прошлых и настоящих пациентах. Грейдон слушал, как всегда, с вежливым, но притворным интересом. Он попытался вовлечь в этот разговор Лили, но она, весело улыбнувшись ему из-под своих оберток, не произнесла ни слова. Мать и сестры, к его раздражению, относились к Лили как к красивой кукле, забывая, что она по-своему умеет общаться с окружающими.

Итак, он и Лили сидели рядышком на скамейке, молча улыбались и кивали, слушая болтовню дам. Это было приятно, хотя он надеялся остаться с Лили наедине. Ему требовалось всего несколько минут, но непременно сегодня. Две недели не такой большой срок, чтобы подготовить все к свадьбе. Лондон и так полон слухов и сплетен. В его собственном «Уайт-клубе» уже заключали пари – насчет Лили, его самого и, к большому сожалению, мисс Гамильтон.

Он нанес визит Фрэнсис три дня назад, приготовившись к самому неприятному разговору в своей жизни. Она, похоже, уже знала, о чем он собирался с ней говорить. И не только она, но и ее семья. Он сидел с ее родителями в их гостиной, поджидая Фрэнсис, чтобы пригласить ее на прогулку, и с молчаливым самоосуждением терпел их страдания. Зато он мог больше не беспокоиться о том, что разбивает сердце Фрэнсис.

Она была влюблена в Чарльза Кассина, который несколько недель назад, перед своим отъездом из Лондона, сделал ей предложение. Ей пришлось отказать ему потому, что она чувствовала себя связанной обязательствами, данными Грейдону. К тому же она опасалась гнева родителей.

– Понимаете, милорд, – сказала она ему, когда они катались по парку, – я собираюсь выйти за Чарльза замуж, если он еще этого хочет. Как раз сегодня я собиралась ему об этом написать.

Они расстались друзьями. У ее дверей Грейдон предложил зайти вместе с ней, чтобы объявить ее родителям о разрыве помолвки, но Фрэнсис сказала, что в этом нет необходимости.

Его мать и сестры вскоре ушли. Грейдон сел поудобней и взглянул на Лили. На ее лице были видны одни глаза, такие красивые, что он готов был смотреть на них весь день. Скорее всего, их дети тоже будут голубоглазыми. Светловолосыми и голубоглазыми.

Он раскутал Лили, сбросив на землю все подушки и одеяла и оставив ее в одной ночной рубашке.

– Разве вам теперь не удобнее? – спросил он. – Я вас заранее предупреждал, что мои домашние очень пылко относятся к целительству.

– Я б-благ-годарна им за т-то, чт-то он-ни сп-пасли мне ж-жизнь, н-но я х-хоч-чу дом-мой.

– Лили. – Он взял ее руку в свои. – Это ваш дом. – Он выдержал ее взгляд. – Вы мне дороги так, как никогда не была дорога ни одна женщина. И для меня не может быть большего счастья, чем видеть вас своей женой. Не окажете ли вы мне огромную честь, выйдя за меня замуж, Лили?

Она будто окаменела. Даже пальцы, которые он сжимал в своей руке, стали ледяными. Вдруг она стремительно встала и рванулась прочь от него, гневно выкрикнув:

– Н-нет!

Он тоже вскочил.

– Лили!

– Я н-не п-позвол-лю в-вам сд-делать эт-то! – Она вся кипела от гнева. – В-вам уг-грож-жал Эр-рон? – Она приложила ладонь ко лбу. – Уг-грож-жает вам?

– Нет, – ровным голосом ответил он. – Больше того, когда я сказал ему, что хочу на вас жениться, он ответил, что в этом нет необходимости.

Она покачала головой. Он быстро приблизился к ней, подхватил на руки и вернулся к скамейке. Когда она попыталась встать, он прижал ее крепче.

– Не надо создавать проблем, миледи. Графиня ни за что не выпустит вас больше в сад, если после сегодняшней прогулки у вас появится даже насморк. Когда-нибудь я расскажу вам все свои ужасные истории о том, как в детстве меня насильно удерживали в комнате из-за пустяков. Мы с вами никогда не будем так мучить наших детишек.

– М-мил-лорд, – сказала Лили холодно.

– Надеюсь, что у нас будет целый выводок. Детей, я хочу сказать. Обоего пола. В каком порядке они появятся, мне безразлично. Я не обеспокоен проблемой наследника в данный момент. Лили, любимая, вы так покраснели!

– Энт-тон-ни!

Он страстно целовал ее до тех пор, пока ее руки не обвили крепко его шею.

– Мне нравится, как звучит мое имя в ваших устах, – прошептал он и снова прислонился к спинке скамейки, держа ее в своих объятиях. – Я люблю сам звук вашего голоса. Вы не представляете, как он действует на меня. Я мечтаю слышать его утром, просыпаясь рядом с вами. Нет, не отворачивайтесь. Я вас смутил?

Она покачала головой.

– Ну, тогда как? Вы выйдете за меня?

– М-мисс Г-гам-мильтон…

– Я уже поговорил с мисс Гамильтон, и она пожелала нам счастья. Она искренне рада за нас. – Он хотел было рассказать ей всю правду, но сдержался. Выдавать тайну Фрэнсис нельзя, пока Кассин официально не объявит о своих намерениях. Кроме того, Грейдона мучило опасение, что Лили сама была влюблена в красивого, обаятельного мистера Кассина. У него в памяти еще было живо воспоминание о том, как она пылко целовала его руку.

Лили подозрительно и недоверчиво смотрела на него.

– Она рад-да?

– Я не лгу, Лили. – Он переплел их пальцы. – Неужели вы не можете ответить «да»? Неужели я такая плохая партия для вас?

Она высвободила руку и достала спрятанный золотой футлярчик. Она что-то долго писала, прежде чем отдала ему записку.

«Я не могу стать вашей женой, хочу я этого или нет. Мой голос, вернее отсутствие его, делает это невозможным. Вы же понимаете это?»

Он прочитал записку, сложил ее и сунул в карман. Он так давно не испытывал этого удовольствия – выуживать ее записки из своих карманов.

– Я не стану лгать и говорить, что не учел этого обстоятельства. Да, кое-какие трудности возникнут, но они преодолимы. Вы и я прекрасно общаемся, а слуг можно обучить. Я не буду требовать от вас выполнять функции хозяйки дома на званых вечерах, если вы этого не захотите. Я вообще не буду требовать от вас ничего, что идет вразрез с вашими желаниями.

«Но вам нужна именно такая жена, которая может выполнять функции хозяйки дома. – Она дважды подчеркнула слово «нужна». – Вам нужна такая жена, которая была бы вам помощницей, а не обузой».

– О, Лили, – нежно сказал он. – Вы никогда не станете мне обузой. Осчастливьте меня согласием, и я постараюсь стать образцовым мужем.

«О таком муже мне можно только мечтать, – написала она. – Энтони, вы только представьте, каково это будет и для вас, и для ваших детей. Жена и мать, которая даже за покупками не в состоянии выйти без переводчика! Вы отдаете себе отчет в том, насколько зависимой я буду от вас?»

– Отдаю, – ровным голосом сказал он. – Я постараюсь, чтобы вы этой зависимости не ощущали. И дети привыкнут. Из вас выйдет замечательная мать.