— Засуньте это себе в трубку и выкурите, — сказал Кеньон отцу, скверно ухмыльнувшись. — Ну, что скажет коп из большого города?

— Где вы это нашли?

— На столе, когда прибыли сюда. За блокнотом — лицом к трупу.

— Странно, — пробормотал отец и взял у Кеньона коробочку.

Крышка — вернее, оставшаяся ее часть, лежащая на куске сундучка после того, как остальное было спилено, — прикреплялась к сундучку одной крохотной петелькой. Внутри ничего не было — внутренняя деревянная поверхность выглядела девственно-чистой.

Спереди на черной краске виднелись две выведенные позолотой буквы: «НЕ».

— Что, черт возьми, это означает? — Отец недоуменно посмотрел на меня. — Кто «он»?[21]

— Загадочно, не так ли? — улыбнулся Хьюм с видом человека, представившего на рассмотрение всего лишь симпатичную маленькую проблему.

— Конечно, — задумчиво промолвила я, — это может вовсе не означать «он».

— Почему вы так говорите, мисс Тамм?

— Я думала, мистер Хьюм, — отозвалась я сладеньким тоном, — что человек вашей проницательности должен с ходу видеть все возможные варианты. Будучи всего лишь женщиной…

— Вряд ли это важно, — прервал Хьюм, перестав улыбаться. — Кеньон тоже так не считает. Тем не менее нельзя упускать возможный ключ. Что скажете, инспектор?

— Моя дочь уже все сказала, — отозвался отец. — Это может быть всего лишь частью слова — первыми двумя буквами — и в таком случае не означать «он». Или же первым словом короткой фразы.

Кеньон насмешливо фыркнул.

— Вы проверили отпечатки пальцев?

Хьюм кивнул — он выглядел озабоченным.

— На коробочке только отпечатки Фосетта.

— А она была на столе, когда Кармайкл вечером уходил из дому?

Хьюм поднял брови.

— Вообще-то мне это не казалось настолько важным, чтобы спрашивать. Давайте позовем Кармайкла и выясним это.

Он послал подчиненного за секретарем, который появился с вежливым вопросительным взглядом и тут же уставился на деревянную вещицу в руке отца.

— Вижу, вы это нашли, — пробормотал он. — Интересно, а?

— Вы так думаете? — осведомился Хьюм. — Что вы об этом знаете?

— Это любопытная история, мистер Хьюм. Я не имел возможности рассказать вам или мистеру Кеньону…

— Одну минуту, — вмешался отец. — Эта штуковина была на столе сенатора, когда вы выходили из кабинета вечером?

— Нет, — улыбнулся Кармайкл.

— В таком случае, — продолжал отец, — вещица значила достаточно много для Фосетта или его убийцы, чтобы кто-то из них оставил ее на столе. Вам это не кажется чертовски важным, Хьюм?

— Возможно, вы правы. Мне это не пришло в голову.

— Конечно, мы не можем исключить, что сенатор достал вещицу, когда был один, чтобы взглянуть на нее. Тогда она, вероятно, не имеет отношения к убийству. Хотя я знаю по опыту, что, когда человек, которого прикончили, застав в одиночестве, что-то делает, это, как правило, связано с убийством. Мне кажется, безделушкой стоит заняться.

— Может быть, джентльмены, — вежливо предложил Кармайкл, — вы выслушаете меня, прежде чем делать выводы? Фрагмент деревянной коробочки неделями лежал в столе сенатора — в этом ящике.

Он обогнул стол и открыл верхний ящик. Содержимое было в беспорядке.

— Здесь кто-то рылся!

— О чем вы? — быстро спросил окружной прокурор.

— Сенатор Фосетт был фанатично аккуратен. К примеру, мне точно известно, что вчера ящик был в полном порядке. А теперь бумаги перемешаны. Он никогда не оставил бы их в таком виде. Говорю вам, кто-то рылся в этом ящике!

— Кто-нибудь из вас, олухи, шарил в столе? — рявкнул Кеньон на подчиненных.

Послышался хор отрицаний.

— Странно, — пробормотал он. — Я сам велел им не прикасаться к столу. Кто же…

— Похоже, что убийца, Кеньон, — отозвался отец. — Мы понемногу прогрессируем. Ну, Кармайкл, что же скрывается за этой нелепой вещицей?

— Хотел бы я знать, инспектор, — с сожалением ответил секретарь. — Но для меня это такая же тайна, как для вас. В том числе каким образом она сюда попала. Недели три назад коробочка прибыла в… Нет, пожалуй, лучше начать с начала.

— Только покороче.

Кармайкл вздохнул:

— Сенатор понимал, что ему предстоит серьезная предвыборная борьба, мистер Хьюм…

— Вот как? — Хьюм мрачно усмехнулся. — И что же он собирался предпринять?

— Ну, сенатор Фосетт думал, что ему как кандидату прибавит популярности, если он представит себя защитником местной бедноты. Ему пришла в голову идея устроить благотворительный базар, где плоды труда заключенных тюрьмы Алгонкин продавали бы в пользу безработных округа.

— Это уже разоблачила «Лидс икзэминер», — сухо прервал Хьюм. — Отбросьте несущественное. Какое отношение коробочка имеет к базару?

— Сенатор заручился согласием тюремного совета штата и начальника тюрьмы Магнуса, после чего посетил Алгонкин с инспекцией, — продолжал Кармайкл. — Это было примерно месяц назад. Он договорился с начальником, что ему пришлют сюда образцы тюремного производства для предварительной рекламы. — Секретарь сделал паузу, и его глаза блеснули. — Так вот в ящике с игрушками, изготовленными в тюремной мастерской, был этот кусочек сундучка!

— Откуда вы об этом знаете? — спросил отец.

— Я открывал ящики.

— И эта штуковина лежала среди остальных вещиц?

— Не совсем, инспектор. Она была завернута в грязную бумагу и адресована сенатору. В пакете лежала записка в конверте, также адресованном ему.

— Записка! — воскликнул Хьюм. — Но ведь это крайне важно! Почему вы не рассказали нам раньше? Где эта записка? Вы читали ее? Что в ней говорилось?

Кармайкл выглядел удрученным.

— Простите, инспектор, но, так как коробочка и записка были адресованы сенатору Фосетту, я не мог… Понимаете, когда я нашел пакет, то передал его сенатору, который сидел за столом и осматривал вещи, пока я открывал другие ящики. Я не знал, что было в пакете, покуда он не открыл его. Мне удалось заметить только адрес. При виде коробочки сенатор смертельно побледнел и вскрыл конверт дрожащими пальцами. Потом он велел мне выйти и остальные ящики открывал сам.

— Скверно, — сказал Хьюм. — Значит, вы понятия не имеете, где записка и не уничтожил ли ее Фосетт?

— Когда я отправлял ящики в городской офис благотворительного базара, то заметил, что в ящике с игрушками не было фрагмента сундучка. А потом, через неделю или позже, я случайно увидел его в верхнем ящике стола. Что касается записки, то я больше ни разу ее не видел.

— Подождите минуту, Кармайкл. — Хьюм шепнул что-то Кеньону, который с недовольным видом пробормотал какой-то приказ троим полицейским. Один из них тут же подошел к столу, присел на корточки и начал шарить в ящиках. Двое других вышли.

Отец задумчиво изучал кончик своей сигары.

— Скажите, Кармайкл, кто доставил этот ящик с игрушками? Вы, кажется, начали говорить об этом.

— Разве? Заключенные, которые пользуются доверием начальства. Естественно, я их не знаю.

— Ящик с игрушками был запечатан, когда заключенный передал его вам?

Кармайкл уставился на него:

— О, понимаю! Вы думаете, что посыльный мог открыть ящик и положить в него пакет по дороге сюда. Едва ли, инспектор. Печати выглядели нетронутыми — я бы заметил, если бы их ломали.

— Ха! — Отец чмокнул губами. — Это становится интересным, Хьюм. Тюрьма, а? Кажется, вы говорили, что эта штуковина не имеет значения.

— Я был не прав, — признался Хьюм; его темные глаза блестели по-мальчишески возбужденно. — А вы, мисс Тамм, тоже считаете это важным?

Снисходительность в его тоне заставила меня внутренне закипеть. Я выпятила подбородок и язвительно отозвалась:

— Уверена, мистер Хьюм, что мое мнение не имеет никакого значения.

— Ну-ну, я не хотел вас обидеть. А действительно, что вы думаете об этой истории с деревянным сундучком?

— Я думаю, — огрызнулась я, — что вы все абсолютно слепы!