— Они боятся тебя! — крикнул старый Куробо. Девушка Ньела и юноша Лога, что должен был стать очередной жертвой, глядели на него умоляюще — Кан опер подбородок на кулак и тяжело вздохнул:

— Хорошо. Если вы считаете, что я смогу стать щитом, охраняющим баш народ, я до конца дней моих останусь в Богонде.

Соломон Кан остался жить в Богонде в тени Ужаса. Люди здесь были добрые. Их природное жизнелюбие и веселость были подавлены долгой жизнью под властью страха, но теперь, с приходом белого человека, они зажили новыми надеждами. Сердце англичанина щемило от уважения, которым его окружили. Негры пели работая в поле, танцевали вокруг костров, провожали его взглядами, полными восхищения и обожания. Пуританина же мучила собственная беспомощность, он знал, что окажется плохой защитой, когда крылатые монстры посыплются с небес.

Но он по-прежнему жил здесь. Во сне он видел чаек, кружащих над скалами Девоншира, возносящихся в чистое голубое небо. А когда просыпался, зов неизведанных дальних стран разрывал ему сердце. Но он остался в Богонде и ломал голову, пытаясь отыскать беспроигрышный план истребления чудовищ. Часами он просиживал, опершись на трость ю-ю, надеясь, что черная магия придет на помощь оказавшемуся бессильному разуму белого человека. Но бесценный дар Н’Лонга ничем не мог помочь. Лишь однажды Кану удалось вызвать жреца, отделенного от него сотнями миль, но Н’Лонга сказал; он сможет помочь лишь тогда, когда против Кана выступят сверхестественные силы. А гарпии к таковым не относятся.

Кое-какие мысли были, но Кан отбросил их. Он думало какой-нибудь западне — но как поймать акаана в ловушку?

Рык львов служил мрачным аккомпанементом его тяжелым думам. На плоскогорье осталось мало людей, и сюда стали захаживать хищные звери, не боявшиеся ничего, кроме копий охотников. Кан горько усмехнулся. Огорчали его не львы — их-то можно выследить и убить поодиночке…

Чуть в отдалении от деревни стояла большая хижина Гору, где некогда собирался совет племени. Наверняка в ней хватало грозных фетишей — но жрец, безрадостно махнув рукой, пояснил: мощь магии фетишей велика, но только в борьбе со злыми духами. Против крылатых дьяволов из мяса и костей они бессильны.

Ужасные вопли вырвали Кана из сна без сновидений. У хижины страшной смертью гибли люди. Он всегда спал с оружием и потому не потерял времени на сборы. Выскочил наружу. К его ногам припал кто-то, обхватил их и забормотал. В полутьме Кан узнал молодого Лога — лицо юноши было страшной кровавой маской, тело обмякло вдруг. Из мрака доносились пронзительные крики, вопли, шум огромных крыльев, треск раздираемых крыш, демонический хохот монстров. Англичанин высвободился из мертвых рук и побежал на свет меркнущего костра. Он различал в ночи лишь мельтешение летучих силуэтов; твари носились в воздухе, перепончатые крылья заслоняли звезды.

Кан схватил тлеющую головню и ткнул ее в крышу своей хижины. Огонь высоко взметнулся, осветил все вокруг, и Кан застыл в ужасе. Пришла кровавая и страшная гибель. Крылатые вампиры летали по улицам, кружили над головами бегущих, разметывали крыши, чтобы добраться до охваченных ужасом жертв.

Сдавленно вскрикнув, англичанин очнутся от оцепенения, выхватил пистолет, выстрелил, и метнувшаяся было к нему крылатая гарпия с горящими глазами рухнула мертвой. Кан дико взревел и ринулся в бой. В его крови проснулась ярость предков — язычников-саксов. Ошеломленные и устрашенные, порабощенные долгими годами унижений и страха негры не способны были к организованному отпору. Большинство умирало безропотно, как овцы, и немногие, обезумев от ярости, пытались драться. Но их стрелы отскакивали от грубой кожи крыльев, а дьявольское проворство чудовищ помогало им уворачиваться от копий и топоров. Взлетая вверх, они избегали удара, а потом, спикировав, валили жертву на землю, где когти и клыки завершали кровавое дело.

Кан увидел старого Куробо — его прижали к стене хижины, но под ногами его лежал труп чудовища, оказавшегося недостаточно проворным. Двуручным топором вождь отбивался от полдюжины дьяволов, рубил со всего размаху. Англичанин метнулся ему на помощь, но его остановил тихий жалобный стон. Поблизости от него лежала Ньела — ее терзал огромный монстр. Гаснущий, молящий взгляд девушки искал белого. Выругавшись, Кан выпалил из второго пистолета. Вампир опрокинулся навзничь, трепеща слабеющими крыльями. Кан одним прыжком оказался возле девушки. Она поцеловала руку, поддерживавшую ее голову. И глаза ее закрылись.

Кан осторожно опустил тело на землю, поискал взглядом Куробо, но увидел лишь клубок вампиров, навалившихся на лежащего. Безумие обуяло пуританина. С ревом, перекрывающим шум резни, он ринулся в бой. Вскочил, выхватил шпагу и пронзил горло монстра, а когда чудовище рухнуло, извиваясь и вопя, обезумевший англичанин устремился на поиски новых врагов.

Повсюду в муках умирали жители Богонды, убегали, пробовали защищаться, а демоны гонялись за ними, как ястребы за зайцами. Люди прятались в хижинах. Монстры срывали крыши или выламывали двери. К счастью, происходившего внутри Кан не видел. Охваченный ужасом и безумием, англичанин был убежден, что это он стал виновником трагедии. Поверив в него, негры перестали приносить жертвы, вышли из повиновения своим страшным владыкам, а теперь несли за это кару, и Кан не смог их уберечь. Горькой чашей стали для него полные муки глаза негров. В них не было ни гнева, ни жажды отмщения ему, только боль и немой укор — он был их богом, но не сумел их защитить.

Он бежал по деревне. Монстры, завидев его, бросали своих покорных жертв и пытались ускользнуть. Но скрыться от Кана было нелегко. Сквозь застилавшую ему глаза багровую мглу (ее причиной был не пожар) он разглядел, как гарпия, схватив обнаженную женщину, впилась в нее волчьими клыками. Кан сделал выпад, вампир, бросив вопящую жертву, взмыл вверх. Англичанин отшвырнул шпагу и прыгнул, как кровожадная пантера, вцепился врагу в горло, оплел ногами его тело.

Он снова сражался в воздухе, на сей раз над крышей хижины. Страх парализовался холодный умишко гарпии, она и не пыталась вцепиться ему в горло, силилась лишь вырваться от безмолвного врага, чей кинжал раз за разом впивался ей в тело. Она дико верещала и била крыльями, но острие нашло ее сердце, и гарпия рухнула наземь.

Крыша смягчила их падение. Кан и умирающая гарпия пробили ее и упали на извивающиеся тела. Отблески пожара озаряли хижину, и при слабом свете англичанин увидел окровавленные клыки в разинутой пасти, карикатуру на человеческое лицо, еще хранившую жизнь. Он выплыл из лабиринта сумасшествия, его стальные пальцы сомкнулись на горле монстра, их хватку не смогли разомкнуть ни когти, ни удары крыльев. Пальцы он разжал, лишь ощутив, что жизнь покинула монстра.

Снаружи продолжалась резня. Кан вскочил, ощупью нашел какое-то оружие и выбежал на улицу. Гарпия попыталась взлететь из-под самых его ног, топором — это оказался топор — Кан опрокинул ее, и она рухнула замертво. Кан побежал дальше, спотыкаясь о трупы, вопя в бешенстве.

Вампиры улетали. У них пропала всякая охота драться с этим белокожим безумцем, еще более страшным в своей ярости, чем они. Но гарпии уносились в ночное небо не одни. В когтях они держали кричащих жертв. Кан, сжимая окровавленный топор, метался во все стороны, но наконец остался один в заваленной трупами деревне. Закинув голову, чтобы послать кружащим над ним монстрам свои проклятья, он ощутил, как на лицо ему падают теплые капли. Высоко в ночном небе слышались предсмертные вопли людей и хохот вампиров. Кана покинули последние проблески здравого рассудка: в ночи раздавались отголоски кровавого пиршества, с неба падал кровавый дождь, а Кан бормотал что-то несвязное, время от времени разражаясь воплями.

Чем он выглядел, спотыкаясь о кости и черепа, как не символом человечества — с бесполезным топором в руке, выкрикивая ужасные проклятья могучим крылатым демонам ночи, демонически хохотавшим над ним и заливавшим ему глаза кровью жертв?