— На сегодня? — Гаврилов нехотя отвлекся от медленных послеобеденных мыслей. — На сегодня — никаких. День приезда, какая тут работа.

— У меня нет времени на дачную жизнь. Да и ваших денег жаль, — ответил Журавлев. Достал портсигар, придвинул к себе пепельницу.

— Ох, давайте поработаем. — Гаврилов тяжело вздохнул.

— Время — деньги, — сказал Кротов, поставив чашку — и разом стал собранным, как кошка, почуявшая под половицей мышь.

— Детальный план мероприятий составлять не будем. — Гаврилов потянулся. — Ух! Работать будем творчески, применяясь к изменениям обстановки. Для начала организуем оперативное проникновение в МИКБ. Времени мало, на мелочь пузатую силы тратить не будем, девочек-мальчиков навербуем по ходу дела. Вам, Кирилл Алексеевич, предстоит вербануть ключевую фигуру в банке.

— Надеюсь, не председателя?

— Он там ничего не решает, — усмехнулся Гаврилов. — Командует безопасностью в МИКБ некто Яровой. Из бывших ментов. Был бы из наших, можно было бы найти общий язык. Но с милицией нам связываться — себя не уважать, так, Кирилл Алексеевич?

— Ни фига не изменилось, — покачал головой Журавлев. Он еще помнил времена, когда конкуренция МВД и КГБ дошла до такого накала, что за несанкционированный контакт с работником милиции, пусть даже со старым школьным другом, любого опера ждала головомойка вплоть до увольнения. Пришло время, и МВД отыгралось за андроповские чистки, делегировав своего Баранникова во взятый демократическим приступом Большой дом на Лубянке. Большего унижения, чем Председатель из бывших ментов, для комитетских придумать было невозможно.

— Вот этому самому Яровому вы и устроите принудительную вербовку. Ибо по-хорошему он работать не станет. Еще не забыли, как это делается?

— Полжизни этим занимался. — Журавлев отхлебнул чай, отодвинул чашку. — Компра на него есть?

— Помилуй бог, а на кого ее нет! — деланно ужаснулся Гаврилов. — Даже Библия — сплошной компромат, если ее читать под нашим углом зрения. — Тогда — нет проблем.

— Но есть маленькая деталь. У Ярового в Москве сильные позиции. Так что делать его придется в Питере. Зацепки у меня там есть. Оперов дам, но делать Ярового будете сами.

— А меня в Питер не возьмете? — спросил с плохо скрытой надеждой Кротов.

— Увы. В Питер поедут Журавлев и Максимов.

А вы пока поработайте на даче. Тут и уход, и чистый воздух.

— Спасибо. — Кротов вздохнул. — Уж воздухом-то я надышался.

— А я, если позволите, пойду подышу. Спасибо Инге Петровне за обед. — Максимов встал. Пора было уходить, лишний раз демонстрировать повышенное любопытство не стоило. Придет время, прижмет, сами все расскажут. Тем более, во дворе наклевывалось что-то интересное.

Он уже давно наблюдал в окно за странными перемещениями Стаса. Сначала тот зашел за дом, потом выскочил из-за него, как ужаленный, и побежал к сторожке. Сейчас он шел через лужайку, на ходу привинчивая глушитель к стволу.

Он вышел на крыльцо и окликнул Стаса:

— Опять палить идешь? Не настрелялся?

— А? — Стас сбился с шага, машинально втянул ствол в рукав, но цилиндр глушителя все равно торчал наружу. — Дело тут у меня. Если хочешь, пошли, посмотришь.

— Растрясем жирок после обеда. — Максимов похлопал себя по животу, заодно отстегнув кнопку на кобуре, и легко сбежал по ступенькам. — Далеко идти?

— Да вон там эта крыса обретается. — Стас кивнул на маленький сарайчик за углом дома. — Блин, замочу урода!

Вдвоем они прошли по прибитой к земле крапиве к ветхому строеньицу. Тут же затрещали черные от времени доски двери и раздалось злобное рычание. Стас отпрянул, Максимов остался на месте;

— Ни фига себе крыса! Килограмм на сто потянет. Посмотрим?

— Сдурел, да? — округлил глаза Стас. — Это же кавказская овчарка! От нас только перья полетят.

— Серьезное дело. — Максимов сделал полшага вперед, и дверь чуть не слетела с ржавых петель от мощного удара. — О-очень серьезное. — Максимов вернул ногу на прежнюю позицию. Пес зарычал, но на дверь больше не бросался. — И за что его приговорили?

— Он, кобелина гребаная, чуть штаны одному хачику не порвал. Вместе с ногами. — Стас свободной рукой вытер пот с лица. — Гаврила тут приезжал с одним мужиком. Хе, и один кавказец чуть другого не загрыз! — Стас глупо ухмыльнулся. — Вот его, крысу, и заперли.

— И давно он в этом КПЗ торчит?

— С неделю, если не больше.

— Кормил?

— Не жрет, гад. — Стас сплюнул. — Гаврила сказал если к приезду гостей не образумится, мочить. — Стас перехватил пистолет двумя руками, стал медленно поднимать ствол. — Ща я его через дверь, гада.

— А если не через дверь? — спокойно спросил Максимов, покосясь на поднявшийся у плеча ствол.

Тупое рыло глушителя дрогнуло, потом поехало вниз.

— Это как?

— Очень просто. — Максимов понял, что стрелять тот уже не будет. Самый простой прием переключения внимания сработал на все сто процентов. — Запомни, убить можно только того, кто сам решил умереть. Иначе он убьет тебя — и будет прав.

— А как ты тут узнаешь? Мочить его надо, и делов нет.

— Сейчас спросим, хочет ли он смерти. — Максимов по-звериному потянул носом, принюхиваясь к острому собачьему запаху, идущему из сарайчика. — Отходи к стене дома и стой спокойно. Ствол убери. Не обижайся, но в него ты не попадешь, а мне голову снесешь точно.

— Крыша поехала? — Стас потянул Максимова за рукав. Тот повернулся. Что-то такое, наверное, появилось в лице Максимова, если рука Стаса безвольно упала вниз. — Блин, ну ты отмороженный, — протянул Стас.

— Иди. — Максимов отвернулся.

Дождался, пока не отшуршит пожухлая крапива под ногами Стаса, и сделал первый шаг вперед. Пес в сарае зарычал, потом клацнул зубами и притих.

«Приближаясь к зверю, будь максимально расслабленным. От тебя должна исходить спокойная уверенность в непобедимости. Ты не навязываешь бой, потому что сильнее, и зверь это поймет сам. Контролируй свой голос. Он должен быть низким и ровным. Если в тебе задрожит хоть струнка, голос выдаст тебя, и зверь, почуяв слабинку, моментально бросится. Не допускай даже мысли о броске на зверя. Он почует ее задолго до того, как ты осознаешь, что она пришла тебе в голову. Не заступай в зону его безопасности, нарушишь ее — сработает рефлекс, а он у зверя мгновенный. Пригласи его в свою зону. Это знак доверия сильного слабому, обещание защиты. Не бойся и не пытайся запугать. Страх — это смерть».

Он медленно двигался вперед, ощущая, как сжимается и вибрирует пустота, отделяющая его от сжавшегося перед прыжком зверя. Он слышал нервную дробь сердца, сдавленное дыхание через стиснутые и ощеренные до черных десен зубы, кожей ощущал жар от перегретой от напряжения шкуры. Нога замерла, не коснувшись земли, когда по телу зверя прошла тугая волна, еще мгновение, и живой комок плоти, обезумевший от жажды убивать, как ядро снес бы дверь.

— Сидеть! Сиди тихо, и я не причиню тебя зла. — Он не знал, произнес это вслух или только подумал, но тугая волна ушла из тела зверя. Он почувствовал, как у того «текут», расслабляются мышцы. — Сиди, сиди тихо и слушай. Если хочешь умереть, я убью тебя. Если хочешь жить, можешь жить рядом со мной. Мы не будем друг другу мешать и драться за еду. Ты получишь ее. Я стану делиться с тобой.

Он подошел вплотную к темным потрескавшимся доскам. Провел ладонью по шершавым бороздкам. Зверь отпрянул назад, шерсть на загривке встала дыбом, в глазах забились красные светлячки.

— Спокойно! Можешь стоять рядом со мной.

Зверь надсадно закашлялся, потом протяжно выдохнул, и из-под двери показались кончики передних лап.

— Вот так, — удовлетворенно подумал человек. — Запомни мой запах. Хорошо запомни! Потому что я сейчас открою дверь, и ты увидишь меня.

Максимов побелевшими от напряжения пальцами свернул замок вместе с дужками и осторожно потянул дверь. Мерзко, как ножом по стеклу, заскрипели петли. Момент был решающий, очумевший от темноты пес мог броситься на первого, кто попал в поле зрения.