Рид совсем забыл, что, готовясь к дальней дороге, положил в книгу этот пропуск, который бережно хранил два года как реликвию русской революции.

Закордонных, но теперь уже не нарушителей, а товарищей, пригласили в избу, обогрели и начали угощать всем, что только нашлось на заставе. Один из бойцов долго тряс руку Рида, не зная, как извиниться перед иностранным коммунистом. Потом ему пришла в голову мысль подарить американцу красноармейский шлем и валенки. Их носил его друг, боец Федор Зуев, погибший в схватке с белогвардейцем. Он обычно сопровождал арестованных, отправляемых в Питер.

— Возьми себе на память, — смущенно сказал пограничник.

Антти и Матти не стали долго задерживаться. Поев и обогревшись, они отправились домой, довольные, что все обошлось так счастливо.

Рид пробыл на заставе до обеда. Отдохнул и отправился в путь. Начальник заставы дал ему в провожатые бойца Задорина, того самого, что сделал ему такой теплый в буквальном смысле подарок.

Они шли на лыжах по неровной тропе: впереди красноармеец, следом — Рид. Когда лес немного расступился, Задорин замедлил шаг и, поравнявшись с американцем, сказал:

— А ты смело держался. Ведь мог подумать, что шлепнут тебя, да и баста. На войне всякое бывает.

— И баста, — улыбнулся в ответ Рид, уловивший из всей фразы Задорина одно-единственное знакомое слово.

Поздно вечером вышли к железной дороге немного левее заснеженной станции Дибуны. На этом месте они попрощались. Задорин отправился в обратный путь на свою заставу, а Рид стал ждать пригородный поезд.

Впереди в прозрачном тумане угадывалось далекое полыханье множества электрических огней. Это был Петроград…

В красноармейском шлеме со звездой и в валенках Джон Рид приехал в Москву.

В первое время он жил в гостинице недалеко от Кремля. Но вскоре переселился в маленький деревянный дом на Грузинах.

Первая встреча с Лениным произошла в рабочем кабинете Председателя Совнаркома. За столом сидели несколько работников Коминтерна, а Рид все не решался начать разговор о разногласиях американских коммунистов. У Ленина усталый вид. Он еще не оправился как следует после ранения. Положение в стране трудное. Каждая минута вождя пролетариев принадлежала революции. Сегодня за столом шла речь о подготовке конгресса Коминтерна.

«Нет, сейчас Ленину не до меня», — думал Рид, глядя на сощуренные глаза Ильича, на его крупную, чуть склоненную набок голову.

Но Ленин запомнил встречу с неугомонным журналистом в дни Октября. Он хотел знать о последних событиях в Америке и пригласил Рида в гости, на свою квартиру в Кремле.

Все было просто в этой квартире: скромная мебель, старенькая, аккуратно заштопанная скатерть на кухонном столе и неровно светящаяся лампочка-пузырек над ним. Чай пили с колотым сахаром и с черным хлебом. Ленин угощал гостя и рассказывал, как вкусно пахнет настоящий ржаной хлеб, испеченный в русской печи. Ильич был весел и часто смеялся.

Но как только Рид стал говорить о разногласиях среди коммунистов Америки, с лица Ильича сразу исчезла улыбка. Чуть наклонив голову, Ленин внимательно слушал, потом встал, прошелся по комнате, подошел к Риду, сказал:

— Нужно объединяться. И чем быстрее, тем лучше. Единство коммунистов — непременное условие деятельности партии. Это архиважно. Обе партии стоят на позициях Коминтерна. Значит, разногласия могут и должны быть преодолены.

Он говорил доходчиво и понятно.

Ленин дружелюбно улыбнулся, сощурил в лукавой усмешке глаза и стал расспрашивать о недавней схватке американских коммунистов с социалистами.

Потом были еще встречи с Лениным. Владимир Ильич всегда был рад американскому коммунисту. Они говорили о многом: о мировом рабочем движении, о международном империализме, о Шаляпине, о волне судебных процессов над коммунистами, прокатившейся по многим странам Европы и Америки. По просьбе Ленина Рид написал для него записку о рабочем и коммунистическом движении в Америке. Затем большую статью об этом же в журнал «Коммунистический Интернационал».

Джон Рид решил пробыть в России еще несколько месяцев. Он настойчиво изучал самую необычную в мире страну. У него возник замысел еще двух книг о русской революции.[4]

Рид ездил на Волгу, в города Подмосковья, знакомился с молодежью. Он жил бедами и радостями советских людей. Как все, ел жидкую овсяную кашу, пил морковный «чай» без сахара, мерз и простужался. К нему привыкли у нас и считали своим.

Перед отъездом на родину Рид снова побывал в гостях у Ленина и получил от него предисловие к своей книге «Десять дней…».

Владимир Ильич писал: «…Эту книгу я желал бы видеть распространенной в миллионах экземпляров и переведенной на все языки, так как она дает правдивое и необыкновенно живо написанное изложение событий, столь важных для понимания того, что такое пролетарская революция…»

Вначале Рид хотел перейти северо-западный фронт, попасть в Латвию и оттуда морем пробираться в Америку. Он проехал на поезде до прифронтовой полосы, несколько километров прошел пешком и вынужден был вернуться обратно: впереди находились белогвардейские заставы.

Не добившись успеха, Рид решил пробираться на родину прежним путем — через Финляндию. На Карельском перешейке он беспрепятственно перешел границу, добрался до Або и пытался устроиться на пароход, уходивший в Швецию.

Его арестовали.

В камере финской каталажки задержанный числился под № 42. Тюремной администрации было известно, что он американский гражданин и коммунист Джон Сайлас Рид.

Узника содержали в сырой и грязной камере. Кормили тухлой солониной и сырой рыбой. На его теле стали появляться язвы и гнойники. Закровоточили десны, расшатались зубы.

Арестанта не трогали, не вызывали на допросы. А время шло… Он понял, что его не расстреляют финские белогвардейцы, а дадут возможность умереть «собственной смертью».

Рид догадывался, что чиновники из госдепартамента знают о его местопребывании и лишь делают вид, что им ничего не известно об аресте гражданина Соединенных Штатов в чужой стране.

В Финляндии и на этот раз нашлись верные друзья — среди них все та же леди Инкери. Они помогли спасти Рида.

По указанию Ленина через соответствующие органы было предложено обменять его на двух финских профессоров, арестованных за участие в антисоветском заговоре.

Говорят, что Ленин сказал так:

— За Джона Рида можно отдать целый университет…

Просидев несколько месяцев в финляндской каталажке, исхудалый, больной журналист через Эстонию вернулся в Советскую Россию. В Америке не нашлось места для «нежелательного» гражданина.

В Москве Рид с головой окунулся в работу. Он присутствовал на заседаниях Второго конгресса Коминтерна и был избран членом его Исполнительного комитета. Именно по инициативе Рида делегации обеих американских компартий уже на третьем заседании конгресса под аплодисменты всего зала сделали совместное заявление о своем объединении. И вместе с другими делегатами этому заявлению аплодировал Ленин.

Потом Рид ездил в Баку, на съезд народов Востока, а по возвращении в Москву он заболел брюшным тифом. В первое время он только отшучивался, не собираясь лечиться. Не предполагал, насколько серьезно его положение. По настоянию друзей журналиста положили в больницу.

17 октября 1920 года его не стало. Он умер в возрасте тридцати трех лет, так и не повидав больше Америки, «разлюбленной и любимой».

Джона Рида похоронили в Москве, на Красной площади, у кремлевской стены.