Холодное, легкое, чистое пламя

Победы моей над судьбой.

Судьбу нельзя обмануть, тем более у нее ничего не вымолишь. Каждый должен прожить свою жизнь. Но как, прожив такую жизнь, выйти победителем? Сохранить достоинство. И талант. И чувство. Ахматова – великая женщина.

– Попробуй еще повести. Здесь неплохая дорога.

Я пересела на водительское место, продолжая думать о своем.

Страх, малодушие, погоня за сиюминутным счастьем – .такого полно в каждой жизни. А холодное, легкое, чистое – это для избранных. Я вдруг ощутила странное спокойствие, словно была причастна.

– Смотри, ты совсем не боишься, руля! – подбадривал меня Давид.

На обратном пути я несколько раз пробовала вести и убедилась, что научиться – задача выполнимая.

– В городе, конечно, совсем другое. Но поездим – привыкнешь.

У отеля, выйдя из машины, я столкнулась… с Галиной Васильевной. Директриса, как всегда разряженная в красное, внимательно посмотрела на меня, потом на «БМВ». Выражение лица у нее было как у глухонемой.

– Здравствуйте, – поздоровалась я.

Она еще раз пристально взглянула и неестественно быстро двинулась в глубь парка.

– Кто это? – спросил Давид.

– Аль Хабиб.

Какое это было чудесное путешествие! Сейчас, оглядываясь в прошлое, я понимаю: лучшие минуты жизни. И даже история с Аль Хабиб не омрачала их.

После Комарова мы отправились в Петербург и там долго катались по каналам, совершенно одни на маленьком катере. Побродили по Летнему саду, обедали в русском ресторане, где (Давид сказал, это единственное место) нам подавали запеченное мясо медведя. От шампанского на меня напал беспричинный смех, и я все норовила опять усесться за руль.

– Ну что, не можешь остановиться? – Давид растрепал мне волосы – видно ему тоже было весело.

А как хорошо после всех развлечений прийти в номер и остаться вдвоем!

Но все в этом мире имеет свойство кончаться. Первый раз в жизни мне не хотелось возвращаться домой. Правда, грела перспектива порулить.

В Москве лил дождь. Давид сразу уткнулся в какие-то бумаги, и я была даже рада возможности встать к плите. Вечером шофер привез сыновей, и мне вдруг показалось, что мы вообще никуда не ездили.

Через неделю меня пригласили в кабинет директрисы. Вежливо улыбаясь, она поинтересовалась моими успехами. Я поблагодарила.

– Сегодня отвезу в журнал вторую статью – «Опыт успеха на уроках развития речи».

– Я рада за вас, Марина. Вы творческий учитель, человек новой формации. Тем более мне грустно прощаться с вами.

– Прощаться? – не поняла я.

– В этом году вы выпускаете класс. А новый набрать не получается. Идут дети девяносто пятого, девяносто шестого годов. Кто тогда рожал?

– Что ж, в школе не будет первых классов?

– К сожалению, только один. Но работать в нем будет Валентина Петровна. О.на отличник просвещения, в школе сорок лет! Поймите, Марина, вы молодая, вам легче найти работу. У Валентины Петровны тяжелая ситуация в семье…

Прекрасная дама старательно подбирала слова. Видимо, люди Давида заодно вразумили и ее.

После уроков я поехала в «Школьную психологию». Редакция занимала две комнаты на втором этаже неприглядного здания довоенной постройки. Одна комната была заперта, а в другой сидела за компьютером бело-розовая Ольга Мальченко.

– Привезли статью? На дискете? Отлично! – Она приветливо улыбнулась. – А вас тут гонорар дожидается.

– Спасибо. – Я спрятала деньги в сумку. В прошлой жизни на них можно было бы устроить чаепитие и пригласить Изу – сумма была против ожиданий вполне приличной.

– Что вы так долго не приезжали? – спросила Ольга.

– В школе много дел. У меня ведь четвертый класс – выпускной.

– Вы с работы? Давайте кофе попьем. Как там у вас в школе? Какие новые веяния?

– Галина Васильевича рвется сотрудничать с лабораторией Рыдзинского. Мечтает превратить школу в экспериментальную площадку.

– Это, передайте, бесполезно. Борис Григорьевич пообщался с ней и говорит: «Сюда я больше не ездок!»

– Да я тоже там последние дни дорабатываю.

– Нашли что-то получше?

– Да нет. Ничего конкретного.

– А к нам не хотите?

– В лабораторию?

– В редакцию. Дел полно, а работаю я фактически одна. У Бориса Григорьевича руки не доходят.

– А что я должна буду делать?

– Редактировать. Пишут нам все, кому не лень! Иногда просто какие-то глупости. Иногда дельные вещи, но таким языком. Вот только что читала, какая-то тетка из Перми предлагает обратиться к ученикам с вопросом: что у мыша на заду?

– Хвост что ли?

– Мягкий знак! Ну что, хотите попробовать?

– Попробовать-то можно…

– Ну и отлично! – Она протянула дискету. – Вот вам статейка на пробу. Я переговорю с Борисом Григорьевичем и позвоню завтра-послезавтра.

Позвонила она в тот же день.

– Марина, Борис Григорьевич согласен. И больше, скажу вам, – обрадовался. Говорит, раз сама пишет грамотно, значит, и редактировать нормально будет. Вы посмотрели материл?.

– Еще нет.

– Давайте по возможности быстрее. А заявление напишете завтрашним числом.

– Так я еще из школы не уволилась.

– Все равно. Вы уже сотрудник редакции. Отредактируете статью – звоните сразу. Ну, всего доброго.

– Уволила тебя Аль Хабиб? – Давид невесело усмехнулся. – Надо бы разобраться.

– А зачем? Мне уже предложили работу в «Школьной психологии».

– И как же ты будешь писать в журнале, лишившись практики?

– Школ в Москве много. И в моей старой не было ничего особенного. Разве что Аль Хабиб…

У меня все не хватало времени прочитать статью. То проверка итоговых контрольных, то возня с документами и психологическими характеристиками учеников, то пробные экзамены в художественной школе у Илюшки. Но настал момент, я поняла, что дальше тянуть будет неприлично.

Статья была написана лозунгами, напоминавшими старое доброе советское время: развивать, повышать, улучшать. Зато какое значение имели примеры – по сути, фрагменты талантливых уроков! Как только до таких простых вещей я не додумалась раньше! Да это необходимо каждому учителю! Я попыталась набросать вступление к статье, стараясь как можно точнее сформулировать главные мысли автора.

Потом от компьютера заболели глаза – я распечатала свой текст, перечитала. Нет, все-таки чего-то не хватает…

Приближалась полночь, дети спали, Давид еще не вернулся с работы. Прихватив листки со статьей, я устроилась в кресле в столовой и только тут почувствовала, до чего устала.

Решила: ладно, статья не убежит. Выключила свет и стала думать о Давиде. Я любила просто думать о нем. В последнее время "мы так мало видимся – приходит поздно, не ужиная, ложится спать. А в июле вообще уедет на целый месяц! Как я буду без него?.. Жила же ты раньше без него!.. Неужели жила?!

Мне вспомнилось, как мы в первый раз целовались в прихожей моей квартиры на Чистопрудном. Какое это было оглушительное счастье!

Я закрыла глаза и попробовала представить ту сцену. Но почему-то увидела Ленку Власову, стоявшую в дверном проеме и скептически кивавшую: «Не надо разрушать чужие семьи!» Я крепче обняла Давида и тут откуда-то сверху услышала голос Дениса. От неожиданности я вскочила – листочки со статьей разлетелись по комнате.

– Ты что, нарочно спряталась?!

В комнате пылала люстра. Денис и Давид, встревоженные, стояли на пороге.

– Иди спать. – Давид ласково подтолкнул сына и, едва за ним захлопнулась дверь, подхватил меня на руки. – Марина!

Казалось, сон продолжается наяву. Я обвила руками его шею, прильнула щекой к щеке.

Не произнося ни слова, он понес меня в спальню…

– Что случилось? – спросила я, когда все было кончено.

– Я тебя потерял.

– Меня?!! Иголку в стоге сена!

– Я пришел – в квартире темно, тихо. Решил, что ты спишь, вхожу в спальню – кровать пустая…