"Слава Богу, не застала с Ингрид". — Подумал он. Полностью проснувшись, чувствовал себя скверно. Мучил стыд, чувствовал себя предателем. "Марику люблю, как еще никого в жизни и изменил… Но ведь, правда, все случилось не по моей воли…" Схватил её в объятия и принялся целовать.

— Прости, что-то нашло, никогда еще не спал так крепко.

— Распрощавшись с Ингрид и тобой, у себя в номере решила несколько минут полежать, пока она уйдет, и задремала. Минуты растянулись на часы. Зашла к тебе, а ты "дрыхнешь без задних ног", как читала в одной русской книге. Пыталась разбудить, ты ворчал, отворачивался.

Поняла, тебе не до стриптиза. Обиделась, но возвратиться к себе уже не было сил. Очень устала за вчерашний день и заснула.

— Не забыл, что обещала продемонстрировать стриптиз в замедленном темпе. Ожидая, уснул, — соврал Сева.

Марика подняла простыню, приподнялась, сняла ночную рубашку. Что собиралась делать дальше, Сева не стал ждать, жадно набросился на зовущее тело.

Встретившись на следующий день, Ингрид вела себя, словно между ними ничего не произошло. Позже, уже в Германии, спустя время, оказались вместе в ночном клубе, она выбрала момент, когда не было рядом Марики, легонько прикоснулась, и в его руке оказался листок с телефоном.

— Буду рада, если позвонишь, — улыбаясь, не громко произнесла она.

В первую секунду Сева хотел порвать бумажку, сказать, что та ночь была предательством, раскаивается в своей ошибке. Вслух сказал:

— Не знаю. Вряд ли.

— Буду ждать звонка, — уверенно сказала она и повернулась к соседке по столу.

Листок с телефоном Сева куда-то засунул и потерял. Позвонить Ингрид желание возникло лишь дома в Стародубске, когда посыпались неприятности. Немецких постельных подруг Сева долго еще вспоминал в первые дни близости с Леной. Такой раскованности, свободы в сексе, какую показали немки, у него не было с Леной и через десять лет, было большее — любовь и взаимопонимание.

***

Рассказывая жене Лондонскую эпопею, Сева признался, что полетел без Амалии, с новыми друзьями. Что все время проводил с Марикой, конечно умолчал, зато подробно описал реакцию англичан на сеанс стриптиза.

— В Альберт-холле, в ресторанах и на стриптизе за тебя платила вторая переводчика, как ты назвал мне статус Марики? — спросила жена с поддевкой. Как ни старался Сева, сердцем женщины Лена почувствовала, Марика была больше чем переводчица. — Не стыдно, женщина за тебя платила?

— Во-первых, отец дал ей на мои расходы, во-вторых, у меня были пластиковые карточки. Я не знал языка, не мог спросить, как ими пользоваться, сколько следует заплатить, естественно, отец это возложил на переводчицу. В Германии изредка я доставал карточку, хотя обычно рассчитывалась везде Амалия.

— Интересно, не существовало еще Интернета, а ты пользовался пластиковой карточкой. В семьдесят третьем году существовали "YISA" и "Mastercard"?

— Не знаю, какие действовали карточки и как их проверяли. Мне отец на второй день дал "Americard" и "Diners Club". Сказал, что в любом магазине и ресторане какую-то из них обязательно примут в оплату, и несколько сот марок мелкими купюрами, я их так и не использовал, привез в Стародубск, обманул таможенников.

— Куда потом дел марки?

— С ними целая история. Как-то прихожу в гости к Юрке с Галей в новых джинсах. Они, как теперь говорят, увидели — и в полный отпад. Внимательно рассматривали швы, заклепки, лейб. Стало стыдно, что не догадался привезти всем по паре. В американской зоне оккупации джинсы стоили очень дешево! Накануне в потайном кармане пиджака нашел спрятанные марки, пересчитал — семьсот девяносто с чем-то еще. Говорю, ребята, завтра едем в областной город, в "Березку". Всем куплю по паре джинсов. Уезжал, спешил, некогда было подумать о подарках. Едва уговорил — отказывались, я объяснял, что мне нечего делать с марками. В общем, в субботу поехали впятером: я, Юрка, Галя, их ребятишки. Едва подошли к прилавку, откуда не возьмись мужчина в штатском.

— Откуда валюта?

— Привез из Германии, говорю. — Он недоверчиво посмотрел на меня и спросил: из ФРГ? — Да, говорю, из Бонна. Завели нас кабинет, там два милиционера. Приняли за валютчиков и пригласили всех ехать с ними в милицию. Я пытаюсь объяснить, что ездил в Германию и привез деньги от отца. Они не верят, звонят в отделение, вызывают воронок. Галя спрашивает, детей тоже в милицию заберете?

— Всех, — отвечает один из милиционеров. Второй, подумав, попросил Галину оставить паспорт и разрешил с детьми уйти. Сказал, что вызовут. Паспорта у Гали не было.

Меня неожиданно осенило. Достал старую записную книжку, где был телефон кэгэбэшника, что инструктировал меня перед отъездом. Спрашиваю директора магазина разрешения позвонить в КГБ, они подтвердят, что ездил в ФРГ.

— Не валяй Ваньку! — возмутился милиционер. — Даже если ездил, валюту обязан был сдать. Не бери на понт. Никуда ты не позвонишь.

Я распсиховался.

— Вы не понимаете, в какую историю влипаете! Не переговорю с товарищем из органов, позвоню в Москву журналистам немецких газет. Скажу, отобрали деньги, и грозите посадить. Хотите, чтобы завтра немецкие газеты раструбили всему миру? Вам нужен, международный скандал? Вид у меня, очевидно, был достаточно самоуверенный.

Милиционер, смилостивившийся освободить Галину с детьми, оказался более сообразительным и сказал товарищу: позвони сам, узнай, что за номер. Позвонили, ответила дежурная, сказала, что товарища Борисова нет, сегодня суббота, спросила, что передать?

В итоге, марки вернули, переписали данные моего паспорта и Юрки, и мы пошли в зал, взяли две пары взрослых и две пары детских джинсов. Остались марки еще пар на пять. Потратил их потом на всякую ерунду. В дальнейшем при посещении "Березки" больше не задерживали.

— А пластиковые карточки куда дел? — спросила Лена.

— Оставил в Германии. Я и деньги оставил бы, не помнил, что в потайном кармане лежат, собирался очень быстро. Самолеты в Москву из Кельна летали не регулярно и меня отправляли посольские. Позвонили в последние минуты.

— Попутешествовал ты! Меня возил лишь в Болгарию и Польшу, — обиженно заметила Лена. — Теперь понимаю, почему тебя за границей ничто не удивляло и не смущало. Снова отвлеклись, рассказывай дальше, что-нибудь полезное делал у отца или лишь развлекался?

— Меня развлекали. А полезное… Язык немного подучил. Увидел, как можно жить, когда не контролируют каждый шаг и приветствуют инициативу.

— Что ж тогда не остался!

***

Из всего, что окружало Севу, наибольшее удовольствие доставлял бассейн. Счастливая возможность в любую минуту порезвиться в воде, поплавать, понырять. Вернувшись из Лондона, в первый же день поспешил в бассейн. Наплававшись вдоволь, собрался уходить, когда подошла Амалия, спросила о планах на день, не требуется ли помощь. Он поднялся на бортик.

— Никогда не видел тебя в бассейне. Не любишь воду? Раздевайся, поплаваем. Заодно посмотрю, как выглядишь в купальнике.

— Нормально выгляжу. Мужчинам нравлюсь, — она улыбнулась. — Я душ принимаю.

— Не понимаешь настоящего удовольствия! Разве сравнить с душем! Душ хорош после бассейна.

Амалия ничего не ответила. Ее часто бесило Севино непонимание очевидных истин, которые давно следовало бы знать. Объяснить их долго не решалась. Сейчас неожиданно для себя не сдержалась.

— Ты будущий хозяин, я, — она на миг замолчала. — Служащая в доме всего-навсего. Не ровня тебе, неужели не понимаешь! Марика — иное дело.

— Если будущий хозяин, считай, разрешаю пользоваться бассейном.

— Сева, Сева… Столько времени у отца, и всё не разберешься, кто есть кто. Язык со временем выучить, верю, а понять жизнь… — Она не договорила. — Я пойду?

Ответы Амалии озадачили Севу.

— Иди, конечно, и улыбнись! — Он поднялся и начал растираться. — Ты права, не могу привыкнуть к здешним нравам. Твоим подобострастным взглядам. Можно г-н Клуге, позвольте г-н Клуге. Какой я тебе господин?